ен, учёба — важна. И работать тебе не придётся. У нас есть средства. Томас позаботился о тебе. Оставил тебе приличный счёт. Да и фирма...
Он запнулся. Что-то подспудное мелькнуло в его глазах — то ли страх, то ли усталость, то ли горечь. Всё вместе.
— Придётся мне взять всё на себя... но я подумал... — он замялся, глядя ей в глаза. — Подумал, что ты могла бы помочь мне. Скоро и моё время подойдёт.
— НЕ-ГОВОРИ-ТАК! — вскрикнула Джессика, ладонями зажав уши. — НЕ СМЕЙ!
Китти, кошка, сидевшая на подоконнике, тут же шмыгнула из комнаты. Даже животное поняло, что сейчас рушится что-то важное.
— Когда приступим? — спросила она глухо.
— После оглашения завещания. Но не об этом речь. — Его голос был странно тихим. — Ты узнаешь всё в день своего рождения. Я только хочу, чтобы ты знала — ты особенная. И это одновременно дар… и проклятие.
— Дедуля, ты слишком много смотришь телевизор. С твоими "Сверхъестественными"...
— НЕ СМЕЙСЯ! — рявкнул он так, что даже стол задрожал. — Никогда не смейся над тем, чего не понимаешь.
Он встал. Лицо каменное, глаза — будто два льда. Но внутри горел огонь.
— Очень скоро ты поймёшь. А пока — отдыхай. Набирайся сил. Ты должна быть здорова и сильна к приезду адвоката. Я пойду отдохну.
Она осталась одна. Дом затих. В его старинных стенах эхом звучали её мысли. Молчаливый мрак, резной деревянный потолок, старый камин с семейными фото, и лёгкий запах сирени от старой вазы на столе — всё будто бы давило на неё своей прошлостью.
"Он не вечен…"
Мысль ударила, как пощёчина. Боль, ледяная, резкая, расползлась по телу. Джессике стало пусто, словно кто-то вырезал из неё душу. Скальпелем. Холодно. Тихо.
Она взяла старое фото отца — чуть замятое, потертое. Пальцы дрожали. Запах его одеколона, смех, взгляд — всё, что осталось, — в этом снимке. И слёзы. Беззвучные, тихие, пронзительные. Она плакала, прижав снимок к губам.
— Почему ты не рассказал мне правду… — шептала она.
"Я должна быть сильной", — напомнила себе она. — "Для него. Ради него. Что бы ни задумала эта сука-судьба, никто не увидит моих слёз. Никогда. Слёзы — для ночи."
---
Уже на следующий день в доме зашуршала молния на кожаной папке. Дерек, трясущимися руками, развернул злополучный конверт. Он знал, что это. Предчувствовал.
Сердце сжалось, перехватило дыхание, как будто кто-то вонзил нож прямо в грудь.
Уважаемый мистер Дерек Нортон!
Смеем Вас уведомить…
Он не дочитал. Скомкал письмо, швырнул в угол, вскочил, опрокинул стул.
— Скоты! Мрази! Она ведь ещё ребёнок! — Его голос сорвался на хрип. — Твари! Мой сын не умер. Его убили. И вы это знаете! Знаете!!!
Он рыдал. Старик. Солидный, железный, нерушимый. Он плакал. Как отец. Как дед. Как человек, которого сейчас ломали.
И всё же, когда слёзы высохли, пришёл холодный, расчётливый ум. Он начал думать. Быстро. Чётко.
— Бедная Джесс… — прошептал он, закрывая глаза. — Ты не готова к этому. Ещё нет.
Он знал: придётся подготовить её. Обучить. Укрепить. Сломать — чтобы потом выковать заново. Иначе она погибнет.
Он встал, вытер лицо. В глазах мелькнул огонь — не угасший, нет, только разгорающийся.
Он уже знал, что делать.
Первое звено — перекрыть кислород этим "друзьям"...
Глава 2
Волк во сне
Ночное озеро дышало темнотой. Его гладкая, как стекло, поверхность не отражала луны — словно само небо боялось смотреть в эту бездну. Ветер шептал сквозь кроны ивы, раскачивая её ветви, похожие на тонкие пальцы ведьмы.
Джессика стояла у воды, в длинной белой ночной рубашке. Её босые ступни вгрызались в сырую, холодную землю. Рядом — дом. Но он казался пустым, забытым, поглощённым тенью.
Она не понимала, почему здесь. Всё казалось знакомым и чужим одновременно, как если бы кто-то вложил этот сон ей в голову.
— Джессика… — раздалось позади.
Голос деда. Узнаваемый и… изменённый.
Она обернулась — и сердце остановилось.
Дед стоял среди деревьев. Его силуэт дрожал, искажался. Его лицо было… не его. Черты поплыли, как в зыбком отражении воды. Глаза стали чёрными, как смола, а из спины начали расти волчьи лопатки. Кости хрустели, извиваясь.
— Не бойся… — выдохнул он. — Смотри.
С ней что-то происходило. Она хотела убежать, но ноги не слушались. Волна ужаса накрыла с головой, от пальцев до сердца.
На её глазах дед превратился в белого волка. Он был огромен. Его шерсть искрилась серебром, глаза горели разумом. Но в этой разумности было нечто древнее и дикое, что не поддавалось человеческому пониманию.
Волк приблизился и лизнул ей ладонь. Холодно, как лёд. Мир потемнел, будто ночь сомкнула свои лапы вокруг неё.
И в этот момент…
Она проснулась.
Резко села в кровати, как вынырнувшая из воды. Её трясло. Тело было горячим, лоб — в испарине, а сердце колотилось так, будто выдержало войну. Комната — её комната — внезапно показалась чужой.
Тишина была ненормальной, давящей. За окном — дождь. Он бился о стекло, словно что-то хотело проникнуть внутрь.
Она поднялась, дрожа, подошла к зеркалу. Белое лицо, слипшиеся от пота светлые волосы, огромные глаза.
Это был сон… или послание?
Она почувствовала, как внутри неё будто разверзлась память, не её, но родовая. Что-то старое, дикое, чужое.
Спустилась вниз. Лестница скрипела. В кухне — свет. Там, за столом, сидел дед. Как обычно. Как будто ничего не произошло.
— Ты бледная. Плохо спала? — спросил он спокойно, даже слишком.
Она не ответила. Только подошла, обняла его крепко-крепко. Он осторожно прижал её к себе.
— Мне снился ты… ты был… волком, — прошептала она, и голос её сломался.
Он не удивился. Даже не шевельнулся. Только мягко вздохнул:
— Значит, получилось. Я боялся, что ты не выдержишь. Сон — это самый безопасный способ показать тебе, кем я являюсь.
— Это был не просто сон? — прошептала она, отпрянув. — Ты... ты показал мне это?
Он кивнул.
— Через кровь. Это древняя связь. Я не мог ждать. Ты уже начала меняться. Ты чувствуешь? Этот страх, дрожь, будто мир от тебя отдаляется? Это твоя природа просыпается.
Джессика села напротив, дрожащими пальцами сжимая чашку.
— Почему ты не сказал раньше? Почему всё так скрытно? Почему я?!
— Потому что ты — Нортон. Потому что у тебя внутри есть нечто, что не даётся всем. Ты чувствуешь силу, но ещё не знаешь, как её использовать.
Она смотрела в его глаза, и волк, которого видела во сне, по-прежнему жил в них — сдержанный, дикий, мудрый.
— Я… я хочу знать больше. Я хочу быть частью этого. Только… — она выдохнула, — мне страшно.
— Это нормально. Страх — твой первый наставник. Не бойся его. В клане ты узнаешь правду. О себе, о нас, о проклятии, что тянется по крови.
Он встал. Подошёл к ней.
— Пойдём. Сегодня ты увидишь, кем можешь быть.
Она кивнула. В этот раз — уже без слёз.
Потом, стоя под горячим душем, она долго смотрела в стену, пока вода стекала по телу. Сердце всё ещё скакало.
Но в ней уже зародилось нечто новое.
Сила. Решимость. Судьба.
Она прошептала самой себе:
— Что бы ни случилось… я — Нортон. А Нортоны не бегут.
Глава 3
Дом, в котором никто не спит
Утро было чужим.
Сквозь пыльные занавески пробивался серый свет — не солнечный, не бодрящий, а будто выжатый из неба. Воздух казался затхлым, как в запертом сундуке прошлого. Джессика сидела на кухне, обхватив ладонями кружку с горячим кофе. Из динамика старенького проигрывателя доносилась Дебюсси — утешительный звук, который она включала, когда внутри разрывалось от боли, и ничего, кроме музыки, не могло спасти.
Она не чувствовала вкуса напитка. Просто пила, чтобы не дрожать. Чтобы не умереть от холода, что гнездился внутри, с тех самых пор, как не стало отца.
“Сердечный приступ” — плевок в душу. Он был силён, здоров, упрям как бык. Его невозможно было сломать. Только убить.
Её хобби когда-то спасало её — рисование углем. Тонкие линии, чернота на белоснежной бумаге. Она могла часами вырисовывать чью-то улыбку или пустоту в глазах. Сейчас на холсте, что стоял в углу кухни, был лишь силуэт — не человека, а чего-то звериного, спрятавшегося в тени. Глаза. Белые, мертвые. Она не помнила, когда начала рисовать именно это.
Пахло корицей — на тарелке лежали булочки, свежие, только из духовки. Руки сами двигались. Деду — кофе, немного молока, как он любит. Себе — горький, как ночь без снов. Только вот сны вернулись, и каждый раз она просыпалась в холодном поту, с ощущением, что кто-то зовёт её по имени из-под земли.
Она подносила поднос к двери в кабинет, как вдруг...
Щелчок. Тишина. Затем чей-то тихий, рваный смех за её спиной.
Обернулась — пусто. Только портрет отца на стене, будто уставился прямо в душу.
Она быстро тряхнула головой, отгоняя наваждение.
— Соберись.
В кабинет деда вошла с гордо поднятой головой, хотя губы дрожали.
— Джесси, ты читаешь мои мысли, — обернулся он, бросив взгляд на поднос.
— Ага. — голос сорвался. — Давай уже... показывай своих “претендентов”.
Он выложил перед ней стопку фотографий. С десяток глаз уставились на неё с глянцевых снимков — мужчины, каждый с историей, с маской на лице.
— Они все хотят тебя. Все, кроме одного.
— Думаешь, им не плевать? — голос был чужим, колким. — Я для них — имя, наследство и...
— Один из них не такой. Альфред Ленг.
И в тот момент, как дед подал ей его фотографию, что-то дрогнуло внутри. Будто из глубины памяти вынырнула фигура в темно-синем костюме, с глазами — цвета расплавленной карамели. Человек с глазами, в которых было… движение, сила, и... боль.
— Он может быть и ягуаром, и орлом, — прошептал Дерек, — и он единственный, кому плевать на твоё состояние. Но он не просто человек. Он может открыть тебе двери, которые до этого были закрыты.