Борис ЦехановичКто служил в армии, в цирке не смеётсяСборник рассказов
Из сборника рассказов «Куда уехал цирк…?»
Французская делегация
— Товарищи офицеры, — заместитель командующего округом требовательным взглядом оглядел строй офицеров, — сейчас идём по маршруту движения делегации и на всё, что мы тут настроили и сделали, смотрим глазами французов, чтобы всё выявленное сразу же исправить.
Сказал и пошёл, а за ним мы. Надо сказать, что за эти две недели мы честно выложились и теперь не стыдно было показать военной делегации французов кусочек российской армии. Или вернее сказать — не показать, а пустить «пыль в глаза». 1993 год, нищая страна, такая же нищая армия, которая держится исключительно на патриотизме и голом энтузиазме офицеров и солдат. Многомесячные невыплаты денежного содержания офицерам и прапорщикам… Отсутствие ГСМ и как следствие минимальная и не эффективная боевая подготовка и много, много чего другого, о чём не хотелось, чтобы знали хотя бы и французы. Я был старшим от нашего 324 мотострелкового полка, который выполнял часть своих мероприятий по показухе.
Мы медленно прошли весь маршрут и честно попытались поглядеть на всё это глазами иностранцев, совершенно далёких от наших проблем и для которых мы совсем недавно были грозным и потенциальным противником. Но всё было выполнено до точки и нам не было стыдно за проделанную работу. Чистота, порядок, что положено подкрасить — подкрашено. Заштукатурить — оштукатурено. Снег, вдоль дорог и дорожек, аккуратно и ровно подрезан. Так что — волноваться было незачем.
Сейчас был март, а летом прошлого года приезжала немецкая военная делегация. Но там показуху устраивали на учебном центре, типа — вот так у нас проходят занятия по боевой подготовке. Была и наша офицерская точка на самом краю стрельбища. Выложили полтора десятка пистолетов разных систем и мы изображали стрельбу. Надо сказать изображали практически — три дня с утра до вечера стреляли из всех видов и типов. Про «Стечкина» и «Макарова», я вообще не говорю. Со складов привезли два нагана — солдатский и офицерский. Солдатский несколько большего размера и после каждого выстрела курок нужно было взводить большим пальцем, а офицерский — самовзвод и более изящный, если так можно было выразиться. Маузер, кольт, вальтер какой-то, парабеллум и куча других марок. Это была точка 324 мсп. Вот уж тогда мы настрелялись. До одури. Но самое эффектное действо и фишка была в другом. Идёт немецкая делегация из двенадцати человек по центральной дороге, вдоль стрельбищ, где всё происходит в динамике. Их сопровождает генерал, с гордостью рассказывающий, что так у нас каждый день. Хотя эта была наглая ложь, но во благо… А напротив центральной вышки, через дорогу травяная поляна метров сто пятьдесят на сто пятьдесят. Даже трава самодельной газонокосилкой ровно подстрижена и само поле абсолютно ровное. А фишка в том, что на этом поле лежат замаскировавшись 100 разведчиков. И вот немцы идут, с любопытством смотрят по сторонам, а тут с воем взлетает химическая ракета, откидывается маскировка и на поле неожиданно появляются 100 солдат, с криком «Ураааааа…» бегущих в атаку на делегацию и стреляющих на ходу холостыми патронами. Очень убедительно и эффектно. Как генерал потом рассказывал, немцы даже растерялись от неожиданности. Только что чистое поле в десять секунд заполнилось стреляющими и атакующими солдатами.
— Они чуть Хенде-хох не сделали…
До нас они тогда так и не дошли.
После контрольного прохода мы собрались в тактическом классе штаба дивизии.
— Ну что, товарищи офицеры, заметили? Какие недостатки?
Генерал смеющимся взглядом смотрел на нас, переглядывающимися между собой.
— То есть ничего…, — полувопросительно и полу утвердительно произнёс он и констатировал, — что значит служите вы внизу и в политесе ни хрена не соображаете. А вот я заметил… Снег у вас грязный и чёрный. А он в представлении французов, да ещё на Урале — должен быть белым и чистым. И асфальт перед казармой разведбата? Ну… он чистый, но серый. А он должен быть чёрным.
Командир дивизии, подспудно ожидавший охеренного недостатка, слегка расслабился и недовольно пробурчал:
— Конечно, грязный. У нас за забором целая ТЭЦ стоит, весь район теплом и горячей водой обеспечивает, а топится она на уголёчке и как ветер в нашу сторону, так всё тут сажей угольной засыпает… Что от нас хотите? Уж какой есть…, — командирским чутьём мигом поняв, что к утру от него потребуют чистый снег и чёрный плац.
Он не ошибся. Зам командующего многозначительно поднял указательный палец вверх и назидательно произнёс:
— Вот в этом и заключается искусство и талант командира — «Находить эффективные решения в самых неожиданных ситуациях». — Сказав такую «вумную вещь», убыл в штаб округа, оставив нас искать в наших бестолковых головах это «искусство» и «талант».
Честно говоря, насчёт плаца никто особо не заморачивался. В тактическом классе сидели не зелёные лейтенанты, а служившие очень долго и видевшие очень много, поэтому решение лежало просто на поверхности. Его даже озвучить никто не успел, как поднялся со своего места толстый майор, начальник вещевой службы дивизии и, тяжело вздохнув, сказал:
— Товарищ генерал-майор, ваксу разведчикам я дам. Но только пусть они мажут экономно, чтобы на весь плац хватило.
Командир дивизии удовлетворённо кивнул головой и через две минуты командир разведбата был полон генеральскими рекомендациями и пожеланиями, в дикой для сугубо гражданского человека манере. Типа — Я, товарищ подполковник, ничего не знаю. Как вы это будете делать, но завтра, в девять часов, я смотрю чёрный плац с белыми квадратиками. И на нём ни одного следа от солдатского сапога…
После такого лёгкого решения, также легко созрело и второе, но уже насчёт снега. И головы всех присутствующих синхронно стали поворачиваться в сторону начальника продовольственной службы дивизии, который в отличие от толстого вещевика, наоборот был тощим и нервным. Он судорожно задёргался под нашими взглядами, совсем не желая вставать и предлагать своё видение решения этой проблемы. Хотя, после озвучки своего решения начальником вещевой службы, оно прямо напрашивалось.
— Ну…, товарищ майор, я вижу вы что-то хотите сказать…, — намекающее помог комдив начпроду.
Тот обречённо встал и жалобно мякнул:
— А как списывать, товарищ генерал-майор, будем?
— А точно также как вы списываете свои офигенные недостачи со складов. Вы думаете, что я ничего не знаю? Зря. Так… Я слушаю…
Начпрод глянул с немой просьбой о помощи на зам по тылу дивизии, но матёрый полковник, из племени таких же матёрых ворюг, невинно хлопал глазами и излучал уверенную непричастность к данному делу.
Тяжело вздохнув, майор убито предложил:
— Могу дать две тонны муки с НЗ. Но только до следующей инвентаризации нужно как-то списать…
— Вот и хорошо. — Удовлетворился генерал, — о списании сами думайте. На то вы и учились в своём Вольском училище четыре года как…
Дальше генерал многозначительно не стал говорить, но мы автоматом про себя продолжили — ВОРОВАТЬ.
Следующие десять минут прошли в бурном, на высоком методическом уровне, обсуждении — Как правильно рассыпать две тонны муки. И когда две тонны правильно нужно рассыпать — сейчас, вечером или рано утром? Будет ли ветер? С какой стороны? Короче, скрупулёзно были учтены все нюансы и мелочи. Даже то, что у военных ветер всегда дует в харю, как бы он не повернулся.
Когда закончили обсуждать и перед тем как отпустить всех, комдив задумчиво протянул:
— Вот сейчас, товарищи офицеры, родилась очередная армейская легенда — Как снег мукой посыпали…, — и сам же первым грустно рассмеялся.
Да… Конечно. Как листву на деревьях и траву красили зелёной краской, я слыхал. Самому не приходилось в таком принимать участие, но вот жёлтые листья осенью с деревьев отщипывали. Или в нашей дивизии, газон перед казармами 276 полка подстригали ножницами и безжалостно боролись с одуванчиками — газон с травой должен быть зелёным. Довольно забавно летом было видеть, как солдаты на карачках, с большими ножницами, шеренгой ползли по газону и ровненько стригли траву.
Остаток дня и вечера в разведбате был большой шухер. Весь батальон старательно наяривал сапожными щётками плац, тщательно обводя ваксой снаружи и внутри белые линии и квадраты для занятий по строевой подготовке. Но и когда плац стал аспидно-чёрным, суматоха лишь снизила накал, плавно перетекая в другую ипостась. Теперь солдаты бдительно охраняли по периметру плаца девственную черноту асфальта и до полуночи можно было слышать даже в офицерском городке истошные вопли:
— Куда прёшь, лошара? Ослеп что ли чмошник?
По-моему, до домов доносились даже звучные и смачные удары. Да и после двенадцати часов по периметру плаца неутомимо маячили патрули разведчиков.
С самого раннего утра, ещё до подъёма, всё закрутилось уже теперь в пехоте. Яростно зевая, как прописано в Уставе — на ширину приклада, озверевшая пехота со всевозможными ёмкостями потянулась к машине с мукой, где раздачей распоряжался деятельный тыловой прапорщик. Тут же было чуть ли не всё командование полка и весь офицерский состав батальона, чью территорию нужно было превратить с маленькую, дикую, нетронутую цивилизацией Сибирь.
Перед тем как раздать муку, командир полка практически в танце, показал — как надо правильно, с его точки зрения, рассыпать муку именно тончайшим и равномерным слоем.
Наблюдая всё это со стороны, со своей учебной точки, я с грустью вспомнил Германию и один случай, когда на полигоне, в рядом стоявшей немецкой ракетной части, перегрузкой ракет руководил обыкновенный унтер-офицер. У нас бы на месте унтера с флажками стоял бы как минимум полковник — начальник ракетных войск и артиллерии дивизии. Так и здесь, командир полка, как бестолковый председатель херового отстающего колхоза, руководил дебильным мероприятием.