Кто такая Марта
Глава 1. Рыжий Змей
Когда люди смотрят на что-то интересное, они обязательно распахивают рты. Не глаза, именно рты, я давно приметила. С выражением глаз не так понятно: кто-то щурится, кто-то таращится, кто-то смотрит украдкой… По глазам я не ориентируюсь. А вот по рту мне все ясно! Если зрелище действительно интересное, рты приоткрывают все. Особенно это заметно по детям, которые еще не наловчились держать лицо.
Рот десятилетнего чумазого мальчишки был восхищенно приоткрыт аж на два пальца. Я машинально посмотрела в сторону, вызвавшую такую реакцию.
На площади провинциального захудалого Аспина имелось два важных места: лобное — для официальных объявлений и черное, на котором проходили наказания или казни. Восхищенный рот мальчишки внимал черному. Там, на деревянном эшафоте, выкрашенном в зловещий черный цвет, уже стоял городской палач. Подбоченившись, он небрежно ковырял между зубами тонкой щепкой, а второй рукой придерживал топор с такой длинной рукоятью, что доставал мужчине до плеча.
Оглядев расколотый пополам обрубок дерева, служащий плахой, я поморщилась, а затем поежилась.
Все признаки сулили казнь.
Для меня приятных впечатлений зрелище не предвещало. В жизни я видела несколько казней, и ни одна не понравилась. Однажды брат подговорил меня пойти во двор, когда гусям рубили головы. В другой раз, видела, как дворовые топили крыс. От обоих воспоминаний до сих пор неприятно ломит шею и перехватывает дыхание. Смотреть, как расправляются с преступником, каким бы мерзавцем он ни был, я не желала категорически. Я и остановилась в Аспине всего-то на ночь. А на площадь забрела случайно: искала хорошую лавку с пирожками.
Мое мнение большинство не разделяло — на площадь активно стекался народ, ручейками вливаясь из устьев маленьких улочек в широкое брусчатое море площади. Горожане жаждали зрелищ, и по виду ни шей, ни зубов у них не ломило.
«Уходим, Марта», — пробормотала я самой себе и решительно развернулась, против течения вливаясь в людской поток. Работая локтями, то и дело слышала недовольное бурчание.
— Куда, девица?! — на секунду возмутилась пожилая торговка, и тут же забыла обо мне, подзывая кого-то. — Жмунь! Жму-у-нь! Сюды! Везут! Везут!
Беззубый рот радостно шепелявил, приоткрывшись от восторга. Невольно проследив за бурым пальцем торговки, я заметила движение. Мигом собравшаяся толпа крепко сомкнулась и зашевелилась, не позволяя мне уйти. К черному месту проследовали блестящие металлические верхушки двух солдатских шлемов устаревшего фасона. В воздухе над ними качались длинные острия пик, которыми подгоняли преступника. Ростом я не вышла, поэтому от осужденного видела только шапку медно-рыжих волос, вьющихся крупными кольцами.
«Рыжий, как я!»
Я невольно остановилась.
— Кто он, какого роду? — подслеповато щурясь, спросил у стоящей рядом торговки горбатый мужчина в сплющенной как блин шапке. Я с интересом прислушалась, машинально приглаживая черную косу своего парика.
— Пришлый… Змей, говорят, — охотно откликнулась она, колыхнув массивными грудями.
«Змей…»
Теперь только одна часть меня хотела уйти, но другая — уходить категорически не собиралась. К роду Змеев я равнодушной не была, не могла быть.
— А… Змеи хитрое отродье, — сообщил прописную истину ее сосед, почесал затылок и сощурился еще сильнее. — Сделал-то что?
— Хвост его знает! — легко откликнулась торговка.
— Небось зарезал кого. Такие ножами любят вертеть, — вполголоса сообщил другой мужчина. — Мог и семью вырезать.
— Батюшки! — содрогнулась и запричитала неподалеку молодая женщина, прикладывая ладони к румяным щекам.
Мужчина в сплющенной шапке сплюнул.
— Такое дерьмо и не жалко. Пусть рубят на куски.
— Да не! — вступил в беседу стоящий неподалеку кожевник. Неулыбчивый и загорелый, он нетерпеливо вертел в пальцах маленькую лопатку для обработки кожи. — Грабитель он. Вор. По роже видно!
— Тогда все равно казнят. Хорошо, хоть быстро поймали.
— Да ему голову не рубить, а пилить надо! — выразила мнение спина еще одного горожанина.
С содроганием представляя, как пилят шею, я огорченно проводила взглядом огненно-рыжую макушку. Ее обладатель как раз поднялся по ступенькам. Спина у него оказалась прямой и сухощавой, шаг уверенным. Преступник явно ни в чем не раскаивался. Издалека я увидела его лицо и вздохнула. Молодой совсем.
— Надеюсь, он хотя бы детей оставил, — выразила я вслух мнение. — Жалко, если пропадет…
Ответили мне сразу несколько.
— У таких по трое в каждом городе должно быть! Они семьи не создают, только плодят.
— Не надо такого добра! Детки такими же будут!
— Дети не отвечают за родителей! — выпалила уже я, вступаясь за теоретических детей.
Невольная жалость к молодому преступнику набирала обороты.
На черное место поднялся орало — местный глашатай в традиционной красной куртке. Как обычно, это был Бык. В такой профессии нужны большие, сильные, представительные — а род Быков именно такой. Мелких в оралы не берут.
— …за оскорбление и побои уважаемого владельца кожевенной лавки, — начав с длинного перечисления оснований, орало, наконец, сообщил, за что обвиняют преступника.
— Не убил? — громко и разочарованно выкрикнул кто-то.
— Оскорбление, побои — тоже дело! — ответили из толпы. — Зубы хоть выбейте!
— Не оскорблял я! — вдруг выкрикнул парень. Голос у него оказался приятным и немного смешливым. — Я сказал, что он у него рот забит давно, а не, что рот забит гов…
Все вокруг захохотали. Парень не успокоился.
— …и не бил! — он ухитрялся перекрикивать гогот. — На бэра муха села, а я прихлопнул! Прошу снисхождения по закону Порядка!
— Молчать! Не извинился, вот и получай! — Рявкнул Бык и опять обратился к народу. — Обвиняемый ранее не привлекался. Есть ли среди добрых граждан города, тот, кто выступит в его защиту? Есть ли тот, кто удержит его от дальнейших гнусностей? Найдется ли хоть один, кто будет отвечать наравне с ним, если не удержит?
Рыжеволосый парень с надеждой посмотрел в толпу. Я оглянулась, как и он надеясь увидеть хоть одну руку.
По закону, если среди законопослушных граждан найдется хотя бы один, готовый помочь обвиняемому встать на путь исправления, преступнику дают второй шанс. Но за великородного должен был вступиться такой же. Сколько я не шарила по лицам, не нашла ни одного жалостливого.
— Раз никто не дает слова, за оскорбление добросовестного гражданина, обвиняемый мужчина рода Змеев, будет лишен верхних клыков! За побои ему будет сломана ведущая рука.
Выслушав приговор, преступник огорченно сдвинул брови домиком и так несчастно посмотрел на толпу из-под челки, что в груди заныло. Я представила, как симпатичный парень остается без руки и клыков за пощечину и небольшое оскорбление. Снова содрогнувшись, я скорее развернулась, решительно втискиваясь между чужими плечами. Нет, смотреть на истязания я не собиралась.
— Прошу помощи! — крикнул парень. — Великородные! Не дайте казнить невиновного!
Крик о помощи врезался в затылок, заставляя остановиться. В груди дернуло, полыхнуло. Ненарушаемое правило незримыми скрижалями проявилось перед глазами.
На пути помогать каждому, кто просит о помощи.
Рассчитывая, что кто-то подаст голос прежде моего, я чуть подождала. Но рот соседки кривился весельем, а не сочувствием. Лицо мужчины рядом больше было обращено к груди женщины, чем к эшафоту. Рот мальчика выглядел ожидающим.
Никого…
Подождав еще немного, я прочистила горло.
— Я! — выкрикнула, решившись. Возглас получился жалким, как писк, но я тут же попыталась это исправить. — Я! Я поручусь!
Сказала — и почувствовала, как меня бросило в жар. Торговка рядом неодобрительно крякнула, качнув необъятными грудями. Орало завертел головой, находя меня взглядом. Рыжий удивленно поднял брови.
Тут же из толпы подал ровный голос другой мужчина.
— Моя порука.
Бросила испуганный взгляд на говорящего. Черноволосый, черноглазый…
— Миса сказала первой, — орало показал в мою сторону, одновременно с сомнением оглядывая, — стало быть, она и поручается. Если совершеннолетняя.
По выражению его лица было заметно, что в совершеннолетии поручителя ведомственный Бык не уверен.
На меня смотрели все. Щеки уже горели, будто их жарили на костре. Идти на попятный было нельзя.
— Совершеннолетняя! Мне девятнадцать! — провозгласила я, что есть сил выпрямляясь. Выпрямляться было уже некуда, поэтому я незаметно встала на цыпочки.
— Совершеннолетняя, но дурная, — резюмировал кто-то сзади.
— Подходите, — разрешил Бык.
Я безнадежно полезла вперед.
Глава 2. Поручительство
С черного места мы перешли в управу, где мое поручительство должны были заверить и вписать в книгу обязательств.
По пути на меня глазели все. К сожалению, с восхищением, с благодарностью или хоть с какой-то положительной эмоцией не смотрели. Нет… Я ловила осуждающие взгляды, огорченные взгляды, обещающие неприятности взгляды, насмешливые тоже. Ни одного восторженного на меня не попало. Спасенный от расправы преступник тоже благодарным не казался. Как мне казалось, он посматривал по сторонам больше с лукавым прищуром. Вблизи парень оказался на голову выше меня, со светлыми рыже-солнечными глазами и солнечной, загорелой кожей. Выглядел при этом довольно безобидным.
Я старательно смотрела куда угодно, только не на него, мысленно поругивая себя и одновременно жалея. Если бы я буквально на секунду потерпела со своим решением, за рыжего поручился бы тот второй, не я. А теперь…
Вечно не везет.
Пожилой маг кольнул мой палец острым лезвием и обмакнул в выступившую каплю крови кончик магической ручки. Такой подписывают важные бумаги — запись не стирается, проявляясь сразу в нескольких магических книгах — в том числе и столичной.
Смотреть на Змея было неловко, и я усиленно рассматривала обстановку. На беленой стене напротив висело старое тканевое панно, изображающее представителей всех восьми родов. На других стенах висели несколько сувенирных щитов и мечей. Высокий потолок поддерживали массивные, но порядком потертые четырехугольные колонны. Лучи солнца, проникающие через осколки разноцветных витражей, отбрасывали на заваленный бумагами стол разноцветные блики.