Коллеги из токийского департамента синхронно открывают рты, не зная, как реагировать: каждый из конфликтующих прилюдно и откровенно занял очень жёсткую позицию. У старшего чина задавить авторитетом новичка не вышло, однако у последнего навскидку кроме природной упрямости не очевидны какие-либо козыри.
Непонятно, на чьей стороне вмешиваться. Так-то, в словах вчерашнего выпускника академии своя сермяжная правда есть, но до чего неохота влезать между молотом и наковальней.
— Зато вас спрашиваю я, — повторяет Озава, удерживая Янагиду за воротник, как нашкодившего котёнка.
Занятный ответ на продемонстрированное пренебрежение, думают остальные — в физическом противостоянии любой сотрудник взвода Озавы легко накостыляет хоть и всему отделу комиссара в полном составе, разница профильных подготовок (вчерашний выпускник академии под влиянием невыветрившейся из головы романтики добровольно пошёл под руку чемпиона Международных Полицейских Игр, ещё одного сдвинутого головой фаната справедливости).
— НЕ ПО РАНГУ ВАМ МЕНЯ СПРАШИВАТЬ! — комиссар лихорадочно пытается придумать, как быть — по нему видно, что драться ему не хочется.
— Ещё как по рангу, — спокойно возражает патрульный. — Потому что вместе с вами гангстеры бросили свои обвинения в лицо всей полиции Токио. Я в ней тоже служу. И, если вы забыли, в общественном совете Токийского Департамента с прошлой недели заседает никто иной как папаша девицы, Миёси Мая. Совсем мозги отоспали на своём втором этаже? — Озава тянет дознавателя на себя и легонько ударяет лбом в лоб. — Напомнить ещё? Для прочистки памяти?
Напарник вчерашнего выпускника академии хватает товарища подмышки:
— Сато-кун, стой!..
В следующую секунду другие патрульные склоняются к какому-то решению и оттаскивают старшего экипажа:
— Сато-кун нормально спрашивает, не лезь в чужой разговор! Нам тоже интересно, что ответит Янагида-сан!
Комиссар возмущённо подпрыгивает, безуспешно пытаясь вырваться:
— Вы что себе позволяете⁈ Новая форма жмёт⁈ Фуражкой мозги передавило⁈ — доснователь бьёт кулаком в бицепс коллеги с намерением сбросить захват.
Патрульный плавным движением скручивается, уходя от удара в сторону ровно на толщину волоса. Заодно отпускает злополучный воротник.
Янагида предсказуемо промахивается, по инерции семенит вперёд, с трудом удерживаясь на ногах:
— Ты!.. — когда он оборачивается, его лицо стремительно краснеет, а глаза сверкают яростью.
— Ты правда коррупционер? Гангстерша что, была права? — на Сато внешние манифестации высокопоставленного оппонента не производят никакого впечатления.
Он делает шаг вперёд, опять соприкасаясь с дознавателем лбами.
— Тебе точно новое звание слишком велико, — комиссар отшатывается назад и резко успокаивается. — Ничего, такое легко исправляется…
Вслух не сказано, но намёк прозрачен: молодой сотрудник в иерархии занимает самую последнюю ступеньку, его звание — самое первое, ниже не бывает. Понижение является синонимом увольнения в данном случае.
— Не ты присваивал, не тебе и отзывать, — пожимает плечами патрульный.
Он смотрит на каждого из присутствующих, затем лезет за планшетом в большой наколенный карман:
— Почему молчите? Думаете, вас не касается? Так на месте этих двух девиц с верхних этажей завтра может оказаться ваша дочь. Или жена. Или мать.
Не сговариваясь, люди в форме реагируют синхронным смешком:
— Сато-кун, наши мамы точно могут не бояться! А-а-а-га-га… а у некоторых и жёны…
— Не юродствуйте. Вы поняли, о чём я, — Озава что-то набирает в планшете. — Я очень разочарован вами, коллеги. Даю последний шанс: те, которые со мной согласны, могут присоединиться к моему рапорту. — Он поворачивается так, чтобы видеть всех, продолжая набивать текст.
— Что ты делаешь? — старший экипажа тоскливо косится на камеры наблюдения небоскрёба, затем на правах напарника подступает вплотную и заглядывает через чужое плечо в экран.
— Рапорт в Департамент Внутренней Безопасности. Полицейский Янагида с моей точки зрения неправ и с ним должны разбираться другие старшие товарищи.
— Стой! — ветеран патруля дёргается вперёд, однако не успевает — готовый шаблон, младший лишь подставил фамилию дознавателя и адрес вызова, затем выбрал галочками несколько стандартных пунктов.
— Отправлено, — равнодушно оповещает Сато, разворачивая гаджет экраном к коллегам. — А с тобой я больше вообще разговаривать не буду, — кивает он комиссару.
— Это окончательно? Отзывать не будешь? — мгновенно реагирует старший соседней пары и лезет за собственным планшетом — в глазах ершистого новичка ответ читается без комментариев.
Однако Озава всё же отвечает вслух:
— Не буду. Я шёл в полицию Защищать и Служить, а не обслуживать заказы. Улавливаете разницу?
Янагида меняется в лице, между его бровей появляется глубокая борозда. Видно, что эмоции его переполнили, однако и хороших вариантов не видать.
— Нужно подписывать всем, — стеклянным голосом констатирует самый возрастной патрульный. — После рапорта молодого разбор полётов будет по-любому: Внутренняя Безопасность обязательно стойку сделает.
— Точно?
— Да. С прошлого года ВБ на тормозах ничего не спускает, а там и Прокуратура на шум подтянется… — ветеран тяжело смотрит на комиссара.
— Если не подпишем? Не присоединимся к рапорту Озавы?
— Адвокатша из Эдогава-кай, резонанс. Кто не подпишет, может не просто в анналы загреметь, а вообще в соучастники. Мне на старости лет приключения не нужны, не взыщите, Янагида-сан! — Полицейский охлопывает себя по карманам. — Миёси-старший реально имеет негласный меморандум наверху, ВБ могут квалифицировать вас в итоге и вовсе по уголовной статье… Нет, как хотите, а я за чужие интересы по судам тарахтеть не намерен, — сорокапятилетний мужчина открывает нужную директорию, находит документ и решительно ставит электронную подпись. Затем поднимает глаза на комиссара. — Янагида-сан, ничего личного. У меня есть свои дети, мне их тоже надо кормить. Поймите правильно.
Половина полицейских расходится по машинам без слов, вторая, косясь на бесстрастного Сато, с нечитаемыми лицами что-то исполняет в служебных планшетах.
— Думаешь, так всё просто? — Янагида отмирает и решительно подходит вплотную к молодому сотруднику. — Думаешь, в жизни как на бумажке? Тебе не сказали в участке в первый рабочий день забыть всё, чем у тебя учили в полицейской академии⁈ Ты только что сделал очень большую ошибку, мальчик! Дорогую ошибку! Ты о ней пожалеешь и сорванные погоны будут самой маленькой причиной твоего раскаяния!
— Я уже два раза за последнюю четверть часа удержался, чтобы не сорвать с себя эти погоны самому, — морщится Озава пренебрежительно. — Было желание тебе их в глотку запихнуть, честно. Сперва на этаже, — тычок большим пальцем назад через плечо, — потом только что. В ответ на твою последнюю ремарку: если ты выскользнешь из инцидента невредимым, я и сам не останусь в полиции Токио. Уйду в тот же день.
— Куда? — старший экипажа на мгновение отрывается от планшета.
— От бесполезной структуры подальше. Туда, где справедливости больше.
— Это где, например?
— Например, в Эдогава-кай — авось, возьмут на довольствие бывшего хорошего патрульного.
Присутствующие не впервые на мгновение замирают.
— Ты же минуту назад говорил, что не в восторге ни от какой якудзы? — напоминает Янагида. — Передумал? — и толика насмешки в голосе.
— Если ДВБ встанет на твою сторону, ты окажешься прав дважды, — равнодушно отвечает молодой. — Значит, мне с тобой в одной организации делать нечего.
— А второй раз — это как? — напарник заканчивает работать с планшетом.
— И первый тоже какой? — интересуется невысокий патрульный.
— Первый: со справедливостью в полиции Токио труднее, чем в других местах, — Сато поднимает над плечом правый кулак и отгибает мизинец. — Если так, мои представления о жизни — действительно иллюзия новичка. — Безымянный. — И надо было реально забыть в кобане всё то, чему учили в академии, перед первым рабочим днём. — Средний.
— И какой ты делаешь вывод? — вроде как доброжелательно интересуется дознаватель.
— Мне в полиции Токио после такого делать нечего, — патрульный не менее показательно удивляется чужой недогадливости. — Но я думаю всё же, ты сядешь, Янагида. Или как минимум вылетишь с треском, а твоё место на втором этаже займёт новый, честный и добросовестный сотрудник.
— Не знаешь ты жизни, Сато-кун, — старший экипажа застёгивает чехол планшета, засовывает гаджет в наколенный карман и, потупив взгляд, направляется к машине.
— Я знаю, какой она должна быть, — отмахивается молодой. — А ты, видимо, стал слишком стар для нынешней работы — не помнишь текста собственной присяги.
Напарник замирает с вытянутой над водительской дверью рукой.
— Когда эта смена закончится, пожалуйста, уйди сам из моего экипажа? — ровно продолжает Сато. — По-хорошему? Или будешь объясняться с взводным, тогда даже пенсии можешь не получить.
Прочие молча расходятся по машинам.
Дознаватель Янагида ещё целую минуту стоит на парковке Йокогамы, расфокусировано глядя в пустоту и игнорируя начинающие срываться с неба капли дождя.
Едь сразу ко мне
— когда Хину запарковалась у входа в здание и включила телефон, первым пришло сообщение от двоюродной сестры. Кроме текста Йоко присовокупила и фотографии единым архивом — раздетая Хаяси-младшая в коридоре, примерно такая же Уэки, марширующие по айтишному этажу полицейские в формах.
У нас тут ЧП. Пытаюсь удержать в руках собственный департамент — согласованный саботаж полиции и моего первого зама. Видеофиксация пока тоже барахлит, сбросила сюда раскадровку самой себе. Это не тебе.
— дальше Йоко тихим голосом, не текстом добавляла, что они с помощью людей Моэко продолжают брать под контроль узловые точки небоскрёба. Параллельно спеленали её злополучного зама и сейчас пойдут его допрашивать в кабинет кузины.