Васькин отец — железнодорожник. Возможно, поэтому он любит точность и ясность.
— Говори о деле. Да покороче.
— Купи мне виолончель.
— Зачем?
— Буду играть в оркестре. Вот и Федя… Он на фаготе будет играть. Костя на контрабасе, и другие… Купи, а?
Васькин отец засмеялся:
— Виолончель ему… А ты что, умеешь играть на виолончели?
— Как же другие ребята? И я научусь!
Отец долго молчал, рассматривал шпингалет.
Васька лягнул меня ногой.
— Мы купим самоучитель, — сказал я первое, что пришло в голову.
Васькин отец покосился на меня и одобрительно крякнул.
Вообще я уже давно заметил, что произвожу на посторонних родителей благоприятное впечатление. Вот почему ребята всегда и везде таскают меня за собой.
И сейчас мои слова, видимо, хорошо подействовали на Васькиного отца. Он сказал:
— Ладно, куплю. Только без баловства. Уж если будет виолончель — изволь учись… Деньгами сорить не в моём характере.
Васька весь вечер ходил именинником. Мать ласково гладила его по круглой, как глобус, голове и отдала на съедение целую банку клубничного варенья.
— Умница, Васенька, — говорила она. — Только почему, сынок, виолончель? Может быть, лучше аккордеон?
— Нет, — ответил Васька. — В энциклопедии написано, что у виолончели благородный тембр. А про аккордеон там ничего не написано.
В общем, Васька держался твёрдо.
А я заторопился домой.
Только я ступил на лестничную площадку, слышу чей-то вопль:
— Хочу валторну на букву «Г»! Хочу барабан на букву «Г»!.. Хочу тарелку на букву «Г»…
Ошибки быть не могло — вопил Гриша. Он жил на втором этаже, но голос его взлетал чуть ли не до десятого.
На секунду я приостановился. Гришина тётя, покрывая своим басом визг племянника, говорила:
— Мальчику нужен инструмент на букву «Г»? Пожалуйста, хоть на два «Г»…
Голоса сразу поутихли.
Я побежал домой. Быстро сделал уроки. Но, прежде чем обратиться к родителям с просьбой купить мне фагот, призадумался…
Мне покупают фагот
Я не знал, что такое фагот, и это меня смущало. Думаю: опять, наверное, не повезло. У других инструменты как инструменты, а у меня — фагот.
Заглянул ещё раз в энциклопедию и нашёл другие инструменты на «Ф». Вот, например, флексатон или ещё хуже — флажолет. А кто его знает, что это за флажолет? Может, он здоровый, как кухонный стол. Таскайся потом с ним всю жизнь… Охота была!
Правда, на очередной полуоторванной странице мне попалось ещё одно слово, вернее, кусочек от него: «фле…» Я решил тогда сказать Женьке, что это, наверное, флейта и что меня это вполне устраивает. Я вспомнил, что видел однажды в военном оркестре флейтиста. Думаю, чем плохо? Вдруг я стану военным флейтистом?
А потом я подумал: а что, если это «фле…» вовсе не флейта, а тот же флексатон, только побольше?
Нет, лучше уж не рисковать. Ну его, этот «фле…» — останусь-ка при своём фаготе.
В конце концов я махнул рукой и решил начать переговоры.
Договорился я со своими домашними довольно быстро.
— Мне нужен фагот, — начал я.
— А велосипед? — спросила мама. — Вчера ты просил велосипед.
— Да, просил, — подтвердил я.
И мне стало ужасно жалко расставаться с велосипедом. Конечно, гораздо приятнее кататься, чем играть на каком-то неизвестном фаготе. Что и говорить! Но тут мне открылась великая истина: человеку всегда хочется делать то, что делают другие.
«Что же, — подумал я. — Все начнут играть в оркестре, а я буду разъезжать на велосипеде?»
— Фагот, — сказал я твёрдо.
И мы с мамой на следующий день отправились в магазин «Музыка».
— Фагот? — переспросил продавец. — Для этого мальчика? — Он показал на меня. — А вы не ошиблись?
— Почему ошиблась? — спрашивает мама.
— Да нет, ничего, — отвечает продавец. — Просто один тут тоже недавно покупал для мальчика фагот, а на другой день прибежал обменивать его на кларнет. Может, сразу возьмёте кларнет?
— Что скажешь? — спросила меня мама.
— Фагот, — твердо ответил я и вдруг почувствовал симпатию к этому неизвестному инструменту.
Фагот оказался довольно длинной деревянной трубой, толщиной с кулак и с шишками по всему телу.
— А инструкция к нему есть? — спросил я.
— Инструкции бывают для соковыжималок, — сердито ответил продавец. — А это, если вас ещё не предупреждали, — музыкальный инструмент!
— А самоучитель?
Продавец демонстративно отвернулся от меня.
Принесли мы домой фагот, хотел я поиграть на нём, а куда дуть — не знаю.
— Почему нет инструкции?! — возмутился я. — Куда дуть?
— Куда-нибудь, — рассеянно ответила мама, которой было не до фагота — она уселась за диссертацию.
Всё-таки я разобрался. Нашёл в футляре длинную, изогнутую вопросительным знаком тонкую трубочку, воткнул её в специальное отверстие на фаготе и принялся дуть.
Дул, дул — в глазах потемнело, во рту пересохло, а толку никакого.
Тогда я собрал остатки сил, зажмурился и дунул что было мочи.
Фагот неожиданно взвизгнул, и я выронил его из рук…
Уточкин контрабас
Как бы там ни было, а я своё дело сделал.
А как остальные ребята?
Серёжке беспокоиться было не о чем. Дедова скрипка ждала его, что называется, с распростёртыми объятиями — хоть сейчас бери да играй. Но предусмотрительный Серёжка сказал, что пока ничего деду говорить не будет. Вот когда оркестр будет в полном сборе, тогда можно открыться.
Васькин отец не собирался нарушать слова. Он ходил но магазинам и искал подходящую виолончель.
Таня дулась и ни с кем не разговаривала.
Интересно, какая муха её укусила? Ума не приложу! Говорят, родители посоветовали ей не связываться с мальчишками. Нам стало обидно. И мы махнули на Таню рукой. Ну её на самом деле!
Когда мы собрались во дворе, чтобы подвести окончательные итоги, Гриша оказался тут как тут.
Он весь сиял:
— Эй, Жень, спроси, как мои дела!
— Внимание! — воскликнул Женька. — Все слушаем Гришу!
У Гриши от удовольствия вспотел нос. Подпрыгивая на месте, он полез за пазуху и достал оттуда губную гармошку.
— Сразу на два «Г». Это мне тётя Соня подарила.
— Берите пример, — сказал Женька, искоса поглядывая на Костю, который так и не уговорил родителей купить ему контрабас. — Молодец, Гриша, не то что некоторые!
Костя пожал плечами:
— А зачем в оркестре губная гармошка? Сроду их там не было…
— Ничего, пригодится, — ответил Женька.
— Дай попробовать, — сказал Васька, протягивая руку к гармошке.
— Не дам! — ответил Гриша. — Тётя Соня не велела.
— Что это будет за оркестр без контрабаса? — продолжал Женька. — Вы когда-нибудь видели такой?
— Не видели, — ответил Гриша, который в жизни не видел ещё ни одного оркестра.
— Нет, нет, нет! — воскликнул Женька, шагая взад-вперёд. — Так дело не пойдёт. Нужно что-нибудь придумать.
Костя с надеждой посмотрел на Женьку. А тот прищурил глаза и задумался: не такой он был человек, чтобы товарища в беде оставить.
— Может, поговорить с Уточкиным? — наконец предложил Женька. — В красном уголке должны быть какие-нибудь музыкальные инструменты.
— Правильно, ребята! — воскликнул Костя. — Айда к Уточкину!
Мы двинулись за Женькой и Костей к Уточкину.
Уточкин встретил нас насторожённо. Но, узнав, в чём дело, неожиданно обрадовался.
— Насчёт чего другого — не знаю, — широко улыбаясь, сказал он. — А контрабас — пожалуйста! Самодеятельность — великая сила! На балансе домоуправления висит отличный контрабасик. Одно загляденье. Берите на здоровье, под расписку родителей.
Ещё не веря своему счастью, Костя помчался за распиской.
Но не прошло и пяти минут, как он вернулся и, не глядя на нас, пробурчал:
— Не дал.
— Как — не дал? — удивился Женька. — Отец он тебе или нет?
— Он велел выбросить эти глупости из головы.
— Федь, — подал голос Васька, — пусть твоя мама напишет расписку. Чего тут особенного?
— И правда! — воскликнул Костя. — Будь другом, выручай!
Все уставились на меня, и я понял, что надо идти.
Маме я всё объяснил. Она выслушала и, не задумываясь, тут же написала расписку.
Уточкин внимательно перечитал расписку. Поставил печать, что-то написал на ней и запер в ящик стола.
— Пошли, — сказал он и повёл нас в тёмный подвал.
Там была кладовая домоуправления.
— Минуточку! — воскликнул он и нырнул в какую-то низкую дверь.
Вскоре из-за двери послышался грохот и стон Уточкина.
Васька чуть не подавился булкой. Гриша притих. Костя и Женька с удивлением уставились на дверь. А я не знал, что и подумать.
Наконец Уточкин появился. Он пятился боком и волочил за собой нечто загадочное.
Через минуту он положил к нашим ногам то, что называл «отличным контрабасиком».
Контрабас был весь в трещинах, без струн и подставки.
Видя наше замешательство, Уточкин сказал:
— Берите, берите, а то ведь раздумаю!
И мы потащили контрабас во двор.
А Уточкин смотрел нам вслед и облегчённо вздыхал.
Мне показалось, что он пробормотал:
«У-х-х, наконец-то избавился от этой гадости!».
«А вы, друзья, как ни садитесь…»
Оркестр был в сборе. Мы расположились за домом, перед пустырём, на узкой асфальтированной дорожке.
Мы собирались разучивать песню: «Я люблю тебя, жизнь».
Эту песню выбрал Женька. Он знал много хороших песен, помнил десятки разных мелодий и всегда что-то мурлыкал себе под нос, даже не замечая этого. Он сказал, что «Я люблю тебя, жизнь» — очень важная и нужная песня и её должен уметь играть всякий порядочный оркестр.
Правда, в нашем оркестре не очень-то гремели трубы и тромбоны. Их у нас просто-напросто не было. По той же причине обошлось без золотого сияния валторн и стука барабанов.
Нельзя сказать, что у нас вообще ничего не было. Как-никак в оркестре были фагот, скрипка, губная гармошка и контрабас без струн и смычка.