КубокБаллады, сказания, легенды
Составил Иван Халтурин
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ДЕТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА»
МОСКВА 1970
Оформление В. Вакидина
К читателям
В этой книге собраны стихотворения разных поэтов — русских и зарубежных, старинных и близких нашему времени.
При всем различии содержания этих стихотворений их объединяет и сближает одна особенность: все они сюжетны, каждое из них представляет собой как бы рассказ о каком-то событии, часто о событии историческом.
С детства, со школьной скамьи, мы начинаем понимать, что стихи, сохраняя всегда свой общий признак — размер, рифму, строфическое построение речи, — различаются между собой особым характером содержания, отношением автора к предмету стиха, формой, которую поэт избирает для воздействия на читателя. В сущности, одна и та же мысль может быть по-разному и различными поэтическими средствами выражена и в лирическом стихотворении и в стихотворении сюжетном, эпическом: так, любовь к родине Лермонтов по-разному высказал и в лирическом стихотворении «Родина» и в балладе «Два великана».
Мы любим слушать торжественные оды на празднествах, а про себя — читать лирические стихи, выражающие сокровенные человеческие чувства и переживания, нас радуют поэтические описания природы и настроения, навеянные ее прекрасными картинами; но, может быть, охотнее всего мы в детстве читаем стихотворные рассказы, в которых происходят какие-то подлинные жизненные события, где действуют настоящие живые герои.
Такие стихи родились давным-давно, много веков назад, впервые появились на свет как устные рассказы и песни, которые пелись народными певцами. На многих языках эти песни-рассказы назывались и называются до сих пор балладами.
Баллады первоначально были такими же созданиями народной поэзии, как народные сказки, но по содержанию они были более реалистическими: в них находили отражение подлинные исторические события, в них рассказывалось о подлинных народных героях.
Так, например, в Англии и Шотландии любимым героем народных баллад был вольный стрелок Робин Гуд, в России — Степан Разин.
Народная поэзия является неиссякаемым источником вдохновения для поэтов всех времен и стран. Она питала творчество шотландского поэта Роберта Бёрнса, немецких поэтов Шиллера и Гёте, польского поэта Адама Мицкевича, у нас — Пушкина, Некрасова и многих других замечательных поэтов.
Героические сказания, летописи народной жизни, исторические предания оживают заново в стихах поэтов, приобретая зачастую более глубокий смысл и новую поэтическую красоту. Так, средневековое предание об искусном пловце Николае из Бари, который «подолгу жил среди рыб», превратилось под пером поэта в замечательную балладу «Кубок». Скупое летописное сказание X века у Пушкина стало великолепной «Песнью о вещем Олеге».
В этом сборнике мы стремились дать молодому читателю лучшие, наиболее интересные для него баллады, исторические сказания, предания, стихотворения, сделавшиеся популярными народными песнями.
Значительная часть стихотворений, помещенных в сборнике, говорит о прошлом русского народа. Это — «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой», это — стихотворные рассказы о героях и защитниках народных. Предстают здесь перед нами и былинные богатыри Илья Муромец и Садко, и старинные русские воители князь Олег и Евпатий Коловрат, и царь Петр Первый, и народные вожаки — новгородец Вадим и волжский богатырь Степан Разин. В некоторых балладах, в таких, например, как «Светлана» Жуковского или «Утопленник» Пушкина, нашли отражение старинные народные поверья.
Но содержанием баллад не всегда является прошлое, иногда в них рассказывается и о современности. Русский революционный поэт-демократ Некрасов избирал героями баллад своих современников — русского крестьянина, огородника, извозчика.
Наш сборник стремится дать представление о развитии русской баллады, о ее разнообразии и поэтических особенностях.
Читатель найдет здесь также и баллады иностранных поэтов. Но мы взяли только те баллады, которые были переведены замечательными русскими поэтами, и в их переводах стали достоянием русской поэзии. «Кубок» Жуковского, «Будрыс и его сыновья» Пушкина, «Воздушный корабль» Лермонтова, «Гренадеры» Михайлова, «Старый капрал» Курочкина вошли в русскую поэзию наравне с оригинальными произведениями этих поэтов.
Баллады интересны для нас не только рассказом об исторических событиях, не только народными преданиями, раскрывающими национальный характер народа, — в них поэты выражали свою любовь к родине, к своему народу, восхищение его героической доблестью, борьбой за свободу и справедливость, стремлением к добру и человечностью. Все эти качества бессмертны в народе, и чувства эти волнуют каждого из нас.
Иван Халтурин
В. А. Жуковский
«Кто, рыцарь ли знатный иль латник[1] простой,
В ту бездну прыгнет с вышины?
Бросаю мой кубок туда золотой.
Кто сыщет во тьме глубины
Мой кубок и с ним возвратится безвредно,
Тому он и будет наградой победной».
Так царь возгласил, и с высокой скалы,
Висевшей над бездной морской,
В пучину бездонной, зияющей мглы
Он бросил свой кубок златой.
«Кто, смелый, на подвиг опасный решится?
Кто сыщет мой кубок и с ним возвратится?»
Но рыцарь и латник недвижно стоят;
Молчанье — на вызов ответ;
В молчанье на грозное море глядят;
За кубком отважного нет.
И в третий раз царь возгласил громогласно:
«Отыщется ль смелый на подвиг опасный?»
И все безответны… вдруг паж молодой
Смиренно и дерзко вперед;
Он снял епанчу[2], и снял пояс он свой;
Их молча на землю кладет…
И дамы и рыцари мыслят, безгласны:
Ах! юноша, кто ты? Куда ты, прекрасный?
И он подступает к наклону скалы,
И взор устремил в глубину…
Из чрева пучины бежали валы,
Шумя и гремя, в вышину;
И волны спирались, и пена кипела:
Как будто гроза, наступая, ревела.
И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
Как влага, мешаясь с огнем,
Волна за волною; и к небу летит
Дымящимся пена столбом;
Пучина бунтует, пучина клокочет…
Не море ль из моря извергнуться хочет?
И вдруг, успокоясъ, волненье легло;
И грозно из пены седой
Разинулось черною щелью жерло;
И воды обратно толпой
Помчались во глубь истощенного чрева;
И глубь застонала от грома и рева.
И он, упредя разъяренный прилив,
Спасителя-бога призвал…
И дрогнули зрители, все возопив, —
Уж юноша в бездне пропал.
И бездна таинственно зев свой закрыла:
Его не спасет никакая уж сила.
Над бездной утихло… в ней глухо шумит…
И каждый, очей отвести
Не смея от бездны, печально твердит:
«Красавец отважный, прости!»
Все тише и тише на дне ее воет…
И сердце у всех ожиданием ноет.
«Хоть брось ты туда свой венец золотой,
Сказав: кто венец возвратит,
Тот с ним и престол мой разделит со мной!
Меня твой престол не прельстит.
Того, что скрывает та бездна немая,
Ничья здесь душа не расскажет живая.
Немало судов, закруженных волной,
Глотала ее глубина:
Все мелкой назад вылетали щепой
С ее неприступного дна…»
Но слышится снова в пучине глубокой
Как будто роптанье грозы недалекой.
И воет, и свищет, и бьет, и шипит,
Как влага, мешаясь с огнем,
Волна за волною; и к небу летит
Дымящимся пена столбом…
И брызнул поток с оглушительным ревом,
Извергнутый бездны зияющим зевом.
Вдруг… что-то сквозь пену седой глубины
Мелькнуло живой белизной…
Мелькнула рука и плечо из волны…
И борется, спорит с волной…
И видят — весь берег потрясся от клича —
Он левою правит, а в правой добыча.
И долго дышал он, и тяжко дышал,
И божий приветствовал свет…
И каждый с весельем: «Он жив! — повторял.
Чудеснее подвига нет!
Из темного гроба, из пропасти влажной
Спас душу живую красавец отважный».
Он на берег вышел; он встречен толпой;
К царевым ногам он упал;
И кубок у ног положил золотой;
И дочери царь приказал:
Дать юноше кубок с струей винограда;
И в сладость была для него та награда.
«Да здравствует царь! Кто живет на земле,
Тот жизнью земной веселись!
Но страшно в подземной таинственной мгле.
И смертный пред богом смирись:
И мыслью своей не желай дерзновенно
Знать тайны, им мудро от нас сокровенной.
Стрелою стремглав полетел я туда…
И вдруг мне навстречу поток;
Из трещины камня лилася вода;
И вихорь ужасный повлек
Меня в глубину с непонятною силой…
И страшно меня там кружило и било.
Но богу молитву тогда я принес,
И он мне спасителем был:
Торчащий из мглы я увидел утес
И крепко его обхватил;
Висел там и кубок на ветви коралла:
В бездонное влага его не умчала.
И смутно все было внизу подо мной
В пурпуровом сумраке там;
Всё спало для слуха в той бездне глухой;