Он пугающе громоподобно рычал, вращая своей головой с железным лбом и медным теменем, и готовился сожрать золотистого льва. Бык встревожился и впопыхах превратился в большого бурого медведя. Расставив задние лапы, он встал на дыбы и готовился схватить тигра. Но Псих покатался по земле и превратился в огромного слона, с длинным, как пожарный шланг, хоботом, и с острыми, как пожарный багор, бивнями. Подняв хобот, он готов был обмотать его вокруг медведя.
В эту самую минуту ворота усадьбы влетели во двор, планируя как дельтаплан. Вслед за ними внутрь ворвался Жир, тяжело дыша и размахивая граблями.
– Я не опоздал? – поинтересовался он, принимая боевую стойку. – Кого бьем?
– Его, – кивнул на медведя Псих, отбегая назад и принимая свой истинный облик.
В это время к Князю тоже подошло подкрепление – из дома, нещадно ругаясь и роняя стулья на веранде, выскочила Лоча с запасным мечом. Увидев жену, быкоподобный демон тоже принял свой настоящий вид.
Подбежав, Дьяволица стала рядом с мужей, взяв меч наизготовку.
– Брат, я не понял, – сказал Псих, пристально глядя на Князя. – Ты что, под защиту женщины прибежал?
– Если бы у меня были шансы выжить, я бы тебе сказал, что однажды ты ответишь мне за такое оскорбление. – вспыхнул бык. – Нет, я прилетел сюда не прятаться за ее спиной.
Мне просто нужно кое-что вернуть жене. Надеюсь ты не будешь этому препятствовать. Я и так забрал у нее все, что только мог забрать.
Князь повернулся к Лоче.
– Во-первых, держи свой меч, – он протянул ей Кровосток, подавая оружие двумя руками.
Дьяволица, которая еще не сказала ни слова, также двумя руками приняла свой Кровосток, воткнув запасной меч в землю перед собой.
– Во-вторых, веер. – он вытащил листик изо рта и с хлопком вернул подлинный облик магическому оружию.
Лоча с поклоном взяла стальной веер в левую руку.
– Заметь, – Князь повернулся к Психу, – я мог бы махнуть веером и сдуть к чертям твою поросю, а потом попытаться вместе с женой завалить тебя. Но я не знаю, какие козыри у тебя еще в рукаве, и – самое главное – втягивать в эту драку еще и жену не желаю. Пусть хоть она с гарантией выживет.
И он вновь повернулся к Дьяволице.
– Одолжишь этой мартышке веер на неделю? А он в отместку тебя не тронет. Не тронешь ведь, мартышка?
– Обещаю, – коротко кивнул Псих.
– Ну вот, пожалуй, и все, – бык виновато посмотрел на жену. – Если эта молодая стерва придет к тебе, с веером ты должна отбиться. Все остальное, что я вынес из дома, она себе отжала, и я ей клятву на Системе дал. Так что извини – больше у меня ничего нет и дать мне тебе нечего.
Он притянул к себе жену и поцеловал ее в лоб.
– И еще раз – если сможешь, прости засранца.
После чего Великий Мудрец, усмиряющий небо повернулся спиной к своей жене и спокойным шагом пошел к обезьяну и свинье.
– Ну вот и все. Вроде бы все дела переделал.
И он с грустной улыбкой развел руками.
– Ты был прав, Хан, все как-то закономерно подошло к финалу. Итог, конечно, не очень впечатляет, но тут уж – что заработал, то и получил. Давай, мартышка, заканчивай.
Псих молчал.
Долго молчал, с минуту, наверное. Даже Жир не выдержал.
– Ну что ты там завис, Псих? Давай уже. Сразу и квест закроем. Если тебе в падлу или там неудобно – давай я его граблями откомпостирую. Мне нетрудно, опять же приварок получу – за него Система неслабо очков отсыплет.
Псих невольно улыбнулся.
– Толстокожее ты существо, Жир.
Потом, явно что-то решив, обезьян подошел к Лоче и сказал ей.
– Слушай, невестка, я у вас на свадьбе не был и на свадьбу вам ничего не дарил – я тогда срок тянул. Хочу исправить это упущение. Финал, наверное, будет выглядеть сопливо, но как насчет принять в качестве подарка жизнь вон того рогатого упрямого придурка? Если он тебе нужен, конечно.
Лоча посмотрела Психу в глаза и громко сказала.
– Нужен. Я его люблю. Хотя, сколько я помню, ты вроде и так в курсе.
Она улыбнулась обезьяну, и Псих понял, что прощен.
– Жир, не злись! – крикнул он товарищу. – Ну не шмогла я, не шмогла. В Тюмени квест закроем, ничего страшного.
– Какой ты все-таки гад, Псих! – с чувством отозвался свин. – Типа ты такой благородный, а я типа свинья бесчувственная. Да я… Да у меня… Да я, если хотите знать…
Он повернулся к «молодоженам», которые уже стояли обнявшись.
– Ребята, а давайте я метнусь, граблями эту стерву ухайдокаю – и это типа будет от меня вам подарок? А что? Не только же Психу презенты раздавать.
Лоча засмеялась.
– Спасибо, милый Жир. Но этим вопросом я займусь сама. Уж что-что, а это точно мое дело и моя месть. И я прибью любого, кто в этом вопросе перейдет мне дорогу.
– Тебе нельзя, – глухо сказал Бык. – Я и за тебя поклялся, и за сына. Она не дура и себе со всех сторон соломки подстелила.
– Да? – легкомысленно спросила воительница и махнула рукой. – Тогда я что-нибудь другое придумаю. Ты даже не догадываешься, милый, насколько мы, женщины, в этих вопросах изобретательны.
И она, как молодая девчонка, не стесняясь гостей, взлохматила мужу волосы.
– Да не парься ты! Стоит он здесь, сопит злобно, фигню всякую думает… Какие проблемы, Князь? Ну обнесли нас – и обнесли! Делов-то. Живы будем – и добро заново наживем, и проблемы порешаем. Иди вон домой и займись инвентаризацией, надо же нам понимать, что у нас в активе есть.
– А ты? – промычал бык.
– А я пойду наших дорогих гостей через огненные земли проведу. Что-то не хочется мне им веер одалживать. Рожи у них больно жуликоватые. Я лучше сама с ними прогуляюсь. Опять же – хоть с деверем толком познакомлюсь.
Псих и Жир стояли во дворе, ожидая, пока Лоча соберется в недельный поход.
– Кстати, Псих, – Жир вспомнил проочень важную вещь. – Давно хотел спросить – а почему Князь тебя «Ханом» называет?
– А, это… – улыбнулся обезьян. – Это, брат, дела давно минувших дней. Он, пожалуй, последний остался, кто эту кличку еще помнит. Я в ранней молодости, когда был активистом за освобождение демонов, всем врал, что знаменитый индийский бог Хануман приходится мне дедушкой. Вот Ёви меня так и прозвал. Кстати, а ты знаешь, что по одной из версий могила Ханумана находится рядом с Окунево? Мы поэтому такой жирный баф и получили – дедушка позаботился о внучке.
– Врешь ты все, – убежденно сказал Жир. – Врешь и не краснеешь.
– Может, вру, – загадочно улыбнулся Псих. – А, может, и нет. Кто знает?
Глава девяностая. Тюмень
(где Четвертый до Темной башни дошел)
г. Тюмень,
столица Томской локации.
57°10′ с. ш. 65°30′ в. д.
– Ну и где здесь мэрия? – ворчал Псих, шествуя по улочкам Тюмени, первого русского города в Сибири и последнего сибирского города на пути паломников. – Черт бы побрал эту свинью. Это не Жир, это Сусанин какой-то! Ночь на носу, а мы бродим невесть где.
– Куда идем мы? Куда идем мы? – поддержал приятеля Тот.
– А черт его знает, куда идем мы! – охотно вступил в диалог обезьян. – Встроенные карты в этом городе заблочены, фиг сориентируешься. Но люди, как ты видишь, как-то обходятся, даже приезжие куда-то идут. И только у нас есть Жир, который сначала разорался: «Я здесь был, я вас проведу!», а потом завел невесть куда. Где теперь мэрию искать?
Последний вопрос адресовался Жиру, но свин не ответил. Он, как нашкодивший пес, шел после всех, покаянно прижав уши.
Вдруг паломники заметили странную процессию, двигавшуюся навстречу. Это были десять монахов в колодках, соединенных цепью. Они шли гуськом по улице и нестройным хором канючили:
– Подайте несчастным библиотекарям, проспавшим башню! Любой грош, который вы пожертвуете нам, пойдет на благое дело, ибо он приближает момент выплаты нашего штрафа и нашего освобождения!
Но подавали плохо. Вместо мелочи странным монахам в основном летели попреки:
– У-у-у-у, косячники, глаза бы мои на вас не смотрели! Просрали башню, идиоты!
– И не говори, сосед. Десять придурков весь город без денег оставили. Где туристы, побирушки? Кому мне теперь пирожки продавать? Вы-то, небось, не покупаете!
– А комнаты?! – взвизгнула какая-то бабка. – Комнаты мне теперь кому сдавать? Два года подряд сезон сорван! Туристов нет! Город пустой! Одни местные тусят, но мне от них ни холодно, ни жарко! У них свои комнаты есть, они потому и местные!
Дело явно шло к тому, что вместо подаяния странные монахи огребут тумаков, но тут подал голос восседающий на лосе Четвертый.
– Псих, ну что ты стоишь, Псих? – забеспокоился он. – Их же сейчас побьют!
– И чо? – мрачно осведомился обезьян. – Это их проблемы. Тем более, что они явно где-то накосячили. Наш дорогой народ суров, но справедлив, и без вины шею не мылит. Если выпишут им люлей – значит, было за что.
– Но они же тоже монахи! – продолжал возмущаться Четвертый. – Мы должны поддерживать друг друга!
– Вот именно, что «тоже»! – не собирался сдаваться обезьян. – Видели мы уже одних таких «тоже монахов», в Валдгейме. Чуть нас живьем не спалили, коллекционеры драные. Фетишисты тряпочные.
– Псих, прекрати! – в голосе Четвертого появился металл. – Если ты другого языка не понимаешь, объясняю – если мы сейчас не вмешаемся и ничего не сделаем, с меня Святость спишут. И немало!
– Так бы сразу и сказал… – вздохнул Псих, вытащил свой железный посох и принялся протискиваться в толпу, собравшуюся вокруг монахов- залетчиков.
– Пропустите, граждане. Расходимся, товарищи, расходимся. Нечего здесь толпиться, нарушители общественного порядка последуют с нами до выяснения. Пропустите. Да дай пройти, лишенец! Что ты мне свой средний палец показываешь? Знаешь, куда его засунь? Вот-вот. Вижу, знаешь, совал уже. И вали быстрее, пока я сам тебе его туда не затолкал. Расходимся, расходимся. Ничего интересного больше не будет. Монахи? Монахи, рожа твоя канцелярская, с нами пойдут, до выяснения. Псих меня зовут. Да. Старший монастырского патруля иеромонах Псих. Обязательно запиши и обязательно проверь. А пока – с дороги, крыса протокольная! А вы, гражданин с красной рожей, что застыли соляным столбом, как жена Лота? Неважно кто. Вот, у бабули спроси, она должна знать. Ей уже пора о душе думать. А ты, бабуль, что стоишь? Иди уже, иди. А я знаю, куда? Куда надо, туда и иди. Там вон с фонарями кого-то ищут, не тебя, случайно?