Не будем возвращаться к дореволюционным временам и уподобляться тем гусям, предки которых Рим спасли. Вклад наших предков в становление Государства Российского таков, что мало кто из других народов той же численности может сказать, что внес больше. Ну, а позже?
После революции немецкие села Поволжья вымели начисто свои запасы хлеба для голодающих рабочих Москвы и Петрограда. Во время гражданской войны и в Поволжье, и на Украине в немецких селах было, как в фильме "Чапаев": белые придут — грабят, красные придут — грабят. То есть, пусть под насилием, но помогали братьям-россиянам, независимо от окраски. В тридцатых годах экономические и культурные успехи АССР НП были таковы, что ее называли "Сталинской республикой" — тогда это не было ругательством, а совсем наоборот.
Во время войны российские немцы на лесоповале, в шахтах, на строительстве заводов на Урале, в рыболовецких хозяйствах, несмотря на то, что были обвинены фактически в сотрудничестве с врагом и заключены в трудармейские лагеря, что ходили под конвоем и получали убивающий голодный паек — работали под девизом "Все для фронта, все для победы!" до полного истощения. И даже в этих условиях были среди них "тысячники", т. е. выполнявшие нормы на 1000 процентов. Зачем?
После войны, на освоении казахстанской Целины, опять же российские немцы были существенной рабочей силой. Не с бухты-барахты же отказал в 1965 году нам А.Микоян в восстановлении АССР на Волге: нельзя, "потому что 500 тысяч немцев уедут из Целинного края, а без них там сельское хозяйство вести невозможно"! Хужей работать надо было, хужей, тогда бы и справедливость восторжествовала…
Какие были самые богатые, благоустроенные, красивые, культурные хозяйства и села на Алтае? — немецкие. А в Казахстане? — немецкие: вспомним хотя бы знаменитый колхоз "30 лет Казахстана" с председателем Яковом Герингом. А в Киргизии? — немецкие. А почему выступали сибирские обкомы и горкомы партии против идеи восстановления республики на Волге? — Потому что с заводов, шахт, из сельского хозяйства уйдут квалифицированные рабочие руки…
Нужно ли продолжать?
Но, может быть, немцы и работали хорошо, и вклад у них был, однако потребляли они еще больше?
Такой вопрос может задать только полный невежда. Потому что любой народ в стране, независимо от своего вклада в общий союзный "котел", обязательно получал из него на развитие национальной культуры, национального образования, национальных СМИ, на подготовку национальных кадров и т. д. Все, кроме немцев. Только у них не было национальных школ, учреждений национальной культуры, практически не было национальных СМИ и, кроме десятка учителей родного языка в год, не готовились национальные кадры. Для сравнения: у киргизов, литовцев, эстонцев (народов, близких по численности советским немцам) в 1982 году на национальную душу выпускалось газет соответственно в 13, 30 и 41 раз больше, чем у немцев; журналов в 330, 1330 и 900 раз, а художественной литературы в 100, 160 и 320 раз больше. Приложите сюда еще "экономию" от отсутствия собственных Советов, исполкомов, профкомов и парткомов, социально-бытовой и прочей инфраструктуры и номенклатуры, — и получится, что российские (тогда советские) немцы были единственным в огромной стране народом, который практически на всем протяжении Советской власти, а по инерции и дальше, жил по заветам Льва Троцкого — в условиях военного коммунизма: от каждого — по максимуму, каждому — по минимуму, и шаг в сторону — выстрел без предупреждения.
То есть, в экономическом отношении мы были самым "рентабельным" народом в стране: работая "хорошо", мы как народ не получали ничего; только как индивидуумы на поддержание трудоспособности. А значит, нахлебниками мы, слава Богу, не были, "доноры" же — еще поискать таких.
Тогда, может быть, причины особого отношения к нам лежат в сфере патриотизма, и у нас его было недостаточно? Ведь патриотизм в России — чувство особое: каждый ругает свою страну и народ, а кто нет — вызывает подозрения.
Опять же не будем касаться прошлого: тот же Георгиевский зал — лишь одно из свидетельств отношения немцев к своей российской Родине, отношения, которое невозможно симулировать. Возьмем более близкие события — начало Великой Отечественной войны. Десятки тысяч советских немцев воевали на фронте. Воевали как минимум не хуже других, потому что война шла против немцев и товарищи по оружию с особым вниманием наблюдали за их поведением. И даже в те катастрофические первые месяцы войны, месяцы небывалых поражений и отступлений писали о героизме советских немцев. Заметка в "Комсомольской правде" о рядовом Гофмане, попавшем в плен к гитлеровцам, подвергнутом пыткам и найденном потом его товарищами с прибитым к сердцу штыком комсомольским билетом, была опубликована за несколько дней до Указа о "тысячах и десятках тысяч шпионов и диверсантов", которых немцы Поволжья "скрывали" в своей среде.
Константин Симонов, писатель, поэт, военный журналист в своей книге "Живые и мертвые" напишет позже о мнении боевого генерала, которому в 1941 году пришло распоряжение отослать из его частей советских немцев как потенциально неблагонадежных: "дайте мне десять тысяч таких Гофманов (это уже другой Гофман, из его подчиненных), я из них дивизию сделаю и до Берлина с ними дойду!" Не дали. "Рабочие батальоны" сделали и направили в тайгу, сорвав погоны, награды и загнав за колючую проволоку, на нары. Симонов знал о судьбе советских немцев, и первый в советской литературе осмелился сказать несколько слов в их защиту.
Всего полгода были на фронте советские немцы, причем самые трудные. И вдобавок они были немцы. Тем не менее, среди них — 11 Героев Советского Союза…
Треть российских немцев полегла в трудармии, на работе в тылу — работе для Победы. Это больше, чем потеряла самая пострадавшая от войны Белоруссия, через которую дважды прокатился фронт, Белоруссия — колыбель партизанской войны. Она потеряла четверть своего народа — в войне с врагом. Мы — треть в труде на благо своей Родины. Кто еще столько?
После этого гадливо-оскорбительными воспринимаются "сомнения" в патриотизме российских немцев…
Пустые глазницы ушедших трудармейцев смотрят издалека, из таежных уральских болот, из-под застывшего доменного шлака, которым залиты их могилы — могилы строителей оборонных заводов. Смотрят сквозь предрассветное окно на мой стол, на исписанные листы бумаги и диктуют немой вопрос: что еще они недодали своей Родине?
После восстановления государственности репрессированных народов между вернувшимися к родным очагам и теми, кто был заселен в них, иногда возникали кровавые разборки. Может быть, опасения, что и российские немцы будут освобождать свои дома ножом и топором — причина невосстановления их республики?
Спросим опять Историю. Несмотря на всегдашнее инонациональное окружение, российские немцы за 250 лет своей российской истории не имели ни одного конфликта с другими народами (конфликты на бытовой почве не могут считаться межнациональными). В самой АССР НП треть населения была ненемецкой: русские, украинцы, калмыки, казахи. Добрые отношения с соседями — закон. Бесконфликтность внедрялась с детства: "Der Kluge gibt nach!" ("Умный уступает!") — повторяла нам мать, и детские ссоры мгновенно утихали: умный не ссорится.
1989 год. Москва. Первая конференция нашего первого национального общества "Возрождение". Обсуждается и вопрос о восстановлении нашей автономии на Волге. Мы уже знаем, что там ведется основательная антинемецкая работа. Один из "аргументов" — приедут немцы, выгонят всех из своих домов. Делегаты конференции — со всей огромной страны, многие прошли через выселение, трудармию и комендантский надзор, испытали тысячи несправедливостей в своей жизни и вот уже 48 лет мечтают о том, чтобы вернуться, наконец, "домой" — принимают единогласно "Обращение к населению, проживающему на территории бывшей АССР НП".
"Дорогие товарищи!.. Мы заявляем, что, пережив вместе со всем советским народом трагедию войны с ее неисчислимыми жертвами, считаем невозможным для себя требовать возвращения наших домов и имущества, незаконно конфискованных в 1941 году при выселении, ибо не советский народ виноват в этом и тем более не те люди, которые сегодня живут в наших домах. Пусть наши дома, в которых родились мы и которые стали приютом для вас, будут для вас такими же родными, какими были для нас.
Мы заявляем, что не претендуем на город Энгельс — бывшую столицу нашей республики. Пусть он останется таким, как сложился, — современным русским городом.
Мы считаем, что большинство сегодняшних крупных населенных пунктов на территории бывшей АССР НП должны по возможности получить свою автономность в будущей республике, чтобы не нарушать сложившийся уклад, чтобы сохранить полную возможность беспрепятственного обучения на родном языке в школах, чтобы обеспечить и на будущее свободное развитие в них национальной культуры"…
Прошло 12 лет, до сих пор ни одна газета в Поволжье не опубликовала это беспрецедентное в истории депортированных народов по своему великодушию и стремлению к добрососедству заявление. Не случайно: оно снимало главный аргумент антиавтономистов и тем самым нужные им страхи населения…
Тот же 1989 год, конец жаркого лета. Мы с Л.Прокопьевым, председателем Госкомнаца РСФСР (будущего Миннаца РФ) — удивительно человечным человеком, на Волге, в гнезде антиавтономизма — Красноармейске (раньше — Бальцер). На площади — тысячный митинг; транспаранты, лозунги, плакаты — все антинемецкие, будто еще одна война с немцами началась. Народ "разогрет" основательно — не только солнцем. В пароксизме ненависти витийствует седая непричесанная старушка с пеной на губах — буквально. Я здесь чужой, "из Москвы": то, что я из немцев Поволжья — никто не знает. До меня надо "донести настроение народа".
"Да если ко мне придет немец и скажет: это мой дом! — у меня около двери уже стоит топор, за-руб-лю-ю!.."
На встрече в просторном кабинете с "представителями населения" теряется ощущение реальности: в каком мы веке, в какой стране? Откуда столько злобы против своих же сограждан?