Сказочно добра оказалась землеустроительная служба в одной из областей. Самовольных захватов земель хоть пруд пруди, а материалы на захватчиков в милицию не поступают. А если поступают, то с таким осмысленным опозданием, когда истек срок давности и наказать никого нельзя.
Не обошлось и без землеустроителей-очковтирателей, наловчившихся стряпать розовые отчеты о своих мнимых успехах. Как правило, такая стряпня с аппетитом заглатывается начальством, да еще этих горе-стряпочников и поощряют: в Сибири, например, провели конкурс на лучшего землеустроителя; призовые места заняли два фальсификатора…
В южных, климатически благодатных регионах придумали сдавать землю частникам. А частники занялись частнопредпринимательской деятельностью, похищали выращенный урожай, раздавали взятки руководителям хозяйств и спекулянтам. На одной только Днепропетровщине было роздано шесть тысяч гектаров пашни… Ничего себе площадочка…
Вот такое грустное представление получил в свое время Мин-сельхоз СССР. Узнал он из него и о сокрытии посевных площадей, за счет чего ловкачи «повышают» урожайность, и о разных разностях того же толка.
Но отдадим Минсельхозу (ныне - Госагропром) должное - там не стали предаваться грусти. Представление своевременно и энергично рассмотрели, сделали необходимые распоряжения на места, взяли на контроль их исполнение.
Эх, везде бы так!
Хотя по известной телесерии этого и не скажешь, в действительности прокурор самым тщательным образом надзирает за тем, как следствие ведут знатоки.
С момента рождения уголовного дела и до последней точки в обвинительном заключении прокурорский надзор не спускает с него глаз. Разумеется, это не умаляет самостоятельности и независимости следователя и тем более не посягает на его инициативу и смекалку. Однако такие значительные акции, как заключение обвиняемого под стражу, обыск, наложение ареста на корреспонденцию и некоторые другие, можно произвести лишь с письменного согласия прокурора. В незапамятные времена по примеру древних римлян и позаимствовав у них нужное слово, такое согласие обозвали санкцией. Только прокурор решает, направить ли законченное расследованием дело в суд. А пока ведется следствие, указания прокурора для любого знатока обязательны. Более того, при наличии к тому серьезных причин прокурор вправе изъять дело у одного знатока и передать другому, или следователю прокуратуры, или тряхнуть стариной и самому провести расследование. Все эти мощные прерогативы обеспечивают объективность расследования и соблюдение прав обвиняемого, потерпевшего.
Это, если можно так выразиться, сухая схема надзора за следствием. А вот как она выглядит на живом примере.
По делу была арестована беспаспортная бродяжничающая воровка. Или ворующая бродяга, кому как понравится. При ней находилась трехлетняя дочь, которую по хилости и истощенности поместили в больницу. Следствие затягивалось, потому что не удавалось найти свидетельство о рождении девочки: мать назвала поочередно несколько родильных домов в разных городах страны, где якобы родился ребенок, но нигде этого не подтверждали. У ведущего следствие знатока резонно возникла версия, что воровка умышленно не хочет назвать место рождения дочери, ибо оставила там о себе недобрую память в виде очередной кражи. Тем сильнее хотелось ему открыть тайну рождения девочки. Но тут грянула амнистия - и знаток с облегчением прекратил дело и пришел получить на это согласие прокурора. Однако у того появилась своя версия, и он предложил направить бродягу на медицинскую экспертизу. Эксперты выразились однозначно - никогда не рожала. И не будет. После этого установить, где украден ребенок, было делом техники и времени: все пропавшие дети (к счастью, их единицы) находятся на учете… Девочку вернули родителям, а на бездетную воровку амнистия не распространялась.
В прокуратуре есть свои следователи, и им тоже приходится быть знатоками. Иначе как расследовать дела об убийствах, взятках, крупных хищениях, приписках, бесхозяйственности, злоупотреблениях и десятки других, исключенных из милицейской тематики? И даже милицейских, если на то будет указание прокурора?…
Вот только кинематограф никак не раскачается показать настоящего следователя прокуратуры: ведь он не гоняется по аэропортам за вооруженным вокзально-поездным вором; не сидит сутками в засаде только для того, чтобы эффектно продемонстрировать приемы самбо - джиу-джитсу - каратэ и черт еще знает что; не стреляет, полусогнувшись и зажав пистолет двумя руками. Мне не стыдно признаться, что наши следователи этому и не обучены.
Да и чем поможет знание самбо, когда надо разоблачить не первой молодости матерого взяточника, разжиревшего чинушу, страдающего одышкой и не думающего убегать из кабинета, куда следователь пришел сделать обыск? Только что женщина заявила, что вручила вымогателю крупную сумму, предварительно переписав номера купюр. И вот знаток, сам далеко уже не мальчик, двигает мебель, перетаскивает сейф, заглядывает во все мыслимые и особенно немыслимые места, где может оказаться самая главная улика. А хозяин кабинета уже третий час возмущается «беззаконием», грозит всяческими карами и следователю, и «клеветнице»: называет все происходящее провокацией и упорно твердит, что не такой он человек, что деньги для него - мусор.
- И дался ему этот мусор, - старается не раздражаться следователь, мучаясь от изжоги и запивая очередную порцию соды. - Оговора здесь нет, женщина начиталась и насмотрелась детективов и записала свои переговоры с взяточником на портативном магнитофоне. Но где же эти чертовы деньги?
Однако обыск надо продолжать, а в кабинете душно, и следователь снимает пиджак и открывает окно, и влетевший ветерок приносит некое амбре: это под окном дожидается машины полный мусорный бак. И в нем, конечно же, тот злосчастный пакет с купюрами, и номера, какие надо, и пальцевые отпечатки потом найдутся соответствующие. Так что пусть пока кричит хозяин кабинета, будто деньги подбросили недоброжелатели, а он их и в глаза не видел, а крупная сумма, найденная в сейфе, - это его выигрыши на бегах за много лет. Пусть. Главное, что изжога прошла.
…Боюсь, киношники по этому отрывку лишний раз убедятся, что материал это не «коммерческий», лучше поискать сценарий о налетчиках на инкассаторов…
Расспрашивая прокурорскую братию о работе, часто задают вопрос: бывает ли смешно?
Если говорить откровенно, то чтобы до колик в животе, до икоты - нет, не бывает. Не обхохочешься на этой службе, каким бы веселым от природы человеком ты ни был. Но и без чувства юмора, без шутки и ее понимания - многие ситуации разрешались бы сложнее.
…Обвиняемый день ото дня приходил на допросы все мрачнее и мрачнее. Следователь натурально интересовался, чем вызван упадок духа. Тот пояснил невразумительно:
- Да вот, холодает…
- Ничего удивительного, октябрь кончается, - напомнил следователь. - Тебе-то что до этого?
- Скоро лед по реке пойдет, - уныло объявил арестованный и… расплакался.
Оказывается, его разыграли скучающие сокамерники: целый месяц убеждали, что следователь обвяжет его веревкой и спустит в противогазе (!) в реку искать брошенный туда обрез. Добросовестный и дисциплинированный, в общем-то, паренек (он легко ранил изменившую ему девушку и явился с повинной) готов был лезть куда прикажут, но очень уж его удручала перспектива схватить воспаление легких. Выжить после этого он не рассчитывал.
Когда следователь, смеясь, растолковал, что не послал бы его в ледяную воду даже в поисках слитка золота, несостоявшийся убийца расплакался пуще и признался, что ни в какую реку обрез не бросал, а спрятал его у дружка, которого не хотел выдавать. Тут же он написал хранителю обреза записку с просьбой вручить ее подателю искомое оружие.
А не пошути следователь вовремя насчет слитка, пришлось бы для начала спускать в реку водолаза, который вынырнул бы с тем же, с чем и нырнул. Потом бы стали вызывать на допрос многочисленных родственников и дружков обвиняемого с единственным вопросом: не у них ли спрятал он орудие своей нелепой мести? Короче говоря, мороки было бы много.
Забавные вещи встречаются в процессуальных документах, особенно если авторы их - молодые работники.
Один начинающий следователь, составляя протокол осмотра места происшествия - этим местом был фруктовый сад - счел своим долгом отразить, что яблони в этом саду растут вертикально, а плоды на них - кислые на вкус… Раз он так написал, значит, сам попробовал, на чужой вкус полагаться не стал.
Не торопитесь называть этого человека обидными словами. Он не глуп, а патологически добросовестен и буквально усвоил университетскую науку - на месте происшествия нет ничего лишнего, все потом может пригодиться, следовательно, все должно быть описано в протоколе. (Кстати, и то садовое преступление он раскрыл, и успешно работает до сих пор. Составленные им документы для насмешников никакого интереса не представляют, зато молодые специалисты пользуются ими как образцами для подражания.)
Нигде, пожалуй, трагическое и смешное не сходятся ближе. Раскрытию, например, одного серьезного преступления немало способствовал… козел. А дело было так.
Жители одной деревенской усадьбы позвонили утром в милицию и сообщили, что хозяйка дома ночью скоропостижно скончалась по неизвестным им причинам. Как положено, на место немедленно приехал следователь прокуратуры с судебным медиком. Покойная лежала во дворе, на теле следы многочисленных повреждений. Закончив осмотр, следователь, конечно же, спросил домочадцев, что, по их мнению, могло произойти.
- Не иначе, козел наш ее забодал, от него всей деревне житья не было, - уверенно заявил убитый горем муж.
Козел в это время угрюмо посматривал из-за сарая на непривычную суету. Был он необычайно для своего биологического вида громаден, с большими острыми рогами. Жители деревни подтвердили, что действительно он не признавал авторитетов, часто выбегал за ворота и гонял односельчан. Прямо-таки баскервильский козел.