моя Ойле.
дымится снег голубо-фьолевый
в снегу — шалэ
«благоговея друг оголивай
свою Ойле»…
Такова далекая «звиздочка» и мистерия ночи.
Ну а если не найдут удобного тихого местечка если везде подсматривают злые люди и вещи (тучка в мягкой обуви, подымающаяся торчком улица, заговорный нож вилка и карты) то можно все это надуть — уединиться при всех, впасть в транс от одного вздоха и тогда не только на мосту но и на Невском и в кабаке среди лакеев и пьяниц появится она с загадочной улыбкой как будто строгая с длинной и узкой рукой —
вот оно счастье, блаженство неземное!
и когда я в небесном в тоске замираю
хозяйка с улыбкой предлагает мне чаю!..
Зерцог (театр)
Пьесы наших одиночек строятся по естественному шаблону: сперва хныканье, вздыхание и шепот, чарованье глазами сомнабул и змей, очами смотрящими по ту сторону жизни
это томление разрешается экстазом — мгновением утонченного счастья «небесной муки» — и опять тишина и забвение
с-смерть —
от шепота к смертному храпу от голубых глаз величиной в рубль до медного пятака на глазах
и от пуховиков счастья до подушек
гроба —
таков путь Саломеи, пьес Блока, Метерлинка и др.
Молодого сирийца предупреждают: не смотри так на луну, не смотри так долго на царевну — а то случится несчастье!
но тот конечно не слушает ибо «царевна бледна… она как голубка, которая заблудилась… она как нарцис колеблемый ветром…»
(не оттого ли и у женщин Достоевского великое страдание в глазах и оне так бледны?.. Настасья Филипповна и Саломея!)
Луна как женщина и женщина как больная луна
и в воздухе реяние крыл смерти а все облиты томящим светом тоскующей Селены
танцует девственная Саломея-Селена и мутнеют глаза солдат, Нарработа и Ирода
все заражены томностью танцующей луны но и сама Селена заражена — она покойник и она же гробница она как слепая или парализованная смотрит только в одну сторону шаг за шагом подвигаясь туда она тоже смотрит на белое, как лоно луны, когда она покоится на лоне моря, тело Иоканаана
и шепчет:
«твои волосы похожи на гроздья черного винограда, что висят в виноградниках Эдома в стране эдомитов… нет твои волосы ужасны… точно узел черных змей, которые вьются вокруг твоей шеи»… и наконец:
— нет ничего краснее твоего рта… дай мне поцеловать твой рот. —
только поцеловать! но томность ее ядовита и смертельна для обоих; луна стала красной как кровь, Саломея целует губы, как края обнаженной раны, но уже мертвые — живых ей никогда не поцеловать — и поцеловав умирает сама — иначе не могло быть — необычайная сила томления рождает такую смерть…
«О. Уайльд был женщиной в теле мужчины» (К. Чуковский) — потому так понятны ему были именно такие переживания, не осуществление, а только желание мечта парадокс…
В то время как санинец заметит прежде всего упругие груди и колыхающиеся как у молодой кобылы бедра, а по другому даже мотор «как жеребец заржал», у мечтающих на первом плане бледные ноги, длинные руки, бездонные глаза и мечтательные губы…
······
У Метерлинка также женщина еще пугливый ребенок (Пелеас и Мелизанда) а юноша как красная девушка и говорят они о чем-то для них тайном, шепотные слова откуда то, за третьей дверью — и все же их подслушивают, и когда они поцелуют друг друга — то умрут…
Простые вещи у Метерлинка одухотворяются ибо они должны быть томными, должны одухотворить закачать и вызвать экстаз..»
Простое слово повторят 100 раз под ряд фантазия убогая словарь ничтожный и вот — извиваются изламываются — все сделают чтобы преобразить мир по своему вызвать чудо — ибо их жизнь должна быть напряженной и во что бы то ни стало — красивой! в этом смысл их жизни!
······
В «Саломее» и пьесах Метерлинка — прообразы Блока и др, символистов. «Те писатели — наши! У нас две родины»…
У А. Блока в «Балаганчике» от невесты к смерти даже перехода нет — это одно и то же и заведуют всем этим — мистики (думаем что тут небольшая ошибка в слове)…
В «Незнакомке» вздыхает семинарист (сцена в кабаке): и танцевала она, милый друг ты мой, как небесное создание.
— Эка эка Васинька-то наш размечтался заалел как маков цвет! А что она тебе за любовь-то? За любовь-то что? а?..
— Так бы вот взял ее и унес бы от нескромных взоров и на улице плясала бы она передо мной на белом снегу как птица летала бы. И откуда мои крылья взялись — сам бы полетел бы за ней над белыми снегами…
Это те же самые белые голуби Саломеи — образ невинности!
Но семинарист не одинок в своем одиночестве — все вздыхают по Незнакомке — и юный поэт и старый звездочет и даже светские дамы!..
и вот среди излияний этих верных сердец раздается зловещее —
б р и!
и «все вертится кажется перевернется сейчас. Корабли на обоях плывут вспенивая голубые воды. Одну минуту кажется что все стоит вверх ногами». Такова ремарка; а ведь кажется простое словечко вроде три бери и ничего страшного и грозного в нем нет.
Но если вы внюхаетесь в него — то вас сразу ушибет особый острый запах и озарит.
Так вот что значит бри и почему он повис тут в воздухе!..
«Бри-бри» шепчет буржуазка своему мужу в припадке игривой грациозности» (Достоевский) «Брекекекс» — отвечает он…
Философская тройца
Ницше, как амазонка, не мог найти достойной пары и вечно-женствейное ему заменила мудрость.
«Мудрость есть женщина — признался базельский отшельник — я хотел бы иметь от нее ребенка».
И так много лет он наслаждался своею мудростью и одиночеством.
И, как поэт, воспел божество весело танцующее на острых ледяных вершинах. Он был поэтом но полюбил отвлеченную мудрость потому что любил одиночество, и бежал от книги (трижды опостылевшей) хотя весь был пропитан ею даже больше, чем одиночеством.
Это был демон дерзкий до головокружения и утешало его лишь одно — божество сотканное из электрических да и нет, легконогое с воздушным станом, предчувствие босоножек Дункан, воплощение танцующей Саломеи —
«я изобрел смех!..
выше выше подымайте свои ноги!»
И снова тоже: ужас ссоры одинокого со всеми и сладкий мир и мир в границах я.
Философские умы издревле были одиноки — и тень Ницше Канта и Шопенгауэра решительно бы потеряла свое значение без одиночества.
Вяч. Иванов и Вл. Эрн в публичных лекциях не раз указывали, что Кант в своем феноменализме — евнух, а его категорич. императив бездейственный, старо-девственный.
Феноменализм — гносеологическое, мировое одиночество.
Но все же тайное умиление не покидало Кенигсбергского китайца, как страус зарывшегося в небесных песках.
А кто знает какие неизъяснимые радости переживал Шопенгауэр любуясь созданной им картинрй великой гибели мира, тот поймет многое!
И череп Канта суровые брови Шопенгауэра и холодные вершины Ницше странно сливаются в одно дополняют друг друга и образуют легкий хоровод пляшущих туманных божеств у которых легкомысленны только ноги!..
И никакие весомые девушки лежавшие по бокам и согревавшие старость Шопенгауэра не могли соперничать с ними!.,
Биография луны
Луна древняя очарователышца, светившая Парису при похищении Елоны и делавшая томными наших бабушек с томиком Тургенева — ее не могли забыть новые воздыхатели!
1000 веков поэзии смотрит на нас с луны!
Вот извечный предмет для мечтателей, тоскующих одиночек, безнадежно влюбленных, вот их голубая голая роза!
Старая лгунья обмани их!
И она посмеялась над ними как никогда!
Ибо не было еще таких томных и млеющих людей.
Ибо появились декаденты с водными ногами, люди — мировые проросли со дна морей, и Петроградских болот, холодные инкубы и русалки, одинокие девственницы и вечные мертвецы с неподвижным, лежачим смеющимся взглядом на холодном лице
И начали скопом вздыхать на луну — да, конечно, но до боли в горле, до хрипоты, насморка и слез, до потери сознания…
Братья! сестры!
войте, лайте на луну!..
(Ф. Сологуб)
Или в другом месте:
…Ты не поймешь, что живу не напрасно,
Что мой подвиг собачий чего-нибудь стоит
Ведь в полночь никто так печально и страстно
Как я, на луну не завоет…
Недаром в некоторых губерниях сологубить и значит заниматься самоблудством!
Любовь и томление до боли, до мучительного завывания псов, до садизма — чтоб не вздыхали больше! Схватит башмак или шапку (Гамсун, Кузмин) жует, целует ее и воет. И тогда случилось нечто необычайное и невиданное — чистый молочный лик Дианы, такой круглый и сияющий, добрый и понятный — сморщился, скис и почернел!
спеленат лежу покорный
лежу я очень давно,
а месяц черный причерный
глядит на меня в окно.
Конечно от болезни почернела и скорячилась!
молода и прекрасна
безнадежно больна
смотрит на землю ясно
и бесстрастно луна.
Дни ея сочтены и вот свершилось
вышла книга будетлян: «дохлая луна»,
где поется о жалкой безкровной вше ползующей по истасканной подкладке небес —
но и это в последний раз!
Луна подохла—
и отныне забракована и выброшена из обихода поэзии как ненужная вещь, как стертая зубная щетка!
Ле-люнь, слюнь, плюнь
Тель (але стиль) литераторов
Сонный свист!
однообразный, тонкий засасывающий, царство об'ятое конвульсиями сна — спят сморщенные лбы щеки и волосы спят полинявшие деревья, птица вздрагивая одной ногой повисла в воздухе…