– Пододвинь-ка мне поднос.
Карелла толкнул в ее направлении по полу поднос. Девушка нагнулась за ним и, присев, подняла его с пола. Потом она снова вернулась к двери и уселась на стул, закинув ногу на ногу. И снова принялась постукивать носком туфли по полу.
– Как зовут твою жену? – спросила она.
– Тедди.
– Хорошее имя. Но ты скоро забудешь его.
– Не думаю, – спокойно возразил Карелла.
– Да, ты забудешь ее имя и ее саму ты скоро забудешь.
Он только отрицательно покачал головой.
– Ручаюсь тебе, – сказала она. – Через неделю ты не в состоянии будешь вспомнить и свое собственное имя.
В комнате надолго воцарилась тишина. Девушка сидела совершенно тихо, только тихонько постукивала носком туфли по полу. Зеленый неоновый свет то заливал комнату, то гас, погружая все в темноту. Мгновения яркого света и густой темноты чередовались, усиливая впечатление нереальности происходящего. Когда в очередной раз комната наполнилась зеленым сиянием, Карелла увидел, что девушка поднялась со своего места. Оставив пистолет на стуле, она медленно пошла к Карелле. Свет снова погас, а когда он загорелся вновь, оказалось, что она стоит почти рядом с ним. Она умела двигаться удивительно бесшумно даже на своих высоких каблуках.
– Так что же мне с тобой сделать? – спросила она.
– Ничего.
– А что бы ты хотел сделать со мной?
– Ничего, – ответил он.
– Ничего, да? – Она улыбнулась. – А ты, детка, полюбуйся.
Она развязала поясок, стягивавший ее халат на талии. Полы его сразу же разошлись, обнажая грудь и живот. Неоновый свет озарил ее тело и моментально погас. В этом неверном мигающем свете он увидел, как в немом кино, что девушка движется по направлению к выключателю у двери. Полы ее распущенного халата развевались в такт шагов. Она включила верхний свет, а затем таким же неспешным шагом вышла в центр комнаты и стала прямо под лампой. Полы своего легкого халата она небрежно откинула назад, красный шелк закрывал теперь только руки и спину. Яркий маникюр на ее руках казался лоскутками красного халата на ее пальцах.
– Ну, что ты на это скажешь? – спросила она. Карелла промолчал. – Неужели ты и от такого откажешься?
– Да, – сказал он.
– Врешь!
– Я говорю правду, – сказал он.
– Да я за одну минуту могу заставить тебя забыть ее, – сказала она. – Я умею такое, что тебе и не снилось. Так хочешь или нет?
– Нет.
– Можешь получить в любой момент, – сказала она и запахнула свой халатик, туго стянув его поясом. – Только учти, что я не люблю, когда мне врут.
– Я не вру тебе.
– Мистер, вы же совершенно голый лежите тут передо мной, так что позвольте мне знать, врете вы или нет. – Она расхохоталась и, подойдя к двери, распахнула ее, а потом снова повернулась в его сторону. Когда она заговорила, низкий голос ее звучал очень серьезно.
– Послушай-ка, детка, – сказала она. – И слушай меня внимательно. Ты теперь мой, поймешь ты это наконец? И я могу сделать с тобой все, что мне заблагорассудится, не забывай этого. Я тут тебе только что пообещала, что через неделю ты будешь ползать у меня в ногах, целовать мои ноги и молить меня о том, чтобы я разрешила тебе рассказать все, что тебе известно. А как только ты все это мне расскажешь, я тебя просто выброшу, детка, я выброшу тебя изломанного и никому не нужного в придорожную канаву, так-то детка, и, поверь мне, тебе захочется оказаться на месте того, кого они нашли мертвым в обгоревшей машине. Можешь быть уверен, именно так все и будет, – она помолчала. – Подумай об этом, детка, – сказала она и, выключив свет, вышла из комнаты.
Он услышал звук проворачиваемого в замке ключа. И тут его внезапно охватил страх.
Глава 10
Автомобиль был найден на дне глубокого оврага чуть в стороне от дороги номер 407. Дорога здесь была извилистой и узкой, представляя собой редко используемую транспортную связку между городками Миддлбартом и Йорком, к которым вели другие, более широкие и ухоженные шоссе. Четыреста седьмая представляла собой разукрашенное выбоинами и трещинами шоссе, которым преимущественно пользовались подростки и молодежь, причем по ночам, в поисках укромных местечек, где можно было бы пообжиматься. Въезды на нее были в большинстве своем грунтовые, узкие и покрытые грязью, за исключением одного-единственного места, где ответвление вело к карьеру, в котором добывался гравий. Тут и сама дорога была немного пошире. Вот на дне этого карьера и была обнаружена машина, внутри которой нашли сильно обгоревший труп владельца или пассажира.
На всей четыреста седьмой был один единственный дом, стоявший примерно в пяти с половиной милях от карьера. Дом этот был выстроен из местного дикого камня и бревен – довольно неуклюжее строение с крытой террасой, обращенной в сторону озера, в котором якобы водилась форель. Дом окружала редкая березовая рощица и заросли кустарника. Два небольших кизиловых деревца стояли по обе стороны входа, почки на их ветвях вот-вот готовы были распуститься. Дождь на некоторое время перестал, но над озером все равно клубился легкий туман, заметный издалека, сразу при повороте к дому. С веток огромного раскидистого дуба тяжело капали крупные капли. Во дворе было тихо, и звук падающих с дуба капель слышен был совершенно отчетливо.
Детективы Хол Уиллис и Артур Браун поставили машину на пригорке и прошагали под кроной этого истекающего влагой дуба к парадной двери дома. Дверь была выкрашена зеленой краской. В нижней половине ее имелась огромная бронзовая ручка, а на верхней был прикреплен – тоже бронзовый – дверной молоток. Запертый висячий замок болтался на клямке, грубо приколоченной к двери. Однако клямка эта была сорвана, по-видимому, ломиком. На дверной краске остались следы от работы ломиком, гвозди были грубо вырваны. Уиллис толкнул дверь и они вошли внутрь.
В воздухе стоял тяжелый запах дыма и еще чего-то горелого. По лицу Брауна прошла судорога. Задыхаясь от отвращения, он вытащил из заднего кармана платок и прикрыл им нос и рот. Уиллис попятился к выходу и чтобы сдержать подкатившую к горлу тошноту, выскочил на свежий воздух. Браун бегло осмотрел огромный каминный очаг у дальней стены комнаты и, выйдя на крыльцо, взял Уиллиса под локоть.
– Есть какие-нибудь сомнения относительно происхождения этой вони? – спросил Уиллис.
– Какие тут сомнения, – ответил тот. – Это – самый настоящий запах горелого мяса.
– Как ты думаешь, противогазы у нас в машине найдутся?
– Понятия не имею. Нужно будет порыться в багажнике.
Они снова вернулись к машине. Уиллис достал ключи и неторопливо отпер багажник. Браун принялся рыться в куче набросанных там вещей.
– Здесь свалено все, что угодно, пожалуй, за исключением разве что кухонных раковин, – проворчал он. – Вот это, например, что такое?
– Это мое, – сказал Уиллис.
– Не возражаю, но что это?
– Это шляпа. А чем это еще может быть по-твоему?
– В жизни не видал такой шляпы, – сказал Браун.
– Несколько недель назад мне пришлось работать переодетым.
– И кого же ты из себя изображал?
– Я был переодет сторожем.
– И где же?
– На курином рынке.
– Да, ну и шляпку ты себе подобрал, – сказал, посмеиваясь, Браун.
– А что – вполне приличная шляпа, – сказал Уиллис. – И нечего издеваться над моей шляпой. Все покупательницы, которые подходили ко мне посоветоваться, где найти им курицу получше, буквально все до одной обращали внимание на мою шляпу и очень хвалили ее.
– Это безусловно, – сказал Браун. – Очень представительная шляпа.
– Ты нашел, наконец, противогазы?
– Тут есть всего один. Другого я не нахожу.
– А этот в комплекте?
– Да, он в полном порядке.
– Так кому же идти? – спросит Уиллис.
– Я его возьму, он мне и по размеру подходит, – сказал Браун.
– Мне тогда остается нацепить на голову разве что пожарную каску.
– А что? Можно попробовать, – сказал Браун, посмеиваясь. – Почему бы и не попробовать? Валяй, Хол. – Он достал противогаз, отряхнул его от налипшего мусора, протер носовым платком и натянул маску на голову.
– Очки не запотевают? – спросил Уиллис.
– Вроде бы все в порядке.
Браун чуть оттянул маску, с силой выдохнул воздух, потом сделал глубокий вздох и сказал: “Все в порядке”, после чего направился к дому. Он был человеком могучего телосложения – рост шесть футов и четыре дюйма, вес – двести двадцать фунтов, мощные плечи и грудь, длинные крупные руки. Кожа у него была очень темного оттенка, почти черная, волосы вились мелким барашком. Кроме того у него были широкие ноздри и толстые губы. Одним словом, он очень походил на типичного негра, каковым он и являлся в действительности. При этом он совсем не походил на тех очень милых красавцев-негров, которых так любят изображать белые в рекламных проспектах или в телерекламах. Он, собственно, походил, прежде всего, на самого себя. И именно таким он нравился своей жене Каролине, таким его любила его дочь Конни. По их мнению, внешность его была самая подходящая, а что важнее всего – именно таким он нравился самому себе. Хотя, если честно говорить, в настоящий момент выглядел он не очень-то привлекательно: противогаз закрывал все его лицо, да еще на спину был подвешен баллон с кислородом. Он вошел в дом и остановился прямо у двери, осматривая комнату. Он сразу же обратил внимание на две параллельные полосы, которые тянулись по полу поперек комнаты. Он пригляделся к ним повнимательнее. Полосы были черные и шли на одинаковом расстоянии друг от друга. Поразмыслив, Браун понял, что они оставлены каблуками. Он выпрямился и направился к камину, у которого полосы кончались. Он старался не прикасаться ни к чему – ни к решетке камина, ни к вещам, которые были расположены рядом с ним – этим займутся ребята из криминологической лаборатории. Однако в том, что следы эти оставлены каблуками ботинок того человека, тело которого протащили по комнате от взломанной двери к камину, он был теперь совершенно уверен. Как ему стало вчера известно, тело Месснера было обожжено на огне, поддерживаемом с помощью дров. Ну что ж, камин этот несомненно, отапливался дровами, а запах, который они с Уиллисом обнаружили здесь, чертовски походил на запах горевшего человеческого тела. А тут еще и эти следы, оставленные на полу каблуками, следы, ведущие прямо к камину.