— Будем продолжать, братишка? — спросил Бакли.
— Да. Но сдам я, — Шестой забрал колоду. — Тебе черти крутят.
Бакли усмехнулся. Шестой всегда хотел играть, и это было хорошо. «Желание — ценная штука, — так говорил хозяин. — Кто много хочет, тот полезен».
Однако сдать Шестой не успел. Дверь скрипнула, Бакли бросил взгляд и напрягся, шепнул:
— Он.
Человек, которого они видели нынешним утром на станции, вошел в трактир, притопнул, сбивая снег с подошв, осмотрелся. Напоролся на неосторожный взгляд Шестого — и тут же ринулся прочь. Шестой и Бакли — следом, на ходу надевая тулупы.
— Извозчик!..
Человек со станции подбежал к бричке, в которой приехал за минуту до того.
— Гони скорее!
Лошади не успели тронуться, как Шестой и Бакли уже вспрыгнули в экипаж.
— Ага, гони, мил человек, — сказал Бакли, бросая извозчику елену. — Куда-нибудь на околицу.
— К Привратной?
— Да хоть и к Привратной.
Человек со станции попытался выпрыгнуть на ходу, но Шестой крепко ухватил его за плечо, швырнул на сиденье и впечатал кулак под ребра.
— Ыыыыы… — человек разинул рот, пытаясь вдохнуть. На нем была громадная меховая шуба, и сам он — тщедушный, остроносый — терялся в ней. Мелкие глазенки испуганно блестели из-под шапки.
— У тебя куриные мозги, — сказал Бакли человечку. — Знаешь, почему? Давеча на станции мы искали следы одного пассажира. Всем станционным предлагали десять золотых за сведения, и ты купился. А монетки-то были простой наживкой. Ничего ты не понял, лопух.
Бакли сделал паузу, и Шестой снова ударил человека со станции.
— О-оой…
— Мы думали так: на станции должен быть парень из протекции. Тайная стража точно ведет учет, кто приехал и кто убыл. Но как вычислить этого парня? А вот как. Майор Бэкфилд сбежал, верхушка протекции распалась, новую не поставили. Значит, вас, шептунов, никто не кормит. А значит, вы теперь падки до денег.
— Будто раньше не были падки, — Шестой врезал человечка по уху так, что шапка улетела в снег.
— Потом мы порасспросили о тебе у коллег. И ничегошеньки не узнали, кроме того, что твое любимое местечко — «Свинья и гусь». А теперь осталось кое-что проверить…
Бакли сунул руки ему под шубу, пошарил, вытащил кошель. Высыпав монеты на ладонь, пересчитал.
— Все наши десять эфесов тут. Стало быть, с начальником станции не поделился, а значит, работаешь не на него, а прямиком на главу протекции. Ты-то нам и нужен, жадный осел.
— Сучья кишка, — Шестой, привстав, обрушил на него кулак.
— Ну-ну, хватит, — Бакли покачал головой. — Не переусердствуй, а то остатки мозгов выбьешь.
— Что вам нужно?.. — выдохнул человечек со станции.
— Польза, конечно. Что ж еще, кроме пользы! Когда мы спросили про этого пассажира, ты ушел, а потом вернулся со сведениями. Вот и принеси нам ту учетную книгу, с которой сверялся.
— Что?..
— Ты, тварь, оглох?! — взревел Шестой.
— Книгу, — повторил Бакли, кривясь. — Книгу учета. Ты ж не в голове все держишь. Кто и когда прибыл на вокзал Фаунтерры, куда направился потом. Ты вел учет для Бэкфилда, а его больше нет. Продай книгу нам.
— Продать?..
— Ну все, ты меня разозлил.
Шестой выхватил нож и прижал к подбородку человечка.
— Ц-ц-ц, — одернул его Бакли. — Спокойнее. Так вот, козлик, ты продашь нам книгу. Прямо сейчас. Цена — сто золотых эфесов.
— Д… д… двести, — прошипел человек со станции, сглотнув слюну от страха.
— Каков, а? — фыркнул Бакли и несильно ткнул человечка в нос. — Вот жадный козлик, видали такого?!
Ткнул еще раз. Человечек шморгнул, сглотнул кровь и сопли.
— С… сто восемьдесят.
— Сто сорок, — сказал Бакли.
— Д… деньги вперед.
— Не держи нас за ослов. Двадцать вперед, остальные — за книгу.
— Ладно.
— На вокзал, я так понимаю?
Человечек в шубе кивнул. Бакли дернул извозчика за плечо:
— Эй, мил человек! Планы сменились: вези на вокзал.
Книга представляла собою, на самом деле, шесть книг: по одной за каждый месяц, начиная с июля. Человечек со станции принес тома в мешке. Он пропадал часа два. Уже совсем стемнело, Бакли с Шестым утомились ждать в привокзальной церквушке. Шестой то и дело подхватывался со скамьи, громко рыскал от алтаря ко входу и назад к алтарю. Кто-то из прихожан сделал было замечание:
— Молодой человек, уважайте…
— Чего тебе, сучий потрох?! Сиди тихо и не лезь!
Старик умолк и спрятался в плечи. Когда явился человечек со станции, Шестой вырвал мешок из его рук, оттолкнул его, перебросил книги Бакли. Тот пролистал и удовлетворенно кивнул. Учет велся как надо. Указаны были имена и даты прибытия, исходная станция и направление, куда пассажир подался потом. Также вписано и то, чем был примечателен данный пассажир и почему удостоился внесения в книгу: «Видный дворянин», «Трое здоровяков — верно, воины», «Повздорил с охраной», «Сильно переплатил за билет», «Имел дорогой меч», «Вез собаку неясной породы»… Было даже такое: «Выйдя с вокзала, раздал одежду бродягам».
— Ты что же, сам это все отследил? — удивился Бакли.
— Есть еще трое на жаловании…
— И ты продаешь ваш общий труд? Ай-ай, как нехорошо.
— Они сбежали вместе с Бэкфилдом.
— А ты остался? Ждал, значит, случая продать книженцию? Жалко было бросить теплое место?
— Ну… э… ммм…
— Думал, северяне тебе заплатят за этот реестр?
— Вы не хуже северян, — человечек несмело покосился на Шестого.
— Это чертовская правда. Ты попал в самую точку, козлик. Мы намного лучше.
Бакли протянул мешочек, набитый золотыми. Служитель станции схватил, оценил на вес и шустро выскочил из церкви. Был — и уже нету.
— Идем, браток, — сказал Бакли Шестому. — Хватит беспокоить прихожан.
Они вышли на улицу. Вечер покусывал за щеки хрустким морозцем. Вокзал светился цветными огнями, трепыхались флаги. Извозчики переругивались за место поближе к дверям станции. Полдюжины привокзальных гостиниц, как могли, тянули к себе внимание приезжих: плакатами и вымпелами, яркими фонарями, ветровыми трещетками, жестяными коронами. Притопывая на месте, орали зазывалы: «Гостям коронации — чистые комнаты!.. Согрейтесь с дороги! Пассажирам пунш за счет гостиницы!.. Постоялый двор „Минерва“ — лучший у вокзала!..»
— Коронация, — Шестой плюнул на снег. — Ненавижу это дерьмо.
Бакли смотрел вслед человечку со станции. Тот прошел мимо лучшей привокзальной «Минервы», оглянулся через плечо, юркнул в проулок. Бакли сказал:
— Давай, Шестой, принеси пользу.
— Его?.. Сейчас?!
— Нет, дождемся, пока северяне возьмут его и спросят!.. Сейчас, Шестой, сейчас.
— Сучья работа…
Верзила снова плюнул и пошел, ускоряя шаг, к тому самому проулку. Вернулся через каких-нибудь десять минут, сунул Бакли кошель с деньгами. Судя по весу, все сто сорок эфесов были здесь.
— Хорошо, — сказал Бакли. — Молодчик.
— Сучья работа, — ответил Шестой.
* * *
«Чтобы быть полезным, нужно иметь желание и умение», — так говорит их хозяин. С этой точки зрения, Шестой явно полезен: он знает свое дело и всегда, без перерывов, испытывает желание.
— Сыграем?..
Шестой рыскал по гостиничной комнатушке и мусолил колоду в здоровенных ладонях.
— Сыграем, а?
— Не мешай, дружок, — отмахнулся Бакли. — Видишь же: я занят.
— Что ты там ищешь?
Бакли водил пальцем по строкам учетной книги.
— Имена. Что еще тут можно найти?
— Какие имена?
Кривясь от его тупости, Бакли поднял глаза:
— Имена людей, Шестой. Двух полезных и одной мелкой шавки.
— Каких еще людей?
Бакли вздохнул. Шестой — дубина. Приходится объяснять то, что и ребенок понял бы.
— Вот ты, братец, не любишь коронацию, а зря. Важные люди изо всех земель съедутся на нее. Важные и полезные. Мне нужны двое из них.
— И как ты поймешь, кто полезный, а кто нет? — Шестой глянул через его плечо в книгу и нахмурился. — Тут же… тьфу… конь копыто сломит!
Бакли терпеливо ответил:
— Все просто, дружок. Эти двое не так мелки, чтобы быть бессильными, но и не так заметны, чтобы попасть под надзор северян. Они уехали к себе по домам, когда в столице стало страшно, но недавно вернулись, чтобы поспеть на коронацию. И еще, я знаю, из каких они земель. Достаточно примет, а?
— У… Ну, так ты ищи быстрее. А потом сыграем!
Вскоре Бакли нашел одно имя. Довольный собою, сел за карты и в течение часа выиграл у Шестого горку монет. Шестому пришлось крепко порыться по карманам и вытащить на свет все запасы. Десять агаток — вот все, что осталось у него к полуночи.
— Сыграем еще, — потребовал он.
— Сыграем, но завтра, братец мой любезный. Сегодня тебе уж больно не везет, а завтра, глядишь, удача переменится. Я ведь о тебе забочусь. Ты мне — как родной!
Бакли похлопал верзилу по плечу и отправился спать.
* * *
«Бакли знает подход к любому», — так говорит хозяин. Но, на самом деле, подходов только два: сверху или снизу. Нужно лишь правильно выбрать.
Вот привратник: с кирпичной рожей стоит на крыльце, гадливо зыркает сверху вниз на визитеров. Он — мелкая дрянь, к таким всегда нужно подходить сверху, поставив сапог на его загривок. Уберешь ногу с его шеи — сам окажешься под сапогом. Или одно, или другое — вот весь выбор.
Бакли неторопливо взошел на крыльцо. Привратник загородил ему путь:
— Кто такой? Куда лезешь?
Бакли ткнул ему пальцем в живот и чуток нажал, отодвигая привратника с дороги: краешком ногтя, чтобы не запачкаться.
— Поди-ка прочь, мил человек. Мы к аббату Феррайну.
Привратник насупил брови, набычился, сдвинув шапку на лоб:
— Кто такой, спрашиваю?
— Ты, видно, совсем ничего не понял… — Бакли брезгливо отвернулся от привратника и махнул Шестому: — Принеси пользу, дружок.
Как-то так вышло — ни Бакли, ни привратник не успели заметить, как именно… Но спустя вдох страж дверей пялился на свой палец, а тот сучковато торчал в сторону и быстро опухал. Бакли взял сломанный палец и плавно выкрутил. Из глаз привратника брызнули слезы.