Озеро горных духов. Кукла наследникаОлла Дез
Пролог. Не надо слов …
Не так уж важно, что вы выросли, и лето перестало означать каникулы, священное ничегонеделание, книги под яблоней и полное отсутствие страхов перед завтрашним днем. Лето осталось. Черную смородину никто не украл. Драконы все так же живут на чердаках. Просыпаться рано утром и ловить солнечных зайчиков на подушках, сложенных уголком, не запрещено ни возрастом, ни законом. Меняться не страшно, страшно перестать видеть волшебство.
Открываем глаза на раз, два, три? совсем-не-тетя Хель.
Я люблю барахолки. Всегда любила.
Нравится мне всё, что связано со старыми вещами. Люблю в них копаться и брать в руки. Мне кажется, так я прикасаюсь к истории и могу почувствовать тех людей, что уже давно покинули этот мир. Вот так, представляя, через сколько рук прошли эти старые вещи.
‒ … рептилоиды! ‒ донеслось до меня сбоку.
‒ Да, Зинаида Мафусаиловна, разумеется. Во всём виноваты рептилоиды! ‒ привычно подтвердила я и продолжила путь.
Только вот времени и сил ходить на барахолки становилось всё меньше и меньше с каждым годом. И если с нехваткой сил и времени ещё как-то можно было бороться, то что делать с постепенно пропадающим желанием к этому моему единственному оставшемуся удовольствию, я не знала.
‒ … технологии пять джиии!
‒ Верно, Зинаида Мафусаиловна, и это тоже зло! ‒ привычно подтвердила я.
Да, увы. Приходилось признавать, что с каждым днём у меня пропадает даже это желание. И если бы не открывшийся почти рядом с моим домом магазинчик, вообще не знаю, как бы я умудрялась хоть немного радовать себя. Нет, не могу сказать, что я была старой. Вот Зинаида Мафусаиловна, она и в самом деле была старой. Хотя нет. Наверное, она была древней. Как её отчество. Я уже сто раз слышала про Мафусаила, одного из праотцов человечества и деда самого Ноя. Да-да, того самого Ноя, что собрал в своё время огромный непотопляемый фрегат с кучей тварей. Кто вообще способен назвать ребёнка Мафусаилом? Нет, даже если делать скидку на то, что отец Зинаиды Мафусаиловны родился в прошлом веке. Или позапрошлом? Здесь ведь и не угадаешь.
‒ … летающие тарелки!
‒ Я не била в последнее время! А-а-а-а, ‒ потёрла я лоб. ‒ Да! Инопланетяне тоже зло!
Так вот, этот самый Мафусаил прославился тем, что прожил неприлично долго. Даже по тем временам неприлично. Да и по нашим. Да в любые времена это было неприлично долго! Он считался старейшим из людей, и его имя стало нарицательным для обозначения долгожителя. Довольно известное выражение «мафусаилов век». Хотя кого я обманываю? Кому известное? Мне? Так у меня соседка Зинаида Мафусаиловна, которая, видимо, решила перещеголять этого самого прародителя.
‒ Даже на картинах Себастьяно Майнарди есть летающие тарелки! А он жил в эпоху Возрождения!
‒ Так разве не Доменико Гирландайо? Ему же вроде бы все время приписывали эту мадонну с летающей тарелкой за спиной? ‒ неосторожно спросила я.
‒ Не морочь мне голову, Марина. Что я, Майнарди от Гирландайо не отличу? ‒ фыркнула Зинаида Мафусаиловна.
Я вот не отличу, подумала я, но вовремя прикусила язык. Только лекции об искусстве эпохи Возрождения мне и не хватало. Я юрист, а не искусствовед. Но Зинаида Мафусаиловна считала, что эти знания необходимы всем. А я с ней не спорила. У меня в голове много своих тараканов и чужих я старалась не пугать. В конце концов, сама же Зинаида Мафусаиловна всегда любила повторять, что у каждого свои проблемы. У кого-то хлеб черствый, а у кого-то брильянты мелкие. И там, и там скрыта трагедия и неудовлетворенность жизнью.
‒ … масоны!
‒ Верно, Зинаида Мафусаиловна! Ещё иллюминаты и тамплиеры!
‒ Да господь с тобой, Мариночка! Ну какие тамплиеры? Хотя да! Ты права! Проклятье старого главы ордена Тамплиеров Жака де Моле, которое он произнес на костре, наверняка всё ещё действует! Так вот… ‒ сказала она таким тоном, как будто лично была знакома со стариком Жаком, или сама поджигала его костёр.
Магазин, в который мы двигались, медленно, но верно приближаясь к своей цели, продавал не совсем антиквариат. Но и по-настоящему старинные вещи там иногда попадались. Просто часто так бывало, что продавались квартиры с вещами бывших владельцев. Или умер пожилой человек, и куда всё это девать родственникам, порой было совершенно непонятно. А чаще в бешеном ритме большого города новым владельцам с этим и не хотелось возиться. Сумасшедшая скорость обязывала и навязывала свои реалии. Мало кто мог приспособиться. Это только кажется, что большой город ‒ это много возможностей. На деле же выдержать могли единицы, а остальных он перемалывал. Так и с вещами. Легче нанять ребят, которые приедут и все заберут. А потом рассортируют и то, что можно, ещё и продадут. Ну например, вам совершенно не нужен старый бабушкин хрусталь из серванта. А для кого-то он будет к месту. Я вот перебила половину рюмок. А в том магазине совершенно случайно нашла такие же две штуки. Кто-то, видимо, тоже разбил. Я принесла рюмки домой, отмыла и быстро стало непонятно, где мои и где купленные.
‒ … подземные жители! Все эти люки!
‒ Глюки! Эмм… В смысле, что там бункеры! Вы, как всегда, правы, Зинаида Мафусаиловна!
Но всё же больше всего мне там нравились книги. В этом отделе я могла долго ходить и всё рассматривать. Я с детства люблю книги, и хотя прекрасно понимала, что книги, особенно бумажные, уходят в прошлое, но всё равно не могла отказать себе в удовольствии взять в руки книгу. Вот например, было советское издание знаменитой трилогии Дюма о гугенотских войнах. Такое в бежевом переплёте и с тонким чёрным рисунком на обложке. У меня в детстве был только роман «Королева Марго» и «Сорок пять». А второй книги не было. Наверное потому, что «Графиня де Монсоро» пользовалась всегда гораздо большой популярностью, и ее так просто было не достать. И вот совсем недавно я купила себе именно это издание в бежевом переплёте. Поставила на полку и успокоилась, как будто закрыла и перевернула эту детскую страницу.
‒ … двойники!
‒ Точно! Начиная со Лжедмитрия! Ничего не поменялось, Зинаида Мафусаиловна!
Я бы ни за что не поддерживала этот разговор с Зинаидой Мафусаиловной, но она регулярно стучала в мою квартиру своей клюкой, так как не могла дотянуться до моего звонка. По причине «скрученности и сгорбленности». Ну… Это она так мне объясняла. Я всегда видела её с прямой спиной, как будто она проглотила оглоблю и аршин одновременно. А потом она с царственным видом сообщала, что мы с ней идём в антикварный магазин. Это не был антикварный магазин. В моём понимании, антикварный магазин ‒ это место, где за сумасшедшие деньги лежат гравюры, перламутровые прихватки для бальных юбок, чернильницы из чистого хрусталя и серебряный бюст Командора с носом Мефистофеля. А не советские плакаты с профилем вождя всех времён и народов.
‒ … интернет!
‒ Вот, главное из зол, Зинаида Мафусаиловна! И ещё электричество. Вот и его вместе с лампочкой Ильича нужно скинуть в чёрную дыру пространственно-временно́го континуума.
Я не была старой. Как совсем недавно заявил мой старший сын: «Фраза «после сорока лет жизнь только начинается», уже неактуальна. После пятидесяти, мам!». Я только вздохнула. Мне порой казалось, что возраст как понятие тоже весьма условно и относительно. Как та теория знаменитого физика, который не знал, что изобрели расчёску. Когда я приходила на работу, казалось, что мне все восемьдесят и давно пора на пенсию. А когда я вот так волочила ноги вместе с Зинаидой Мафусаиловной, то мне было все сто. Когда бежала с работы домой, резко становилось тридцать. А когда садилась с книжкой на диван, мне становилось снова двадцать, а то и восемнадцать. А вообще, я считала, что у женщины бесполезно спрашивать о том, сколько ей лет, потому что у неё каждый год будет по-разному.
‒ … микроволновки!
‒ Точно! Это излучение губительно для мозгов. Вот молодёжь и деградирует! Богатыри не мы! В смысле они не богатыри. Эм… ну не нынешнее племя!
Я юрист. И, увы. Порой казалось, я умудрилась выработать все черты, что, обычно приписывают людям этой профессии. Да, да. Именно приписывают. Потому что все знакомые мне юристы были самыми обычными людьми. Со своими радостями и горестями. Весёлые, грустные, юморные или даже развратные. Я же собрала буквально всё. Я была мрачной, нелюдимой, не любила шумные компании и ненавидела гостей. У меня плохо получалось радоваться, я почти не понимала юмора и шуток. Терпеть не могла стендаперов и все эти сборища студентов на сцене. Они вызывали у меня стойкое неприятие. Даже классические юмористы не могли вызвать у меня интерес. Я была сухарём. Я бы даже сказала, сухарём в квадрате. Засушенным сухарём!
‒ … шапочка из фольги!
‒ Да! Чудесное изобретение, Зинаида Мафусаиловна, только шапочка и спасает. Я вот думаю, может нужны медные? Или золотые? Может, они лучше помогут?
‒ Я старше тебя!
‒ Ненамного, ‒ вздохнула я, чувствуя, как ещё сто лет приземлились мне на плечи и сейчас мне лет двести, по самым скромным подсчётам.
‒ В моё время физику и химию преподавали не так, как сейчас! В противном случае ты бы знала, что клетка Фарадея работает при любой толщине металла. А на высоких частотах от неё вообще электромагнитные волны отражаются, ‒ и Зинаида Мафусаиловна, стукнув клюкой по асфальту, продолжила движение и свою поучительную речь. ‒ К тому же у алюминия степень окисления выше, а значит, он лучше заряд на себя оттягивает.
‒ Последнее особенно бесценно, ‒ покорно согласилась я.
Мой муж умер от старости несколько лет назад. Не могу сказать, что его смерть произвела на меня такое уж сильное впечатление. Мы поженились, когда мне было двадцать, а ему уже сорок пять. Но мне всегда нравились мужчины опытные, сильные, со сложившимся характером и имеющие за плечами серьёзный багаж. Багаж не только материальных благ, но и знаний. И с тех пор мои предпочтения не изменились. Жалела ли я когда-нибудь о том, что не выбрала в своё время ровесника? Нет, ни разу. Я почти сразу родила двоих детей, сыновья купались в отцовской любви, и то, что они у меня такие замечательные ‒ полностью его заслуга. И то, что они завели свои семьи и подарили мне внуков, тоже. Я же училась, получала диплом, потом строила карьеру. Любила ли я мужа? Не знаю. Уважала безусловно, он мне был близок и духовно, и физически, с ним было очень интересно, потому что он был кладезь знаний. Но вот любовь…