— Так какой у вас вопрос ко мне?
— Посмотрите эти снимки, — перед посетителем лег слегка помятый листок фотобумаги, положенный изображением вниз, — что вы можете об этом сказать?
— Боже… — цвет лица гипнотизера изменился, приобретя зеленоватые оттенки. Стало понятно, что к виду трупов он непривычен. — Скажу, что тот, кто это сделал, остро нуждается в принудительном лечении.
— Вы так уверены, что это было чьих-то рук дело, а не групповое самоубийство? — Хан задавал наводящие вопросы, желая послушать размышления специалиста. — Трое человек, старых друзей, объединенные общим горем, взялись за руки и решили свести счеты с жизнью. Почему нет?
— Эм-м-м… знаете, я вообще-то специализируюсь совсем по иному профилю. Я вовсе не криминалист и о причинах, толкнувших этих троих на подобный шаг, рассуждать не могу. Если бы я мог поговорить с ними при жизни, провести несколько сеансов, тогда б я мог свои слова аргументировать. Но сейчас я просто сказал первое, что пришло мне в голову. Это было спонтанное суждение, не основанное ни на каких логических выводах. Так это, вы утверждаете, был суицид?
— Вот эту тему я и хотел с вами обсудить, как с экспертом. Скажите, возможно ли посредством гипноза заставить людей пойти на…
— Я понял, о чем вы! — Гость снова нетактично перебил Хана, отчего тот едва ли не заскрипел зубами. — Знаете, за свою долгую карьеру я неоднократно сталкивался с подобного рода мракобесием и невежеством.
Гость с немалой долей величавости откинулся на стуле, громко брякнув стаканом о деревянный подлокотник, и начал свою просветительскую миссию.
— Простому обывателю свойственно пребывать в дремучем заблуждении, касательно гипноза. — Декламировал он до невозможности надменным тоном. — Почему-то людям кажется, будто с его помощью можно заставить какого-нибудь доходягу поднимать многотонные плиты или прыгать в высоту на три метра, задействовав какие-то антинаучные резервы организма, а то и вообще напрочь избирательно стереть воспоминания. Особенно сильную волну заблуждений подняло это дурацкое телешоу, где актеры изображали из себя каких-то мартышек, якобы находясь под действием гипноза. Так вот, я авторитетно вам заявляю, что это все бред! Гипноз работает совершенно иначе!
— То есть, вы полагаете…
— Я не полагаю, я это точно знаю! Гипноз — это всего лишь расфокусировка внимания. Знаете, бывает такое состояние, когда мозг словно отключается, и ты зависаешь, уставившись в одну точку? Вот задача гипнотерапевта ввести человека в подобный транс, только несколько более глубокий. Тогда человек может легче идти на контакт, быть гораздо раскованней, более внимательно воспринимать то, что до него доносит специалист, становится более внушаемым. Но его никак нельзя заставить что-либо сделать против своей воли.
— Понятно. — Хан коротко кивнул, баюкая в руках стакан с виски. — Но вы сказали, что объект гипноза становится внушаемым. Почему бы тогда не внушить человеку мысль о самоубийстве?
В ответ гипнотерапевт помассировал свободной рукой висок, будто услышал самую глупую вещь в своей жизни.
— Нет, я не думаю, что это возможно. Если, конечно, у этого вашего гипотетического человека уже изначально не было склонности к суициду, а гипнолог лишь ускорил процесс ее развития. Но, опять же… мы ведь все еще говорим об этой фотографии? — Посетитель указал пальцем на лежащий на столе прямоугольник фотобумаги с изображением держащихся за руки трупов. — Если да, то это маловероятно. Только если все трое не обладали крайней сильной внушаемостью и не планировали этот свой этюд заранее. В таком случае, полагаю, их можно было подтолкнуть к такому за четыре-пять индивидуальных сеансов.
— С каждым?
— Я же сказал, индивидуальных! Естественно, с каждым!
— Хм… итого, от двенадцати до пятнадцати сеансов гипноза. И сколько это могло занять времени? Ну, в теории.
— По-разному. Человеческому мозгу нужно время, чтобы привыкнуть к определенным установкам, что вкладывают в него. Так что сеансы должны следовать с некоторыми интервалами, от недели до месяца. Так что, посчитайте сами.
— Я вас понял. По самым скромным прикидкам, это заняло бы двенадцать недель, так?
— В теории! На практике существует неисчислимое множество факторов, которые влияют на исход гипнотерапии.
— Что ж! — Хан поднялся со своего места и одним глотком допил содержимое стакана. Прикрыв глаза от удовольствия и насладившись терпким ароматом, он нажал одну из кнопок на панели под столешницей. — Спасибо за уделенное время, больше не смею вас задерживать!
— И это все? Ради этого вы оторвали меня от дел? — Гипнотерапевт гневно насупил брови, что с его круглыми очками выглядело несколько комично. Похоже, что он действительно уже настроился получить двойную оплату за целый день, и теперь был расстроен, что все так быстро закончилось. — Знаете, уважаемый…
Дубовые двери кабинета открылись, впуская внутрь верного помощника Гришу Градуса, и посетитель ненадолго умолк, обернувшись к новоприбывшему.
— Гриша, сопроводи, пожалуйста, этого человека к выходу. А по пути прочти небольшую лекцию о пользе манер и вежливости.
Услышав окончание фразы, Градус широко осклабился и бросил какой-то неопределенный, но многообещающий взгляд на гипнолога. Тот хотел было еще что-то весомо заявить, но был прерван грубым рывком за рукав.
— Эй! Что вы себе позволяете?! Я, на секундочку…
— Хлебало завали! — Прорычал Гриша, отчего весь боевой настрой визитера мгновенно испарился, сделав его на полголовы ниже.
— Григорий! — Раздался гневный окрик хозяина кабинета. — Я сказал тебе прочесть лекцию о вежливости, но вижу, что она требуется и тебе самому?
— Э-э-э, нет, босс, совсем нет! — Голос Градуса изменился на наигранно услужливый. — Пойдемте, дорогой наш… э-э-э, как тебя там зовут?
— Иннокентий Ро…
— Да неважно! Пойдемте, я вас провожу к выходу. Мы очень рады были вашему визиту!
И зажатый в стальных тисках хватки немаленького Гриши, гипнолог засеменил, спотыкаясь через каждые два шага, к выходу из кабинета.
Хан же выбросил из головы раздражение на своего недавнего собеседника, в ближайшие полчаса ему доходчиво объяснят правила поведения в приличном обществе. Без членовредительства, но все равно самым нервирующим способом.
А сейчас пора сосредоточиться на обдумывании полученной информации. Значит, все-таки не гипноз…
Но тогда как, черт бы его подрал? Новые наркотики? Неизвестные ранее психотропы? Подкуп и шантаж? С трудом верится в любую из этих версий, а других в голову не приходит. Все это так странно, а странности Хан очень не любил. И теперь даже идея использовать этого таинственного Секирина в «Бойне» уже не казалась ему такой удачной, но отступать было поздно, слишком многое стояло на кону. Ему нужен был Дальний Восток, и проклятый медиум в этом должен был посодействовать…
Вторая ночь оказалась гораздо продуктивнее первой, ведь я за нее успел сделать почти вдвое большее количество марионеток. Теперь под моим контролем находилось двадцать четыре послушных преданных зомби, половина из которых продолжала свою бандитскую жизнь, являясь кем-то (чем-то?) вроде агентов глубокого внедрения. Удалось даже поймать нескольких представителей из других группировок, а не только бывших Штырёвских.
И это, похоже, если был не мой предел, то где-то близко к нему. Больше трупов я бы вряд ли сумел поднять, потому что когда в твоем мозгу гнездится почти четверть сотни маленьких осколков чужих псевдосознаний, транслирующих в мозг сонмы ощущений, воспоминаний и тонны иной информации, которой я даже не могу подобрать названия, то впечатления от этого всего остаются очень специфические.
Когда их было с десяток, то чувствовалось это просто слегка необычно, будто ты раздвинул границы своего разума. Но теперь я себя ощущаю, как человек, застрявший в своем сновидении. Знаете это ощущение, когда спишь, и пытаешься во сне читать текст, а он идет как-то туго, словно салями через мясорубку? И вроде буквы знакомые, и даже целые слова удается вычленять, но ты напрягаешь свой разум до звона в ушах, а все равно не можешь полноценно охватить смысл написанного, и уже через секунду, как только переходишь к новому слову, сразу забываешь предыдущее.
Вот нечто похожее я испытывал и сейчас, пытаясь осмыслять весь тот поток образов, что шли ко мне от моих трупов. Так что я был вынужден искать на интуитивном уровне способ ограничить этот информационный напор, пока он не вскипятил мне серое вещество. Похоже, здесь тоже требуется длительные тренировки, потому что ни о какой легионерской синхронности и слаженности в таком состоянии речи идти не может.
Вскоре мною обнаружился еще один весомый минус, который я упустил из виду ранее. Теперь я не могу находиться вместе со своим отрядом за городом, потому что связь с моими агентами не дотянется на такое расстояние. А как себя поведут мертвецы без моего заботливого и ненавязчивого контроля и как надолго им хватит того резерва Силы, что я щедро вливаю в них, я как-то не берусь предполагать. И проверять вовсе не хотелось… хотя нет, вру, очень даже хотелось. Я бы сказал, что просто сгорал от любопытства, но обстоятельства пока не располагали. Каждый мой боец был на счету, и мог сыграть решающую роль в моей задумке.
Жаль только, что все мои легионеры при жизни были лишь мелкими исполнителями, которым доверяли только тот информационный минимум, который был необходим им для выполнения поставленных задач. Мне бы рыбку покрупнее поймать в свои сети, ух! Я б тогда навел такого шороху, что забыли бы напрочь и обо мне, и об Алине, пытаясь разобраться в своей бандитской междоусобице.
Но чего нет, того нет. И охотиться за мелкими главарям особого смысла тоже не вижу. Зачем мне лишний раз рисковать и вызывать подозрения, в надежде зацепить какого-нибудь криминального воротилу средней руки, если я точно знаю, что сам Хан будет присутствовать на «Бойне»?
Пребывая в размышлениях, я снова вернулся к обмозговыванию попытки ребят Сухова взять меня на выходе с вечеринки. Что это было? И зачем? Могу ли я об это спросить у Дамира? Знает ли он, а если знает, то станет ли мне отвечать? Впрочем, незачем гадать, если можно позвонить.