о рода часть души кукольника. Когда кукольник умирает — его душа уходит в Небесный мир, к Создателю, тогда умирает и кукла. А эта… жила. Хотя… она, наверное, просто все напутала.
— Так не бывает, — сказал Серж строго. В его ясных голубых глазах отразилась суровость — кукла должна была заканчивать свои странные шутки. — Ты должна знать, Летти, если ты не глупая кукла, что иногда, очень-очень редко, умирают куклы раньше хозяев, но никогда — наоборот. Что с твоей хозяйкой?
— Хозяйка умерла.
Вот те раз.
— Извини, подруга. Но давай начистоту. Тогда должна была умереть и ты. А ты жива. Значит, жива и твоя хозяйка.
— Она умерла.
Серж поморщился.
Снаружи доносились через распахнутое окошко птичьи перезвоны, жаркое солнце лениво разлеглось полосами света на широкой деревянной столешнице, жужжали настырные насекомые… там, за окном, благоухали розы, а здесь так вкусно пахли грибы. Кругом была жизнь. Но эта кукла повторяла, как заведенная, мрачное слово: «Умерла». Может, она и есть заведенная?
— Как звали твою хозяйку?
— Альсени Арабел.
Юноша невольно вздрогнул. И крепко, до боли, закусил губу.
Он хорошо знал ее, молоденькую Альсени, младшую дочь аристократа с центрального острова, называемого Хрустальным. Светлые бездонные глаза, хрупкость не от мира сего… каштановый локон пружинкой вился, падал на нежную шею… Альсени была одной из пациенток его матери, Рении Альвари. Но даже Рения, очень талантливый врач, не смогла вылечить девушку от хронического заболевания. Значит, умерла…
Кукла, похоже, заметила, как потемнело красивое, словно высеченное из мрамора, лицо молодого человека.
— Ты знал мою хозяйку, — сказала она утвердительно. — И тебе жаль ее.
— Да, мне очень ее жаль, — тихо согласился Серж. — Мне… больно сейчас.
Он пристально посмотрел на Летти и только теперь обратил внимание на то, что ее платьице потемнело от влаги, а кудри растрепались, местами даже развились. Значит, попала под дождь. М-да…
Он решил пока что больше не заморачиваться над этой загадкой: почему не умерла Летти, если она на самом деле была куклой Альсени. Разберемся потом. Однако… что же делать с этой странной гостьей?
— Ты есть хочешь? — спросил он с сомнением.
— Куклы не едят.
— Хм… Да уж… А ты хочешь… м-м-м?..
Чего же ей предложить-то? Погулять? Поиграть?
— У кукол нет желаний, — пояснила Летти. — Но иногда мы хотим спать. Мы тоже устаем. Устают даже машины. А мы — куклы. Мы живые.
— Живые. Но нет желаний… однако. А что же у вас есть?
— Эмоции. Мы можем плакать.
Она опустила уголки ярко-розовых губок вниз, и в бирюзовых глазах засверкали слезы.
— Или смеяться…
Улыбнулась — слез как не бывало.
— Смена напускных эмоций? Значит, вы внутри… — он замялся. Слово, которое пришло Сержу на ум, было слишком резким, а ему не хотелось обижать куклу.
— Мы целиком сделаны из волшебной глины и водорослей с морского дна. Мы не пустые. Не как куклы людей, те, что из фарфора.
— Я не об этом, — он даже почти не удивился, что она угадала слово. — Чувства. Как можно двигаться, разговаривать, смотреть собеседнику в глаза — и ничего не чувствовать?
Кукла скривила губки — у нее это, похоже, было признаком глубокого раздумья.
— Тут сложно для меня, — призналась она. — Мы крепко связаны с нашими хозяевами. Может быть, некоторые чувства исходят от них.
И снова сам собой вплыл вопрос: «как же ты, если Альсени…», но Серж не хотел снова его задавать.
— Почему ты пришла именно ко мне, Летти? — негромко спросил он.
Она растерялась.
— Не знаю. Шла и шла.
Призадумалась.
— Меня как будто сюда притянуло.
— Что притянуло?
— Не знаю.
— И что же ты теперь собираешься делать?
— Не знаю… — она почти по-настоящему, а не демонстративно заплакала.
— Да уж, вот счастье мне привалило… — пробормотал Серж.
Их беседа была прервана стуком в дверь. Затем раздался звонкий женский голосок:
— Сержи, ты дома?
Летти быстро захлопала ресницами и умоляюще сложила ладошки.
— Спрячь меня куда-нибудь, пожалуйста, спрячь!
— С чего бы это? — удивился лесник.
— Прошу!
— Ладно… в сундуке не задохнешься?
— Мы же не дышим! Пожалуйста, пусть сундук.
Покачав головой, Серж осторожно перехватил широкой ладонью куклу за тоненькую талию, открыл крышку сундука, поместил Летти на старые вязаные свитера и снова захлопнул крышку.
Потом рывком распахнул дверь. На пороге стояла Мария.
Серж сердечно улыбнулся, пропуская ее в дом.
— Рад видеть! Ты одна?
— Здравствуй! Ага, я одна. — Мария свободно прошла в дом, без спросу опустилась на грубо сколоченный березовый стул, аккуратно оправила тяжелую длинную юбку. — У конца моста отпустила экипаж, потом меня крестьянин на телеге подвез до леса, а до тебя — пешком дошла.
— Смелая…
— Чего бояться в лесу, который охраняешь ты?
— И вправду — чего? Дай-ка подумать… Диких зверей, может быть?
— Хи-хи. У меня магия есть.
— Толку-то с вашей магии, как волк пасть раззявит. Небось, все из головы вылетит.
— Ну… я бегаю быстро. — Мария посмеивалась.
— Ясно. Только не говори, что ты…
— За грибами!
Они рассмеялись.
— Нет, Сержи, ну правда. У меня завтра дружеская вечеринка. Из твоих отличнейших грибов Петри изумительное блюдо приготовит. Ты, кстати, тоже приглашен.
— Брось, Мари. Ты же знаешь, что я не привык к такому обществу.
— Сержи, я очень тебя прошу. Это же дружеский вечер — а ты мой друг. Я сотворила свою первую куклу! Я теперь совершеннолетняя!
— От души поздравляю.
— Спасибо. Но поздравь меня еще и завтра, у меня дома, хорошо? Будут только мои друзья. Официальный семейный праздник уже был вчера. А мне хочется собрать еще и для себя… для души… Собственно, и будет-то наша четверка. И еще один человек. То есть, не человек, а…
Мария призадумалась.
— Демиан? — Сержа удивила эта пауза в разговоре.
— Нет… Он… даже не знаю, как сказать. Сам он говорит, что дальний потомок крылатых людей с Севера, говорит так, словно шутит. Но глядя на него, почему-то ему веришь.
Серж пристальней присмотрелся к Марии. Она покраснела — чуть-чуть, как только и могут демиане. У них, в отличие от людей, очень белая, всегда матово-гладкая кожа, к которой не пристает загар, которая не знает сильного румянца. Еще демиане отличаются от людей не очень высоким ростом, худощавостью, слегка увеличенным размером глаз… и, как казалось Сержу, легкомыслием и непрактичностью. На всех восьми островах, включая столицу, жили преимущественно люди, и только Хрустальный остров, главный город, обитель знати, люди делили с кукольниками. Последних немало было, кстати, и при Дворе, хотя здравствующий король — человек, а его супруга — полукровка. Что же, неглупый народ, все ж таки потомки древних магов. Но представить себе демиана с его куклами где-нибудь в лесной деревне или в рыбацком поселке… нет, никак невозможно.
— Я с ним познакомилась совсем недавно… — наверное, Мария покраснела бы еще сильнее, если бы могла, но ее крупные глаза-вишни мягко заблестели. — И… в общем-то неважно. Так ты придешь?
— Слушай, Мари, у меня ведь и фрака нет приличного.
— Ах, да сейчас на это никто уже не обращает внимания. Все эти предрассудки давно уже вышли из моды. Тем более, повторяю — дружеская вечеринка.
— Что ж… Ну-у… Ладно… Если ты так просишь… Хорошо.
— Наконец-то. Спасибо, что решился!
— Пожалуйста… А как зовут, кстати, этого потомка крылатых?
— Элиот.
В ее устах это имя прозвучало хрустальным звоном.
Сержу оно ни о чем не говорило.
…Мария пила ароматный чай с медом, не переставая весело улыбаться. Серж смотрел на длинную пружинку темно-каштановых волос, ниспадающую на ее левую щеку, — и в его сердце заползало смутное беспокойство. Все-таки эти молодые кукольники… и кукольницы… у них в голове ветер, им так легко потеряться в жизни. Похоже, они взрослеют медленнее, чем люди.
С Марией он познакомился так же, как с Альсени. Его мать, Рения Альвари, лечила тяжело заболевшего отца Мари и буквально вырвала его из цепких лап смерти. Исцеленный нестарый вдовец предложил спасительнице, также вдовице, руку и сердце. Почему-то Рения отказала ему, хотя такие женихи, принятые при Дворе, не валяются на дороге. Тем не менее, они подружились. А потом — и их дети.
Серж задумался, а Мария тем временем принялась взахлеб рассказывать о своей новой кукле. Наконец он стал внимательно слушать. Мари легко вводила своего друга в мир, который он плохо понимал, потому что сам посвящал жизнь совсем другим заботам, — но ему было интересно.
— Почему же ты не привезла мне показать своего Грегора? — спросил Серж наконец.
Мария, кажется, обиделась.
— Ты что, он же живой! Я не могу таскать его с собой и показывать друзьям, как… как альбом с эскизами, скажем. Он — не вещь. Он — кукла, понимаешь?
— Понимаю, — усмехнулся Серж. — У людей куклы — неживые неподвижные болванчики.
— Знаю, знаю, на Хрустальном в универмаге Карла всегда сидят в витринах большие неживые куклы. Очень красивые, как картины. Это мастерство, таких без магии сделать очень-очень сложно. Но с ними не поговоришь, и глаза у них неподвижные. Хотя я видела… у одной такой куклы глаза были очень грустные … Может быть, ее можно как-то оживить? Надо купить и попробовать. Или не стоит? Грегор будет ревновать. Грегор… он такой милый! Он зовет меня своей леди, представляешь?
— Ты это уже говорила, — улыбнулся Серж.
— Да, и, повторяю, я не могу запихнуть его в сумку и возить с собой, тем более, он еще стесняется, он вообще — робкий. Но, думаю, с возрастом это пройдет.
— Хм, вот как. Ваши куклы растут?
— Нет, взрослеют. Правда, совсем немного и не очень быстро.
— А потом умирают?
— Вместе с хозяином. Бывают случаи, что кукла умирает раньше, но это настолько редко случается, что и говорить не стоит.