— Мистер Вендер, нельзя ли и мне с вами? Он замер, поглядел на меня. С минуту мы молчали, потом он медленно, с жалостью покачал головой. Наверное, он заметил, что из глаз моих вот-вот польются слезы, потому что положил руку мне на плечо и повел в дом.
Миссис Вендер стояла посреди комнаты, видимо, вспоминая, что еще нужно взять с собой.
— Он хочет ехать с нами, Мэри, — сообщил ей мистер Вендер.
Она опустилась на табуретку, протягивая ко мне руки и я подбежал, не в силах говорить.
— О Джонни, я боюсь за него! Этот ужасный отец! Теперь я был так близко, что слышал ее мысли Они неслись очень быстро, но понимать их мне было легче, чем слова. Она искренне хотела бы взять меня с собой, но этого делать было нельзя. Я уже знал ответ — до того, как мистер Вендер промолвил:
— Понимаю, Мэри. Но я боюсь за Софи И за тебя Если нас поймают, то обвинят не только в сокрытии, но и в похищении детей…
— Если они отберут Софи, мне будет все равно, Джонни.
— Милая, если нам удастся выбраться из округа, им станет на нас наплевать. Но если мы увезем с собой сына Строрма, он поднимет шум и крик на сотни миль кругом, и нам не спастись. Они наставят постов везде, а мы ведь не можем так рисковать жизнью Софи, верно?
Миссис Вендер помолчала Я чувствовал, что и она сама уже все поняла Она крепко обняла меня:
— Дэвид, ты ведь понимаешь? Твой отец рассердится, и мы не сумеем спрятать Софи в безопасное место. Я бы взяла тебя с собой, но мы не смеем — ради Софи. Мужайся, мальчик Ведь ты ее единственный друг, и ты будешь мужественным ради нее, правда?
Слова казались мне такими неуклюжими! Ее мысли были куда яснее, и я уже принял неизбежное решение. Говорить я не мог — только кивнул и прижался к ней, а она обняла меня так; как никогда не обнимала моя собственная мать.
В сумерках сборы закончились. Мистер Вендер отвел меня в сторону.
— Дэвид, — обратился он ко мне, как мужчина к мужчине. — Я знаю, ты привязан к Софи. Ты защищал ее, как герой Ты и теперь мог бы ей помочь.
— Конечно, мистер Вендер, но чем?
— А вот чем. Мы уедем, а ты, если можешь, побудь здесь до утра Мы сможем подальше отъехать… Сделаешь?
— Да.
Мы пожали друг другу руки, и я почувствовал себя сильнее. Я отвечал за нее и за себя, как в тот первый день, когда она подвернула ногу.
Софи, прощаясь, сунула мне что-то в руку. На ладони у меня лежал темный локон. Она крепко обняла и поцеловала меня, а потом отец усадил ее на коня. Миссис Вендер тоже поцеловала меня.
— Прощай, милый Дэвид, — она нежно коснулась моей щеки — Мы тебя никогда не забудем, — добавила она, и глаза ее заблестели.
Они отправились в путь. Джон Вендер вел коней, придерживая свободной рукой жену, а на спине его висело охотничье ружье. Один раз они приостановились, помахали мне и исчезли в лесу.
Солнце поднялось довольно высоко, все уже были в поле, когда я вернулся домой. Во дворе никого не было, но у коновязи стоял инспекторский пони, и я догадался, что отец дома.
Я надеялся, что отсутствовал достаточно долго Ночь прошла плохо. То есть остался-то я безбоязненно, но в темноте мне стало не по себе. Я никогда еще не ночевал вне дома. Там все было знакомо, а опустевший дом Вендоров, казалось, вдруг наполнился странными звуками Я нашел свечи и зажег их, еще я развел огонь в очаге, но все равно мне постоянно что-то слышалось. Я долго сидел на табуретке, прислонившись к стене, так, чтобы никто и ничто не в силах было ко мне сзади приблизиться. Несколько раз мужество покидало меня, и мне хотелось сбежать, оттуда Удерживали же меня не только данное Вендорам обещание и безопасность Софи, но и темнота снаружи, и чуждые звуки в ней.
Потом я уснул, а когда проснулся, солнце светило мне прямо в лицо. Я доел хлеб, оставшийся от ужина, но все равно есть хотелось. Добежав до дома, я хотел незамеченным проскользнуть к себе, чтобы притвориться, будто проспал. Но мне не повезло: Мэри заметила меня и окликнула из окна кухни.
— А ну иди сюда! Тебя всю ночь искали. Где ты был? Отец рвет и мечет! Беги к нему, а то еще хуже будет.
Отец сидел вместе с инспектором в комнате, где собирались лишь в исключительных случаях. Я, должно быть, пришел в критический момент. Инспектор-то выглядел как обычно, а вот отец…
— Иди сюда! — рявкнул он, едва я показался на пороге Я неохотно приблизился.
— Где ты был? Где ты пропадал всю ночь?!
Я молчал.
Распаляясь, он продолжал спрашивать, но я молчал.
— Подойди! Упорство тебе не поможет! Что это за ребенок — это исчадие?! С кем ты вчера играл?
Я молчал.
Он гневно смотрел на меня. Таким я его еще не видел мне стало дурно от страха.
Тут вмешался инспектор. Тихо, спокойно он сказал;
— Знаешь, Дэвид, сокрытие Отступления в человеке — очень серьезное преступление, людей за это в тюрьму сажают. Мне должны докладывать обо всех Нарушениях. Даже если кажется, что Отступление совсем маленькое, я должен о нем знать. Юный Эрвин вряд ли ошибся — у девочки на ногах шесть пальцев, так?
— Нет!
— Он лжет! — вмешался отец.
— Понятно, — спокойно ответил инспектор. — Ну а если это не так, что плохого, если мы узнаем, кто она?
Тут я решил, что лучше всего молчать. Мы уставились друг на друга.
— Ты ведь понимаешь? Если это неправда… — продолжал уговаривать меня инспектор, но отец прервал его:
— Мальчишка врет. Я сам с ним поговорю. Иди к себе!
Я заколебался, зная что означает его приказ. Знал я и то, что в теперешнем состоянии отца никакой роли не играет, сознаюсь я или нет. Стиснув зубы, я пошел к дверям. Отец шагнул за мной, взяв со стола кнут.
— Это, — резко произнес инспектор, — мой кнут.
Отец, казалось, не слышал.
Инспектор встал.
— Это мой кнут, — повторил он. Отец остановился, швырнул кнут на стол. И пошел за мной.
Не знаю, где в таких случаях пряталась мать — может, она боялась отца? Пришла Мэри и, всхлипывая, обмыла мне спину. Она поплакала, помогая мне лечь в постель, потом попыталась напоить меня с ложки бульоном. Перед ней-то я храбрился, но едва она вышла, слезы так и полились в подушку. Конечно, мне было больно, но еще сильнее я страдал от горя, презрения к себе и унижения. Давясь от слез, совершенно раздавленный я стискивал в кулаке темный локон.
— Софи, я не смог, — рыдал я в одиночестве, — не смог!.
ГЛАВА 6
К вечеру я успокоился и тогда почувствовал, как Розалинда пытается поговорить со мной, да и остальные тоже. Я сказал им про Софи. Теперь это уже не тайна. Ощутив их потрясение, я попытался объяснить им, что человек с небольшим Отклонением вовсе не чудовище, как нам всегда твердили. Но теперь-то для Софи разницы не было!
Меня выслушали с сомнением. Они понимали, что я говорю правду, но ведь нас всех одинаково учили с младенчества… Однако когда говоришь с кем-то мысленно, лгать не можешь. Поэтому они мне поверили и попытались принять новую идею: Отступление, Отклонение, Нарушение — совсем не обязательно страшное, мерзкое зло. Не очень им это удалось. Да и утешить меня они не могли, поэтому постепенно отключились, и я понял, что все спят — кроме меня.
Я все лежал, представляя себе, как Софи и ее родители пробираются к Окраинам, к сомнительной безопасности. Я отчаянно надеялся, что они уже далеко и мое предательство не погубит их.
А когда сон все же пришел, меня обступили лица и люди Мне снова приснилось, как отец расправляется с Нарушением, и, когда он занес нож над Софи, я проснулся от собственного вопля. Я так напугался, что не решался уснуть, но все же провалился в сон. Теперь мне привиделся большой город, широкие улицы и летающие штуки. Давно мне такого не снилось, а город был все такой же, и почему-то он меня утешил.
Мать заглянула утром, вид у нее был отсутствующий и недовольный. Потом пришла Мэри и запретила мне вставать. Мне пришлось лежать на животе и поменьше вертеться, чтобы спина быстрее заживала. Я покорно согласился с ее наставлениями, так и правда было легче. Я лежал, размышляя, что взять с собой, когда удастся убежать из дома. Лучше всего, пожалуй, увести коня да уехать в Окраины.
Днем заглянул инспектор, принес пакетик липких леденцов. Я хотел было расспросить его об Окраинах, однако потом решил, что не надо — еще догадается.
Он обращался со мной весьма дружелюбно, но у него было дело, и он вскоре начал расспрашивать меня:
— Давно ли ты с девочкой познакомился — кстати, как ее зовут?
Теперь можно было и сказать.
— И как долго ты знал, что она Отклонение? Похоже, правда мне не повредит.
— Довольно давно, — промолвил я.
— Сколько же?
— С полгода.
Он удивленно поднял брови.
— О, совсем плохо, это называется злостное укрывательство. Ты же знал, что она отклоняется от Нормы, так?
Я опустил глаза, поерзал и перестал — очень больно было.
— Но это… ну, совсем другое, чем то, что нам рассказывали, — попытался объяснить я. — Такие крошечные пальчики!
Инспектор взял себе леденец, протянул мне пакетик.
— «… и на каждой ступне должно быть пять пальцев» — процитировал он. Помнишь?
— Да, — неохотно признал я.
— Ну вот, каждая часть определения Нормы так же важна, как любая другая, и если ребенок в чем-то отступает от Нормы, значит, у него нет души. Он сотворен не по образу и подобию Господа; это просто имитация, подражание, и потому в нем допущена ошибка. Только Господь может сотворить совершенство. Отступления могут выглядеть совсем как мы, но они все же не люди, они другие.
Обдумав его слова, я возразил.
— Но Софи-то не другая — лишь в этом!
— Станешь старше — поймешь. Ты уже знаешь определение Нормы, ты ведь сразу понял, что Софи отклоняется Почему же ты не рассказал о ней отцу — или мне?
Я рассказал ему свой сон. Инспектор помолчал, потом кивнул:
— Ясно Но человеческие Отступления — не то что животные.
— А что с ними делают? Он уклонился от ответа.
— Знаешь, мне положено включить твое имя в свой список. С другой стороны, отец уже крепко тебя наказал, так что я, может быть, и не стану. Однако дело серьезное. Дьявол, посылает к нам Отклонения, чтобы совлечь нас с пути истинного. Иногда ему удается сделать почти точную копию человека, так что нам приходится постоянно следить за малейшими недостатками. Увидишь ошибку, даже самую крошечную, — немедленно сообщи Запомнишь?