[163]. Он утверждает, что не-докучаевское почвоведение (т. е. отличающееся от классической концепции отечественного почвоведения В. В. Докучаева) имеет дело исключительно с относительным, а не абсолютным пространством[164]. Фундаментом концепции пластики является понятие образа (геометрического, или картографического), например: «Картографическим образом является «выпуклость», названная физическим термином «поток», подтверждающим, что «выпуклость» – результат прошлого, настоящего и будущего движения органно-минеральных масс по обозначенной в прошлом траектории»[165], немного дальше также говорится об образе тела-потока. Благодаря карте пластики возникает целостное изображение земной поверхности, обзорность такой карты есть «результат мгновенного охвата территории одним изображением – инсайтом»[166].
Действительно, концепция пластики рельефа позволила впервые осознать кривизну земного пространства не через обилие рельефных и ландшафтных терминов и названий, а посредством немногих (фактически – двух-трех) образов. Эти образы (поток, вогнутость, выпуклость) передают динамику географического пространства, а по сути, замещают его, эффективно репрезентируя его. Немаловажно также, что карты пластики рельефа обеспечивают многочисленные почвенные, геоморфологические и картографические интерпретации с выходом на прикладные прогнозы (сельскохозяйственная мелиорация, гидрогеология, поиск полезных ископаемых).
Образно-географический смысл концепции пластики рельефа заключается в формировании в рамках естественных наук парадигмы относительности географического пространства, основанной на зрительном, визуальном образном эффекте. Один из авторов концепции фактически говорит о картографическом и ландшафтном гештальте, при этом разные ориентации и взгляды на одну и ту же карту могут порождать разные интерпретации[167]. Речь в данном случае идет о целом дереве образов, причем всякое пересаживание точки зрения на «новую ветку» ведет к новой пространственной картине изучаемого процесса и изменении конфигурации самого образного дерева рельефа.
«Дифференциальное движение геометрических образов» (выражение И. Н. Степанова)[168] означает не что иное, как продуктивное осмысление естественной кривизны географического пространства в рамках евроцентристских социокультурных установок, ориентированных на примат геометрического построения видимого мира, начиная со времен Древней Греции. В рассматриваемую нами концепцию вводится даже понятие «приобретенной памяти» почвенного потока[169], что является очевидным аналогом понятия культурной памяти, в том числе культурной памяти ландшафта как такового. Природно-географическое пространство здесь становится тотально антропологическим, или культурно-географическим; культура опять-таки феноменологически «поглощает» рассматривавшиеся первоначально изолированно природные явления. При этом образы пространства, пространственные образы оказываются наиболее емкими для самой культурологической стратификации, каковой является и любая классическая научная концепция.
В картографии развитие образно-географических исследований прямо связано с изучением семиотики и семантики географических карт и картографических моделей[170]. Перспективные «точки роста» возможны здесь также в рамках структурного образно-географического анализа и интерпретации самих карт, как профессиональных, так и любительских, а также на пересечении семантических и герменевтических исследований географической карты.
Сравнительно новой для традиционной картографии является тема виртуальных геоизображений[171], которая, вполне очевидно, связана с проблемой репрезентации географических образов. В рамках этого направления по-иному анализируются понятие географической карты и ее атрибуты; рассматриваются сам процесс виртуального моделирования, его язык и особенности применяемых технологий. Видео– и аудио-переменные позволяют создавать виртуальные глобусы и новые учебные пособия. Перспективы использования виртуальных геоизображений связаны с развитием геоиконики и киберкартографирования. Такие исследования ценны для понимания механизмов трансформации географических образов, а также в контексте расширения возможностей их репрезентации и интерпретации[172].
В психологии ощутимый специальный интерес к изучению образов географического пространства возник первоначально в 1910—1920-х гг., в рамках быстро развивавшейся гештальт-психологии. Затем, начиная с 1930-х гг., эти образы стали также интенсивно исследоваться в работах, придерживавшихся концепции бихевиоризма (прежде всего ментальные карты), и довольно сильно повлиявших на становление поведенческой географии[173]. В 1960-х гг. психологические исследования образов географического пространства стали, по сути, междисциплинарными – на стыке с языкознанием и филологией, теорией искусственного интеллекта[174]. Благодаря этому процессу началось развитие новой научной области – когнитивной психологии[175], а затем и когнитивной науки (науки о закономерностях познания)[176], в которой значительное место заняли исследования ментальных и ментально-географических пространств. Становление когнитивной науки, в свою очередь, способствовало (наряду с внутренними причинами развития) появлению в 1990-х гг. новой географической дисциплины – когнитивной географии.
Благоприятная эпистемологическая ситуация для междисциплинарного изучения образов географического пространства складывается в настоящее время на стыке когнитивной психологии и синергетики[177]. Очевидно, что синергетика, как динамично развивающаяся молодая научная область имеет множество перспективных приложений в соседних науках. Наиболее интересное здесь, с нашей точки зрения – синергетический анализ сознания и моделирование когнитивных процессов.
В сфере синергетического анализа сознания исследования хаотического и странно-аттракторного[178] позволяют, по аналогии, представить географическое пространство как систему, ориентированную на порождение так называемых хаотических аттракторов, которые не фиксированы и не могут быть предсказаны точно[179]. Исходя из этого, возможно представление образов географического пространства как континуума, автономного от конкретных, жестко фиксируемых географических объектов (здание, холм, церковь, пристань, город и т. п.). Формируется своего рода процессуальная ткань, определенный ментально-географический «туман», позволяющий в какой-либо момент времени вычленять из него необходимые для пространственного анализа структуры – образы[180]. При этом выделяемые образы географического пространства будут всякий раз ориентированы в своем развитии на некий фундаментальный образ-архетип, играющий роль хаотического аттрактора, поскольку значимость и влияние подобного образа-архетипа могут сильно изменяться и колебаться.
Другой важный для образно-географического исследования аспект синергетического анализа сознания – это синергия динамики тела и восприятия мира[181]. Опыт синергетико-психологического изучения телесности показывает, что конечные образы мира, формируемые динамикой тела, всегда вероятностны и представляются в понятиях количества неопределенности, меняющейся в процессе категоризации[182]. Хотя на конфигурацию этих образов накладывают серьезные ограничения социокультурные и физические навыки и стратегии, тем не менее, тело обладает очевидной образной автономией, в том числе, и образно-географической. Это означает, что образы географического пространства порождаются специфическими телесными практиками в рамках определенных социокультурных норм и установок. Такие телесные практики (например, туристический поход, экскурсия, обычный маршрут на работу и обратно и т. д.) формируют опять-таки лишь некий образно-пространственный «бульон» или «варево». Однако, происходящие время от времени неожиданные события, или точки бифуркации (например, случайное изменение рабочего маршрута, решение об изменении района туристического похода, незапланированная остановка вагона метро в подземном тоннеле посреди перегона между станциями и т. д.) актуализируют только некоторые образы из уже заготовленного «бульона», при этом последующие телесные практики нуждаются уже в новом образном «вареве» – таком же вероятностном и неопределенном.
Моделирование когнитивных процессов является междисциплинарной областью научного знания, в которой взаимодействие синергетики и когнитивной психологии дает, наш взгляд, наиболее интересные результаты для их образно-географической интерпретации. Речь здесь может уже идти не только о плодотворных научных аналогиях или же опосредованном выходе на интересующие нас проблемы. Дело в том, что именно в указанной области синергетико-географическое изучение когнитивных карт, проведенное одним из основателей синергетики Г. Хакеном и израильским географом Дж. Португали[183]