Предисловие
Этот текст представляет собой записи Л. Витгенштейна последних полутора лет его жизни. В середине 1949 года он посетил США по приглашению Нормана Малькольма и жил у Малькольма в Итаке. Малькольм послужил своего рода катализатором интереса Витгенштейна к муровской «защите здравого смысла», то есть к утверждению последнего, что существуют суждения, заведомо истинные: например, «Вот одна рука, а вот другая»; «Земля существовала задолго до моего рождения» и «Я никогда не отдалялся от поверхности планеты». Первое из этих суждений приводится в «Доказательствах внешнего мира» Мура. Два других – в его же «Апологии здравого смысла». Витгенштейн давно интересовался подобными суждениями и говорил Муру, что «Апология» – его лучшая работа. Этот текст содержит все высказывания Витгенштейна по данной теме. К сожалению, преждевременная кончина не позволила ему отшлифовать заметки.
Материал делится на четыре части, соответственно обозначенные пунктами § 1, 65, 192 и 299.
То, что мы согласились считать первой частью, представляет собой заметки без дат на двадцати разлинованных листах; Витгенштейн оставил эти листы в доме Г. Энскомб в Оксфорде, где жил (не считая поездки в Норвегию осенью) с апреля 1950 по февраль 1951 года. У меня (Г. Э.) создалось впечатление, что он писал их в Вене, где проживал с прошлого Рождества до марта, но я не могу ничем подтвердить свое ощущение. Остальные заметки взяты из записных книжек, где чаще всего указаны даты; к концу жизни у Витгенштейна утвердилась привычка датировать любую запись. При публикации мы стремились сохранить авторскую датировку; при этом нумерация параграфов принадлежит редакторам.
Нам представляется, что эта работа обладает определенной ценностью. Это не выборочная публикация; Витгенштейн в записных книжках выделял записи по теме в отдельные блоки – четыре блока за восемнадцать месяцев. В совокупности они дают полную картину его взглядов на предмет.
1. Если известно, что есть одна рука, то мы допускаем и все остальное.
Когда некто говорит, что такое-то и такое-то суждения не могут быть доказаны, это вовсе не означает, что их нельзя вывести из других суждений; любое суждение может быть выведено из другого. Но они будут не более достоверны, чем исходные. (На сей счет есть любопытная ремарка Г. Ньюмана.)
2. Если мне – или кому-либо – кажется, что так и есть, отсюда вовсе не следует, что так и есть.
Мы можем спросить, разумно ли сомневаться.
3. Если кто-либо говорит: «Не знаю, рука ли это», ему можно ответить: «Приглядитесь получше». Возможность убедить другого составляет часть языковой игры. Это одна из основных ее характеристик.
4. «Я знаю, что я человек». Чтобы убедиться, насколько туманен смысл этого суждения, рассмотрим его отрицание. Возможно трактовать его так: «Я знаю, что обладаю человеческими органами» (например мозгом, который никто не видит). Но что насчет суждения «Я знаю, что обладаю мозгом»? Можно ли усомниться в нем? Основания для сомнения отсутствуют! Все говорит в пользу истинности этого суждения и ничто – против. Тем не менее возможно представить, что мой череп, если его вскрыть, окажется пустым.
5. Окажется ли суждение ложным, зависит прежде всего от того, что я считаю его определениями.
6. И можно ли исчислить то, что знаешь (подобно Муру)? На первый взгляд кажется, что нет; иначе выражение «я знаю» получает неверное употребление. И через это неверное употребление раскрывается причудливое и весьма важное психическое состояние.
7. Моя жизнь показывает, что мне достоверно известно: вон там стоит стул, имеется дверь и т. д. Я говорю, например, другу: «Возьми тот стул», «Закрой дверь» и т. п.
8. Различие между понятиями «знание» и «уверенность» не имеет важного значения, не считая того, что слова «я знаю» означают именно «я не могу ошибаться». В суде, к примеру, выражение «я уверен» может заменить слова «я знаю» в каждом предложении показаний. Возможно даже вообразить запрет на произнесение в суде слов «я знаю». (Отрывок из «Вильгельма Мейстера»2, где «вы знаете» и «вы знали» используются в значении «вы (были) уверены», а факты противоречат уверенности.)
9. И могу ли я, на протяжении жизни, быть уверенным, что знаю – есть рука (моя собственная рука)?
10. Я знаю, что там лежит больной? Ерунда! Я сижу у его постели. Я всматриваюсь в его лицо. – Значит, я не знаю, лежит ли там больной? Ни вопрос, ни утверждение не имеют смысла.
Не более чем утверждение «Я здесь», которое я могу использовать в любой подходящий момент при возникновении подходящей ситуации.
Тогда и выражение «2 × 2 = 4» тоже бессмысленно и не является арифметическим суждением, за исключением особых случаев? Выражение «2 × 2 = 4» есть истинное суждение арифметики – не в «особых случаях» и не «всегда», однако записанное или произнесенное выражение «2 × 2 = 4» в китайском языке может иметь иное значение или предстать откровенной бессмыслицей, из чего следует, что суждение обретает смысл лишь в употреблении. И фраза «я знаю, что там лежит больной», использованная в надлежащей ситуации, будет не бессмысленной, но адекватной, поскольку легко вообразить соответствующую ей ситуацию; можно подумать, что слова «я знаю» всегда уместны, когда нет сомнений, и потому даже там, где выражение сомнения непонятно.
11. Мы просто не замечаем, насколько специализировано употребление слов «я знаю».
12. Ведь слова «я знаю» описывают состояние, которое гарантирует известное, удостоверяет его как факт. Всегда забывают выражение «я думал, что знаю».
13. Потому что суждение «Это так» нельзя вывести из чьего-либо утверждения: «Я знаю, что это так». Пусть даже об утверждении известно, что оно не является ложным. Но почему я не могу вывести суждение «Это так» из моих собственных слов: «Я знаю»? Это возможно; и суждение «Вот рука» следует из суждения «Он говорит, что вот это рука». Но из утверждения: «Я знаю, что» не следует, что человек что-то знает.
14. То, что он знает, должно быть доказано.
15. Должно быть доказано, что возможные ошибки устранены. С учетом этого слов «Я знаю» недостаточно. Ибо они на самом деле суть утверждение, что я не могу ошибаться, а то обстоятельство, что я не ошибаюсь, должно быть объективно подтверждено.
16. «Если я что-то знаю, тогда я знаю, что знаю, и т. д.» Это сводится к следующему: «Я знаю, что» означает: «Я не способен в этом ошибаться». Но так ли это, должно быть установлено объективно.
17. Предположим, я говорю: «Я не способен ошибаться насчет этого; это книга» и указываю на некий предмет. В чем здесь может быть ошибка? Имею ли я о ней ясное представление?
18. «Я знаю» часто означает: я располагаю надежными основаниями для своего утверждения. И потому, если другой человек знаком с правилами языковой игры, он признает, что я что-то знаю. Другой человек, если он знаком с правилами языковой игры, должен быть способен вообразить, что некто может что-либо знать.
19. Утверждение: «Я знаю, что это рука» может быть продолжено: «потому что это моя рука, и я на нее смотрю». Разумный человек в этом случае не усомнится, что я знаю, о чем говорю. Так же и идеалист; он скажет, что для устранения практического сомнения этого достаточно, но есть и другое сомнение, таящееся за первым. То, что это иллюзия, надлежит показать иным способом.
20. «Сомневаться в существовании внешнего мира» не означает, к примеру, сомневаться в бытии планеты, чье существование докажут позднейшие наблюдения. Или Мур хочет сказать, что знание о руке отличается от знания о существовании планеты Сатурн? Иначе было бы возможно указать на открытие планеты Сатурн и сказать сомневающимся, что ее существование доказано, как и, следовательно, бытие внешнего мира.
21. Взгляды Мура сводятся к следующему: понятие «знать» аналогично понятиям «верить», «полагать», «сомневаться», «подтверждать» в том, что утверждение «Я знаю» не может быть ошибочным. И если это так, тогда из этого выражения возможен некий вывод истинности утверждения. И потому часто забывают выражение «я думал, что знаю». Но если последнее неоспоримо, тогда ошибка в утверждении логически невозможна. И всякий, знакомый с правилами языковой игры, должен понимать: утверждение человека, заслуживающего доверия, что он что-то знает, ничего не означает.
22. Было бы замечательно, если бы нам пришлось поверить тому, кто заслуживает доверия и сказал: «Я не могу ошибаться» – или: «Я не ошибаюсь».
23. Если я не знаю, две руки у человека или нет (к примеру, ампутированы они или нет), я поверю его словам, что у него две руки, если он заслуживает доверия. А если он говорит, что знает это, для меня это лишь означает, что он имеет основания быть уверенным и что его руки, таким образом, не скрыты бинтами и шинами и т. д. Моя вера в слова человека, заслуживающего доверия, проистекает из представления о том, что он может удостовериться. Но тот, кто говорит, что физические объекты не существуют, не соответствует такому представлению.
24. Вопрос идеалиста может звучать так: «Разве не вправе я сомневаться в существовании своих рук?»
(И ответом не может быть: «Я знаю, что они существуют».) Но задающий подобный вопрос упускает то обстоятельство, что сомнение в существовании чего-либо действенно лишь в языковой игре. Поэтому сначала мы должны спросить: каково по сути это сомнение? И не пытаться понять его немедленно.
25. Можно ошибаться даже относительно того, что «это рука». Лишь в особых обстоятельствах это невозможно. Даже в счислении можно ошибаться – это невозможно только при особых условиях.
26. Но можно ли понять из правила, что условия логически исключают ошибку в приложении правил счисления?
Как мы используем правило? Не ошибаемся ли мы, в свою очередь, принимая его?