ность, в том числе сикхи, о которых мы мало знаем и мало говорим.
Сэмюэл Хантингтон обнаружил, что подвижки в экономической модернизации нередко связаны с подвижками в религии. Например, в Южной Корее экономический подъем сопровождался тем, что многие корейцы переходили в католичество. А вот в латиноамериканских странах, наоборот, католики переходили в евангелические конфессии, и это способствовало подъему. То есть связка религии и экономики просматривается, и особенно хорошо она просматривается в свете большой теории цивилизаций Сэмюэла Хантингтона. Прошлым летом я перечитал книгу Хантингтона «Столкновение цивилизаций», написанную 25 лет тому назад, и поразился, насколько точными оказались прогнозы, данные из 1990-х годов. Ведь фактически что произошло в 1990-е годы? Изменилась рамка, в которой жил мир: до этого была конкуренция социально-политических, экономических, идеологических систем. Эта конкуренция закончилась, Фрэнсис Фукуяма назвал это «концом истории», но конец истории, как обычно, оказался началом другой истории.
Хантингтон доказывал, и похоже, что прошедшие десятилетия в основном это подтвердили, что вместо конкуренции идеологий теперь решающей в мире стала конкуренция цивилизаций. Цивилизации – это самые большие, самые крупные группы людей, которые отличаются друг от друга прежде всего религиями. И таких цивилизаций, по мнению Хантингтона, в мире 8 или 9. Не все религии, в том числе широко распространенные, сумели стать цивилизационным признаком – например, буддизм не образовал отдельной цивилизации, иудаизм остался религией определенного этноса, при том что до появления христианства и ислама иудаизм довольно широко распространялся на другие этнические группы. Конфуцианство, несомненно, образовало важную цивилизационную группу, а христианство дало сразу несколько цивилизаций, по Хантингтону. Одна из них – это западно-христианская цивилизация, ныне экономически лидирующая, но теряющая свое лидерство. Вторая – восточно-христианская, или русская, или византийская цивилизация – это мы с вами. И третья – латиноамериканская, где христианство встретилось с индейским населением и впитало много от этих культур. Есть еще индийская, возможно, есть отдельная японская.
Все это позволило увидеть мир как конкуренцию не идеологий, и это тоже связано с экономикой, по мнению Хантингтона. Потому что, пока Запад несомненно лидировал в мире (а в течение 500 лет это было так), мир расчерчивался на клетки с точки зрения политических идеологий, рожденных именно Западом, потому что Европа породила политические идеологии как способы понимания мира. А когда Запад стал терять лидерство и поднялась Восточная Азия, конфуцианцы прежде всего, то изменилась и сетка, в которой можно посмотреть на это различие, потому что оказалось, что именно Восток породил разнообразие религий – основные мировые религии вышли либо с Ближнего, либо с Дальнего Востока. Экономический подъем Востока привел к тому, что теперь мы видим мир как конкуренцию цивилизаций.
Кстати, Хантингтон мудро замечает, что это совершенно не значит, что так будет всегда – потом, может быть, придет еще одна сетка видения мира. Но картина конкуренции цивилизаций позволяет построить первый закон или культурный код, который объясняет, как культура ведет к экономическому успеху. И честь создания такого закона принадлежит Рональду Инглхарту[15], который, к сожалению, в мае 2021 года умер. Но не только дело его живет – карта его живет, потому что закон изложен в виде известной «карты Инглхарта».
Это динамическая карта, где данные меняются с каждой новой волной Всемирного исследования ценностей (есть и такое исследование, которое охватывает десятки стран). Карта устроена следующим образом. Объекты на этой карте – те самые цивилизации, по Хантингтону, которые отличаются друг от друга религиями. Там есть, как положено на любой карте, направления: север-юг и запад-восток. Север-юг, вертикаль – это ценности либо традиционные, либо секулярно-рациональные. Понятие секулярно-рациональных ценностей предложил как раз Макс Вебер. По-человечески это объяснить довольно легко: если вы считаете, что религия – это дело частное, ваше дело, то это секулярно-рациональные ценности, если вы полагаете, что религия – это дело государства и государство должно эту религию отстаивать и продвигать, то это традиционные ценности. С запада на восток, по горизонтали – тоже ценности: либо выживания, либо самовыражения. И вот когда на основании данных больших и повторяющихся социологических исследований – Всемирного исследования ценностей (World Value Survey) – разные цивилизации размещаются на этой карте, то оказывается, что угол максимального экономического успеха, то есть положение, где эффективность экономики максимальная, это северо-восток – на северо-востоке, то есть при секулярно-рациональных ценностях и при высоких ценностях самовыражения, достигаются наилучшие экономические результаты. И там становится довольно тесно, потому что к протестантам там присоединились сначала конфуцианцы, а потом и католики.
Интересно понять, почему так происходит. Если мы будем говорить о России, то Россия, по последним данным, на этой карте находится ближе к северо-западному углу, но в каждой волне результаты меняются. Как меняется и наше отношение к тому, должна ли религия быть частным делом человека или делом государства, важно выживать и кормить семью или важно достигать чего-то большего, для чего, может быть, и создан человек – создавать новое, реализовать свои способности.
Механизм, позволяющий ценностям действовать таким образом, мне кажется, более или менее объясним. Если вы полагаете, что религия есть частное дело человека, вы тем самым и в экономике не требуете поддержки государства и не настаиваете на установлении вашей монополии на тех или иных рынках. А конкурентные экономики действительно движутся лучше, и не всем удается развить такой уровень конкуренции, чтобы темп движения был достаточный и удовлетворял нас.
С другой стороны, самовыражение или самовыживание. Это как раз про труд, но в такой постановке вопроса: мы трудимся для того, чтобы выжить, или мы трудимся, чтобы развиваться? Разумеется, попытка выйти в другие сферы деятельности, создать инновационную экономику, придумать виды деятельности, которых не было никогда, – это и есть самореализация, и это одновременно есть экономическое развитие. Это понимали и раньше. Карл Маркс говорил, что закон стоимости мог получить истинное распространение на рынках только тогда, когда идея народного равенства приобрела прочность всенародного предрассудка. Почему? Потому что очень важно, говоря о народном равенстве, понимать, что это равное отношение к разным видам труда, без маркировок, мол, вот это – почтенная деятельность, а это – деятельность непочтенная.
До тех пор, пока считалось, что свободному человеку недостойно заниматься определенными видами труда, ими должны заниматься только рабы, экономика не могла обрести стоимости как закона, рынка, промышленного развития, потому что не было еще «идеи народного равенства, приобретающей прочность всенародного предрассудка».
Через религии мы пытаемся посмотреть на разные факторы. Необязательно сама религия влияет на них, но что-то в ней. И такое уточнение факторов вполне возможно, особенно если говорить не только о протестантах, как у Вебера, а, например, еще и об иудеях и конфуцианцах. Если говорить о конфуцианцах, в начале ХХ века исследователи дружно полагали, что конфуцианство препятствует экономическому развитию, и отсталость Восточной Азии объясняли конфуцианством. И в последней трети ХХ века колоссальные экономические успехи Восточной Азии также объяснили конфуцианством. Но дело в том, что конфуцианство внутренне изменилось за ХХ век, ушел так называемый мандаринский вариант конфуцианства в Китае. Аналогичное изменение произошло у иудеев при переходе из Средневековья в Новое время. Иудеи в Средневековье занимали прочные экономические торгово-ростовщические позиции, и казалось, что с приходом капитализма они окажутся среди лидеров. Но в какой-то момент традиционный иудаизм затормозил их развитие, и этого не случилось. Тогда иудеи нашли в себе силы изменить кое-что в иудаизме и в тех предписаниях, которые дает религия, и ныне их результаты гораздо более очевидны и эффективны.
Еще один пример того, как изменение при сохранении религиозной конфессии дает неожиданный результат, – так называемое католическое экономическое чудо 90-х годов ХХ века. В 90-е годы три разных района Европы неожиданно резко улучшили свои экономические показатели. Это Польша, южные районы Германии и Ирландия. Единственное, что роднило эти три территории, – католицизм. Разумеется, возникла гипотеза, что что-то, изменившееся в католицизме, дало такой результат. Кстати, один из экономистов немецкого Севера, то есть протестантской части Германии, когда его спросили о том, почему теперь католики опережают протестантов, сказал: «Просто они стали большими протестантами, чем мы».
Что произошло? Споры продолжаются, и мы можем считать, что окончательный ответ не найден, но 15 лет назад было написано интересное диссертационное исследование. Автор этого исследования, Мария Снеговая, сейчас известный политолог, живущий в США, а диссертацию она писала по экономике, научным руководителем у нее был Евгений Григорьевич Ясин, а я был оппонентом по этой диссертации, поэтому довольно подробно разбирался с материалами. В этой диссертации проводилось сравнительное исследование поведения католиков и православных. Точнее говоря, Мария пользовалась украинскими материалами для того, чтобы сравнить экономическое и политическое поведение униатов, католиков и православных, а проверяла это на данных сравнительного поведения испанцев, греков и греков-киприотов, и все это приводило к выводу, что различия есть, и что католичество дает установки на более энергичное и результативное экономическое поведение.
Но вот что интересно: по мнению Марии Снеговой (я знаю, что это мнение не разделяет, например, профессор Андрей Зубов), Второй Ватиканский собор (1962–1965 гг.) сыграл здесь решающую роль. Этот собор не только перевел богослужение на национальные языки, но изменил социальную доктрину католической Церкви. До Второго Ватиканского собора в соответствии с традицией считалось, что труд – это проклятие, посланное человеку за его грехи, что богатство зазорно, а нищета священна. При такой тройственной установке могут быть, конечно, сильные результаты духовных практик, но не может быть экономического развития и экономической эффективности. Социальная доктрина поменялась. Прошло 25 лет – и случилось католическое экономическое чудо. Я бы сказал, что, похоже, одно изменение повлекло за собой другое, и перестройка продлилась четверть века. Не исключено, что за такое время действительно произошел культурный сдвиг в новых поколениях, который дал интересный результат в Польше, Южной Германии и Ирландии.