Мулланур ждал этих денег, как манны небесной. Однако время шло, а деньги все не приходили. Вот и сегодня на вопрос Мулланура, получены ли наконец совнаркомовские деньги, Эгдем Дулдулович, которому было поручено это дело, ответил, что нет, все еще не пришли.
— А в чем заминка? Вы выяснили? — спросил Мулланур.
— Наркомнац задерживает.
— С кем вы там говорили?
— С заместителем наркома.
— Надо было к самому наркому обратиться.
— Его вчера не было.
— Хорошо, можете идти. Я сам займусь этим делом.
Как только Дулдулович вышел, Мулланур соединился по телефону с Наркомнацем. У телефона оказался замнаркома.
— Добрый день, — сказал Мулланур. — Я хотел бы поговорить с народным комиссаром.
— А по какому вопросу, товарищ Вахитов? — спросил замнаркома.
— Да вот никак не можем получить деньги, ассигнованные нам Совнаркомом, — ответил Мулланур. — Хочу узнать, почему такая задержка?
— Тогда вы попали прямо по адресу. Это я распорядился пока их не выдавать.
— Вы?! Но почему? Какие у вас основания?
— Мы тут посоветовались с товарищами и решили, что девяносто тысяч для вашего комиссариата — это, пожалуй, слишком много. Вы ведь не одни у нас.
— Позвольте! — возмутился Мулланур. — Но это решение Совнаркома!
— Вот поэтому мы и решили направить в Совет Народных Комиссаров протест коллегии Наркомнаца.
— Выходит, решение Совета Народных Комиссаров для вас не обязательно?
— Совнарком не согласовал это свое решение с нами.
— Ну что же. — Мулланур изо всех сил старался сохранить спокойствие. — В таком случае мне придется обратиться в Совнарком.
— Пожалуйста. Но мы свое мнение не изменим. Предупреждаю вас.
И заместитель наркома повесил трубку. Поколебавшись, Мулланур решил позвонить Ленину.
— Совершенно верно, — подтвердил Владимир Ильич. — Совнарком действительно получил такой протест от имени коллегии Наркомнаца.
— Но как же так? — горячился Мулланур. — Ведь она должны подчиняться решению Совета Народных Комиссаров! А иначе полная анархия получается!
— Абсолютно с вами согласен, товарищ Вахитов, — успокоил его Ленин. — Именно анархия. Товарищи из Наркомнаца не совсем правильно понимают свои права и обязанности. Ну ничего. Мы это исправим. Сумму, выделенную для нужд мусульманского комиссариата, вы получите сполна. Обещаю вам это.
Свое обещание Ленин выполнил в тот же день. «В чем дело со сметой Вахитова на национально-мусульманскую агитацию? — писал он в своей записке, адресованной в Наркомнац. — Почему вы задержали эту смету?»
Мулланур был счастлив. Его не так радовало то, что спор решился в его пользу, как то, что Ленин сразу понял: деньги эти пойдут на очень важное, необходимое для революции дело.
На очередном заседании Совнаркома, проходившем под председательством Владимира Ильича, протест коллегии Наркомнаца был отклонен. Совет Народных Комиссаров подтвердил первоначальное решение: выделить для мусульманского комиссариата 90 180 рублей.
В тот же день в кабинете Мулланура зазвонил совнаркомовский телефон.
— Товарищ Вахитов? — раздался в трубке такой знакомый, бесконечно родной голос Ильича. — Ваше дело улажено. Вы можете сегодня же получить всю выделенную для комиссариата сумму.
— Спасибо, Владимир Ильич, — сдержанно поблагодарил Мулланур, с трудом преодолев мальчишеское желание заорать от радости во все горло.
— Я уверен, что деньги найдут достойное применение.
— Конечно, Владимир Ильич! Непременно!
И на этот раз ответ его был сдержан, по-деловому сух. Но в душе его все пело и ликовало.
Август Петрович Амбрустер, высокопоставленный эмиссар правительства Комуча в Самаре, был не в духе.
«Подумать только! Мальчишка! Жалкий инородец! Долго еще будет продолжаться это безумие?!»
В раздражении он швырнул на стол свежие номера «Правды» и «Известий», чтение которых вывело его из равновесия, и резко рванул колокольчик.
Отворилась дверь, и в комнату вошел высокий, сухопарый секретарь. Почтительно наклонил лысеющую голову.
— Немедленно вызовите Хакимова!
Сверкнув ослепительным пробором, секретарь удалился.
Амбрустер подошел к окну. Раздражение не улетучивалось, скорее, даже нарастало.
Двое солдат с винтовками вели арестованного рабочего.
«Ага! Попался, большевистский прихвостень! — злобно подумал Август Петрович. — Поделом тебе! Всех перестреляем до единого, пока не восстановим в стране законную власть!»
В дверь постучали.
Амбрустер отошел от окна, приблизился к массивному письменному столу, удобно устроился в кресле. Побарабанил пальцами по столу. Успокоился. Негромко сказал:
— Войдите.
Почтительно кланяясь, вошел Алим Хакимов.
Амбрустер задумчиво барабанил пальцами по столу, Молчал.
Алим не выдержал и решил первым нарушить молчание:
— Вы хотели меня видеть, Август Петрович?
— Да, господин Хакимов. Хотел.
— Я к вашим услугам.
— Грош цена вашим услугам! — взорвался Амбрустер. — Только болтать умеете! А между прочим, давно пора от болтовни переходить к делу! Вот, извольте полюбоваться. Читали?
Хакимов подошел к столу, осторожно, словно там была взрывчатка, взял в руки газеты.
— Читайте то, что подчеркнуто!
Хакимов развернул газету, медленно стал читать:
— «Действия и распоряжения Правительства…»
— Пропустите это. Дальше, дальше читайте! Я же вам сказал: только то, что отчеркнуто, — поморщился Амбрустер.
— «Всем мусульманским комиссариатам, — прочел Хакимов. — В грозный момент, переживаемый Советской Республикой, мусульманский пролетариат должен весь встать на ее защиту. Все красноармейские мусульманские части немедленно мобилизовать для борьбы с контрреволюцией. Распространяя воззвания, действуя в теснейшем контакте с Совдепами, все имеющиеся в вашем распоряжении силы посылайте против Дутова, чехословаков… В могучей борьбе за свободу мусульманский пролетариат обязан занять свое почетное место, идя вместе в бой со всеми пролетариями. Председатель Центральной мусульманской военной коллегии Вахитов».
— Н-да, — протянул Хакимов, дочитав воззвание до конца.
— Это еще не все! Читайте теперь вторую газету, — яростно крикнул Амбрустер.
— «Ко всем трудящимся мусульманам! — стал читать Хакимов. — В феврале 1917 года рабочие и переодетые в серую солдатскую шинель крестьяне сбросили в бурный поток истории трон кровавого царизма, а в великие, незабвенные октябрьские дни они мощным проявлением революционной энергии сокрушили силу русских капиталистов и создали Рабоче-Крестьянское правительство, на долю коего выпала тяжелая и ответственная миссия…»
— Неплохо, однако, владеет пером этот ваш компатриот, которого вы постоянно называли недоучкой, а так-же награждали всякими другими столь же нелестными эпитетами, — прервал его Амбрустер.
Не обратив внимания на ехидную реплику, Хакимов продолжал читать:
— «Пусть же, пусть со всех концов России огненной лавой несутся победоносные революционные воины-мусульмане на защиту власти рабочих и беднейших крестьян. И верим мы, глубоко верим, что проснувшийся к новым великим судьбам мусульманский пролетариат внесет в историю революционного движения славные героические страницы…»
— Хватит! — рявкнул Амбрустер. — С меня довольно. Читайте подписи!
Приблизив газетный лист к самым глазам, Хакимов медленно прочел:
— «Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин)… Народный комиссар по военным и морским делам…»
— Дальше, дальше читайте! — снова не выдержал Амбрустер.
— «Председатель Центрального мусульманского комиссариата Мулланур Вахитов», — прочел Хакимов, и лицо его перекосилось от ненависти.
— Ну что? Убедились, как широко шагает этот ваш Вахитов? А ведь вы, помнится, клялись мне, что заткнете ему рот надолго. А то и навсегда. Так-то вы выполняете свои обещания, господин Хакимов?
— Я… Право, я не думал… — растерянно начал оправдываться Алим.
— Напрасно, господин Хакимов! Напрасно не думали. Надо было думать, И не только думать, но и действовать. Вы только поглядите, до чего дошло! Он уже с самим господином Ульяновым совместные обращения подписывает! Но это, в конце концов, не так существенно Карьера господина Вахитова меня, признаюсь, не слишком занимает. Важно другое. Этими своими обращениями он вышибает почву у нас из-под ног. И если мы не займемся вашим комиссаром вплотную, скоро у нас в Казани ни одного сторонника не останется. Нет, как хотите господин Хакимов, а этого вашего Мулланура Вахитова надо унять.
— Убрать? — спросил Хакимов.
— Фи! — поморщился Август Петрович. — Ну зачем же так грубо? Лично я против политических убийств. Нет, это надо сделать иначе. Более элегантно.
— В комиссариате Вахитова работает наш человек, — сказал Хакимов.
— Ну и что толку от этого вашего человека? Что он сделал? Чем помог? Сорвал он хоть какую-нибудь важную затею Вахитова?
— Нам важно было внедрить туда своего человека. Это удалось как нельзя лучше. Теперь он ждет указаний. Пока же мы получаем от него крайне ценную информацию.
— Вот как? И какого же рода эта информация?
— Совсем недавно мой агент сообщил мне, что все его усилия помешать Вахитову проводить свою линию в Наркомнаце потерпели крах. В Наркомнаце у нас тоже есть люди, но…
— Но что же?
— Вахитова поддерживает сам Ленин.
— Ну, не мне вас учить, господин Хакимов. Разные есть способы убрать с дороги человека, который вам мешает. Вовсе не обязательно уничтожить его физически. Можно уничтожить морально… Не понимаете?.. Ну, скажем, распустить какой-нибудь порочащий его слух.
— Я полагаю, что обычай писать жалобы друг на друга существует не только у нас…
— Вы имеете в виду донос?
— Назовите это доносом, я не возражаю. — Амбрустер снова поморщился. — Надо сделать так, чтобы персоной господина Вахитова заинтересовалась ЧК.
— Я вас понял, Август Петрович, — почтительно наклонил голову Алим, — и немедленно да