х Пиктемир. Однако долго так продолжаться не могло.
— Абдулла! — позвал Пиктемир.
— Я здесь, дорогой! — готовно отозвался Абдулла.
— Беги в штаб. Во что бы то ни стало разыщи комиссара и сообщи ему, что в городе чехи. Пусть шлет подкрепление. А мы с Рамазановым постараемся их задержать.
— Нет, старшой! — обиделся Абдулла. — Не такой человек Ахметов, чтобы товарищей бросить, а самому ноги унести. Если придется помирать, так уж вместе помирать будем.
От ответа верного Абдуллы Пиктемир пришел в отчаяние. Самое главное сейчас, думал он, это как можно скорее дать знать Муллануру, что в городе враги. Может быть, это случайный прорыв небольшой группы противника. Только бы дождаться подкрепления!
Но Абдулла и слушать его не хотел. Никакие доводы, никакие уговоры на него не действовали.
— Абдулла! Ты слышишь, что я сказал? Беги! Это очень важно! В конце концов, я командир. Я тебе приказываю!
— Пусть он идет, — кивнул Абдулла на Рамазанова. — Он помоложе, у него ноги порезвее.
— Да ведь он здесь чужой, а ты Казань как свои пять пальцев знаешь! — уже не на шутку рассердившись, крикнул Пиктемир.
И тут Абдулла сдался.
— Ладно, — сказал он мрачно. — Я мигом. Авось продержитесь.
Придерживая винтовку, он отполз в сторону, потом назад и скрылся за домами.
Пиктемир и Рамазанов остались вдвоем. Укрытие у них было довольпо надежное и удобное: из-за каменного крыльца, за которым они прятались, хорошо просматривался весь перекресток.
— Как только кто высунется, сразу стреляй, — сказал Пиктемир. — Но не торопись. Спокойненько. Патроны береги. Чтобы ни один заряд не пропал даром.
Рамазанов молча кивнул.
Однако враги больше не показывались. Пиктемир подумал, что, может, и впрямь это был случайный прорыв какой-то небольшой группы белочехов. Но только успел он это подумать, как послышались частые выстрелы сзади, с тыла.
— Окружают, гады, — сказал Рамазанов.
— Да нет, похоже, это другие, — мрачно буркпул Пиктемир.
И в самом деле, к ним цепью двигалась другая, до более многочисленная группа вражеских солдат. Она шли оттуда, куда только что уполз Абдулла, то есть со стороны штаба. Теперь уже не оставалось никаких сомнений: фронт прорван. Враги в городе. Не какая-нибудь там случайная малочисленная группа, а большое войсковое соединение солдат чехословацкого корпуса штурмует город.
— Ну, браток, держись! — крикнул Пиктемир Рамазанову. — Сейчас нам с тобой ох как жарко будет!
Из переулка на перекресток выполз броневик и, плюясь свинцом, пошел прямо на них. Пиктемир тщательно прицелился и выстрелил, стараясь угодить в узкую щель, откуда, как ему казалось, прямо на них глядели чьи-то змеиные, холодные глаза. Пулемет на броневике захлебнулся. А через мгновение и сам броневик, взревев, остановился невдалеке от них.
— Ур-ра-а! — закричал Рамазанов. — Вот это выстрел! Так их, гадов!
В сильном возбуждении он выскочил из укрытия и открыл огонь по цепи медленно приближающихся вражеских солдат.
— Назад! Рамазанов! Назад! — отчаянно закричал Пиктемир.
Но было уже поздно. Сраженный вражеской пулей, башкир уткнулся лицом в пыльную мостовую.
Пиктемир подполз к нему, надеясь, что он только ранен. Схватил за плечи, приподнял… Но тело Рамазанова словно налилось свинцом. Лицо его было белое как бумага. Лишь около виска алела тоненькая струйка крови. Все кончено. Убит… Пиктемир понял, что остался совсем один. Волна горячей, удушливой ненависти залила его сердце.
— Ах, гады, — прохрипел он. — Вы так?.. Ну погодите! Вытащил из-за пояса бомбу — единственную, которую захватил с собой. Сжимая ее в руке, выпрямился во весь рост. Враги, решив, что он сдается, кинулись к нему целой оравой.
Сверкнуло пламя, грохнул взрыв. Густой черный дым окутал все вокруг. И такая же густая черная пелена заволокла сознание Пиктемира.
Абдулла наконец добрался до центра. Здесь тоже шла отчаянная перестрелка. Стреляли со всех сторон. В Никольских номерах, где обычно царило оживление, не было ни души: безлюдные коридоры, распахнутые двери, пустые, покинутые комнаты… «Неужто всех постреляли?» — мелькнула отчаянная мысль. Но тут ему показалось, что в номере, который занимал комиссар Вахитов, кто-то есть. Рывком распахнув дверь, он ринулся туда и увидал своего друга комиссара. Тот, ссутулившись перед печуркой, быстро рвал и сжигал какие-то бумаги.
— Комиссар! — задыхаясь от горя и отчаяния, крикнул Абдулла. — Во всем городе чехи. Наш патруль…
— Знаю, Абдулла! Все знаю, — не оборачиваясь, спокойно ответил ему Мулланур.
— Что же мы мешкаем? Надо немедленно сообщить в штаб!
— Поздно, брат, — горестно сказал Мулланур. — Теперь уж ничего не поправишь. Я пытался, но в штабе никого нету.
— Что же нам делать?
— Будем пробираться к своим.
— Вдвоем?
— Сейчас подойдет Маликов. Поди ему навстречу, а я вас догоню. Мне уж совсем немного осталось.
И он снова нагнулся к печурке, продолжая рвать в кидать в огонь оставшиеся бумаги.
Абдулла вышел во двор и огляделся. Ни души кругом.
Отовсюду доносится беспорядочная стрельба: одиночные винтовочные выстрелы, треск пулемета. За вокзалом тяжело бухнуло орудие. Где же Маликов? Не в силах; больше томиться бездействием, Абдулла двинулся в сторону штаба, надеясь встретить его где-нибудь поблизости. Но тут из-за угла выскочили вооруженные чехи, кинулись к нему, сбили с ног…
Ади Маликов появился как раз в тот момент, когда Мулланур сжигал последние документы из тех, что надо было во что бы то ни стало уничтожить.
— Наши пока держатся, — задыхаясь, сообщил Ади. — Особенно сильная стрельба там, где оборону занял наш батальон. Попробуем пробраться к ним.
— Надо спрятать куда-нибудь, — сказал Мулланур, протягивая ему небольшой кожаный портфель.
— Что же ты не сжег?
— Здесь партийные документы и мандаты. Их необходимо сохранить. Мы ведь обязательно верпемся.
— Где же мы это спрячем?
— Идея! Зароем в саду у моего отца. Там никто искать не станет. Пошли, быстро!
Оба выскочили во двор.
— Погоди. — Мулланур остановился. — Тут где-то должен быть Абдулла. Ты разве его не видел?
— Нет.
— Куда же он делся, черт возьми?.. Абдулла!.. Эй, Абдулла-а!
Никакого ответа.
Медлить больше нельзя было ни секунды.
— Ладно, пошли, — махнул рукой Мулланур. — Авось не пропадет наш Абдулла. Он ведь знает, в какой стороне наши… В любом случае без нас ему будет безопаснее, чем с нами.
Зарыв портфель с партийными документами и мандатами, Мулланур вынес Ади Маликову старый отцовский плащ и сказал:
— Вот, запахнись поплотнее, в этом наряде на тебя не обратят внимания. Проберешься к нашим — расскажешь обо всем, что тут произошло.
— А ты?.. Или ты думаешь, что пробираться поврозь нам безопаснее?
— Я остаюсь в городе.
— Ты спятил, Мулланур! В городе враги. А тебя тут каждая собака в лицо знает.
— Уйду в подполье. Буду готовить вооруженное выступление рабочих. Поверь мне, все это ненадолго. Мы их скоро вытурим отсюда.
Ади понял, что спорить бесполезпо. Друзья обнялись.
— Об одном прошу тебя, — сказал Ади. — Будь осторожен.
— И ты тоже. Не забывай: твоя жизнь принадлежит революции. Ну, брат, пора… Прощай!
Еще раз крепко стиснув Мулланура в объятиях, Ади повернулся и пошел, не оглядываясь. На душе у него было тревожно. Его не оставляло смутное предчувствие, что на сей раз они с Муллануром расстаются надолго. Может быть, навсегда…
Избитого до полусмерти Абдуллу двое конвойных ввели в просторную, светлую комнату. За письменным столом внушительных размеров сидел офицер с капитанскими звездочками на погонах.
— А-а, вахиговский прихвостень явился? — с усмепь кой заговорил он, глянув на Абдуллу. — Ну? Где твой комиссар? Отвечай!
Абдулла молчал.
— Ничего, ты у меня заговоришь, — зловеще пообещал офицер. Помолчав, он коротко приказал: — Садись!
Конвойный толкнул Абдуллу прикладом винтовкж. Сам не понимая, как это вышло, Абдулла рухнул на табуретку, стоявшую против стола. Однако он тут же оправился, уселся поудобнее и вытянул вперед скрученные веревкой руки.
— Напрасно стараешься, господин хороший, — сказал он, глядя в светлые, пустые глаза офицера. — Не видать вам комиссара Вахитова, как своих ушей.
— Ну что ж, в таком случае мы тебя расстреляем, голубчик, — ласково сказал офицер. — А если скажешь, где твой комиссар, останешься жив. Так и знай: это твой единственный шанс выжить.
— Я старый человек. Пожил уже на белом свете, смерти не боюсь. Земля меня примет. А вот вас…
— Думаешь, не примет? — глумливо усмехнулся офицер.
— Принять-то примет. Но с омерзением.
— Но-но! Поговори у меня! — Офицер все-таки не удержался и чуть было не сбился с избранного им добродушного тона.
— Бей! — крикнул Абдулла, привстав и подавшись вперед.
Но офицер уже взял себя в руки.
— Нет-нет, — опять заулыбался он. — Бить я тебя не буду. Рука не подымется ударить старого человека. — Неожиданно он перешел на татарский язык. — Ну что упрямишься, дурачок? Все равно ведь каюк твоему комиссару. Днем раньше, днем позже мы его схватим и… — Он сделал выразительный жест рукой, показывая, как петля захлестнет шею комиссара Вахитова и как захрипит он и повиснет беспомощно.
— Цыплят по осени считают, — презрительно процедил сквозь зубы Абдулла. — Сперва поймайте, а потом будете хвастаться.
— Ну-ну! Поговори у меня, большевистское отродье!.. Предатель! — взорвался офицер. Подскочив к Абдулле, он схватил его обеими руками за грудь и в исступлении стал трясти.
Отворилась дверь, вошел немолодой высокий военный в полковничьих погонах. Капитан мгновенно отпустил Абдуллу, вытянулся в струнку перед старшим по чину.
— Продолжайте допрос, капитан, — небрежно махнул рукой полковник и прошел к столу. Голос вошедшего показался Абдулле знакомым. Приглядевшись, он узнал Сикорского — того самого полковника Сикорского, который бывал частым гостем в доме его бывшего хозяина Августа Петровича Амбрустера.