Спать ложились очень довольные.
— Не так уж плохо Робинзону жилось на необитаемом острове, — самоуверенно заявил Фред. Спутники не возразили. Верно, жить можно. Даже удивительно, зачем Робинзон покинул необитаемый остров и вернулся к людям?
Во всяком случае, если б не грандиозная цель — кругосветное путешествие, — ребята никогда не подумали бы бросить этот чудесный остров и такой уютный, хотя и тесноватый шалаш.
Да и чем не жизнь была на Куриловом острове! По вечерам и на рассвете тешили слух голосистые соловьи, никто по утрам не будил в школу, рыбачили, пока не надоест, купались — тоже. Вот только со стряпней плоховато...
Кесарь заявил:
— Терпеть не могу кухни. Дома я в нее даже не заглядывал никогда. У нас на кухне придурковатая Тоська хозяйничала.
Фред тоже отмежевался:
— Мне как-то мать хлеба велела нарезать, так я палец до кости расшарахал. Теперь хлеб ломаю...
Один Миколка умел и картошку чистить, и рыбу жарить, и хлеб нарезать, и обед собрать, и посуду помыть. Об этом он сам проговорился ребятам. На него и взвалили все кухонные обязанности.
— Коль, слышь! Коль, ты готовь завтрак, а я рыбы пойду половлю, — как бы между прочим сказал утром Фред.
Миколка скривил физиономию:
— Откуда я знаю, что вам готовить!
Фред удивился:
— А кто же знает? Тебя ведь бабушка учила...
Миколка завтрак готовить не стал. Не потому, что поленился, просто не знал, за что взяться. Если б картошка была, тогда другой разговор: начистил, сварил, масла бы положил... Но у них не было ни одной картофелины. Имелась крупа, макароны, но Миколка представления не имел, как с ними надо обращаться. Даже пожалел, что не присмотрелся, какие манипуляции с ними проделывала бабушка.
Поэтому он взял удочку и тоже пошел ловить рыбу.
— А кто завтрак будет готовить?
— Наловим рыбы — уху сварим, — пообещал Миколка.
Варить уху он умел. Во всяком случае, когда-то с папой ее на Десне варили.
Ловили долго, поймали мало.
Кесарь предложил перекусить чего-нибудь всухомятку. Ели все с большим аппетитом. За завтраком вели разговор.
— В школе не зря труду учат, — начал Фред. — Вот я, например, сам смастерил клетку для попугайчиков.
Кесарь подтвердил:
— А я мотор изучил.
Миколка молчал. За него говорил Фред:
— А Миколка кашеварить выучился. Молодец! Я просто не знаю, чтобы мы делали без него? Слушай, Коль, а что ты на обед сваришь?
— Не знаю...
— Как не знаешь? А кто знает? Ты ведь учился. Я, например, никого бы не спрашивал, если бы клетку понадобилось смастерить. Вон Кесарь вчера мотор завел, ни у кого не спрашивал.
Кесарь перебирал в рюкзаке кульки и кулечки с крупой:
— Вари пшенную кашу. Или рисовую.
Миколка был парнишка покладистый и добросовестный.
Что ж, если так получается и только он один знаток поварского дела, значит кому же, как не ему, варить кашу?
После завтрака с час отдыхали.
Солнце своими незримыми мехами уже успело накачать на землю такой духоты, что трава стала вянуть. Жара и завтрак нагоняли непреодолимую лень, и если бы не Фред, то чего доброго, до самого вечера провалялись на мягкой траве.
Но Фред не дал нежиться.
— За дело, братва! — скомандовал он, вставая на ноги. — Кир, айда рыбачить, а Курило пускай обед готовит.
Кесарь и Фред взяли удочки и направились к Днепру. Миколка задумался: и зачем разоткровенничался? Тоже мне, повар! Бабушка два раза тарелки попросила помыть, а он уж расчванился. А теперь ничего не поделаешь — мастер плиты и кастрюли! Вари, не отвиливай!
Он взял пакет с золотистым пшеном и задумался. Как же кашу готовить? Вспоминал, вспоминал, наконец вспомнил, как в рассказе Николая Носова ребята пшенную варили. Пожалел, что читал тогда невнимательно — поминутно смеялся, а чему смеялся?.. Что-то у них там очень смешное получилось. Пшено, как будто, не так засыпали, вот и полезла каша из горшка. У Миколки в распоряжении был не горшок, а солдатский алюминиевый котелок. Он почти герметически закрывался крышкой. Если пшено в таком котелке закрыть, оно из него никуда не уйдет, сварится.
Может, Миколка и начал бы варить кашу, не попадись ему на глаза два окунька и четыре плотвички. Они с укоризной смотрели на повара — поймать, мол, поймал, а варить не хочешь!
И Миколка рассудил так: кашу пока варить он не будет, — кто знает, вдруг пшено котелок разорвет, наподобие бомбы? Лучше сварить уху. Это совсем нетрудно. Немножко пшенца, немножко лаврового листа, немножко перца, да эту рыбешку — вот и готова.
Теперь он не мешкал. Разложил огонь, сбегал к Днепру, промыл в котелке крупу, зачерпнул воды, установил над огнем треногу и повесил на нее котелок, а сам принялся за рыбу. Почистил, выпотрошил, посолил. Сбегал к рыбакам — нет ли еще свеженькой? И не зря — три уклейки Фред вытащил. У Кесаря почему-то не клевала. Он недовольно сопел, злился.
Миколка и уклеек в уху добавил. Вода в котелке ключом кипит, крупинки пшена на дне прыгают, пена на горячие угли падает, они шипят, потрескивают.
Повар отодвинул чуть в сторону жар, чтобы уха не так сильно кипела, попробовал — солона ли?
Ничего не понять. Солона — не солона. Хотел соли добавить, да вспомнил бабушкину присказку: недосол на столе, пересол на спине, — и воздержался. Зачерпнул полную ложку ухи и, осторожно переступая через хворост и ветки кустов, понес пробовать друзьям.
Фред попробовал, Кесарь не стал:
— Как посолишь, так и ладно.
Он все еще был не в духе — не бралась рыба.
Фред посоветовал подсолить еще.
Так и вернулся Миколка ни с чем. Он убедился только в одном: поваром быть — дело нелегкое. Тут на других не кивай — сам смекай. И он решительно опустил в котелок рыбу, подложил в костер дров.
Когда уха была готова, солнце уже повернуло на запад.
Миколка опасался, что получится жидковато, а она вышла густая — ложкой не провернешь. И рыба вся разварилась — не узнать, где голова, где хвост, даже глаза отделились, как бусинки белые плавают.
Миколка снял с огня уху и пошел звать ребят обедать.
Фред с Кесарем так ничего больше и не поймали, бросив удочки, вздумали выкупаться. Миколка забыл про уху, и бултых в воду. Фред плавал, как щука, долговязый, худущий, то нырнет, то вынырнет, он всеми стилями владел в одинаковой степени. Кесарь плавал по-собачьи, уверенно, но не так легко, как Фред.
Только Миколка не удалялся от берега. Он не умел плавать по-настоящему, боялся воды, вот и ловил ногой песчаную твердь. И хотя купаться он начал последним, но оделся первым.
— Хлопцы, обедать!
— Хорош обед, — уколол его Фред. — Ужинать самое время.
— Ну пускай ужинать.
Миколка угодил друзьям. Каша — ухой это блюдо никак нельзя было назвать — понравилась. Вот только с ложками ерунда получилась. Кесарь захватил всего одну ложку, себе. Про ребят не подумал.
Когда уселись вокруг котла, это и всплыло. Как же им троим есть одной ложкой?
— Давайте по очереди, — предложил Фред.
— Как по очереди? — настороженно замигали рыжие глаза Кесаря.
— Ну как-как? Ты ложку, я ложку, потом Миколка...
Миколка вздохнул — всегда ему в последнюю очередь.
Кесарь надулся:
— Чтоб я ел одной ложкой?.. Негигиенично.
Фред поскреб за ухом — может, и правильно.
Кесарь предложил:
— Давайте так: я съем свою норму, передам ложку тебе, Фред, ты ее вымоешь и съешь свою порцию...
Опять Миколке последнему. Уж такова, наверное, участь каждого, кто готовит.
Кесарь, видимо, имел смутное представление насчет части от целого. Ему полагалось съесть одну треть каши, а он умял больше половины. Еще б немного, и дно видно стало. Хорошо, Фред заглянул.
— Эй, эй, товарищ едок, поостынь малость!
Кесарь молча передал ложку. Фред не пошел ее мыть в Днепре, вытер о штанину и полез в котел.
— Ох, и каша! — давясь, говорил он. — Никогда не ел вкусней этой.
— Каша — люкс! — согласился с ним Кесарь.
Миколка краснел от удовольствия.
— Чего было не жить Робинзону на острове? — разглагольствовал Фред, проворно глотая простывшую кашу.
— Чего же, — не стал спорить с ним Кесарь. — Жить можно.
Только когда Фред добрался до дна, он вспомнил о кашеваре:
— Бери, ешь, Миколка. Там ещё много осталось, почти половина.
Миколка так и не понял: шутил Фред или на самом деле думал, что оставил ему законную норму.
Он сидел с котелком и раздумывал: поскрести или уж сразу вымыть его? А Фред с Кесарем в это время переговаривались, поглаживая переполненные животы.
— Эх, ружьишко б, да утку сшибить!
— Ружьишко бы не мешало...
— Робинзону в этом отношении повезло.
— Да, имел человек счастье.
За далекие приднепровские леса медленно опускалось большое, по летнему яркое солнце.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ,из которой можно узнать, что вещи, сегодня кажущиеся прекрасными, завтра могут потерять свою прелесть
На пятый день Миколка подал на завтрак чай с заваркой из дикой малины. Пока еще с сахаром, остатком хлеба и сухих коржиков. Чай всем нравился, его сразу выпили и всё съели, даже крошек не оставили.
— Всё? — удивился Фред.
Кесарь, будто не доверяя собственным глазам, еще и еще раз перерыл все рюкзаки и мешки.
— Пока всё, — виновато пожал плечами Миколка.
— На такой кормежке далеко не уедем, — с укоризной произнес Фред.
— Надо бросать это безлюдное место, — как бы про себя сказал Кесарь.
— Что ж, вари, Коля, кашу, — вздохнул Фред.
Делать нечего, пришлось браться за крупу. Рыба уже не клевала, ведь наши путешественники вылезали из своего шалаша, когда окуни и караси и без них успевали позавтракать.
Фред этого не принимал в расчет, он все объяснял где-то слышанным аргументом:
— Месяц молодой народился, вот рыба и забастовала. Она завсегда не берет, когда месяц серпом кажется.
Но все же, взяв удочки, отправились с Кесарем к ивнякам. Уж такие у них обязанности. А Миколкино дело кашу варить.