Пожалуй, это объясняло тот факт, что Хлоя, гуляя с нами по магазинам, всегда возвращается без покупок. Я вновь испытала чувство благодарности – на этот раз за то, что у моего мужа есть стабильная работа.
В один субботний день Эмили попросила меня довезти их с Хлоей до боулинга. Мне это было совершенно неудобно, так как я уже запланировала встречу с соседями для обсуждения благотворительной вечеринки.
– А мама Хлои не может вас подвезти? – спросила я.
– Она болеет, – ответила Эмили.
«Ну, конечно», – подумала я. Удобно сказываться больной, уклоняясь от родительских обязанностей. Я отлично знала таких работающих мамочек: они всегда без зазрения совести пользуются твоим временем. И бензином. Разумеется, я оставила свои едкие замечания при себе. Тем более что Хлоя уж никак не была виновата в проступках своих родителей.
Но чаша моего терпения наполнилась почти до краев. Поэтому, когда Эмили в очередной раз попросила меня заехать за Хлоей и подвезти их, я взорвалась.
– Я не понимаю, почему родители Хлои не могут подвозить вас хотя бы иногда? – спросила я. – Ее отец так часто находится дома, да и мама вряд ли работает семь дней в неделю.
– Мама Хлои болеет, – ответила Эмили.
– Снова? – спросила я. – У нее всегда одно и то же оправдание.
– Это не оправдание. У нее рак.
Ох… Значит, мама Хлои вовсе не пренебрегала своими родительскими обязанностями. Она больна раком.
– Рак чего? – я почувствовала, как мой голос становится более мягким.
– Яичников, кажется.
– Почему ты ничего не рассказала мне?
– Поначалу они сами не знали, в чем дело.
– Это ужасно.
Мое негодование вмиг исчезло, и на смену ему пришел стыд: я так легко осудила родителей Хлои, ничего не зная о них. Последние шесть месяцев предстали передо мной в совершенно ином свете. Мистер Хоффман был дома, чтобы иметь возможность ухаживать за своей больной женой. Неудивительно, что Хлоя казалась радостной каждый раз, покидая свой трейлер.
– Что случилось, мам? – спросила Эмили, заметив, что я в третий раз перечитываю письмо Хлои и слезы катятся по моим щекам.
– Это так прекрасно, – только и смогла ответить я.
Слова Хлои согрели мое сердце. Они компенсировали все потраченное время и бензин. Эта девочка не воспринимала меня как должное, подобно большинству подростков. Скорее наоборот: это я относилась ко всему в своей жизни как к чему-то само собой разумеющемуся, хотя на самом деле имела столько поводов испытывать благодарность! Я держала в руках письмо Хлои, украшенное маргаритками и радугой, зная, что отныне буду благодарна судьбе за все.
Доранн ВеберБолее мудрая «я»
Зависть – лишь пустая трата времени.
Как обычно, в три часа ночи я сидела на диване перед телевизором с пачкой шоколадного печенья. Реклама на экране обещала, что после приобретения очередного чудесного продукта моя жизнь изменится. «Если бы все было так просто», – подумала я. Сон пропал. Не замечая мелькания ярких картинок, я мысленно составляла список вещей, которые мне хотелось бы изменить в своей жизни.
Я знала, что мной владеет зависть. Я жалела себя.
Мне все чаще казалось, что все, кого я знаю, продолжают двигаться вперед, в то время как я сижу на обочине. У моих друзей уже были новые машины, дизайнерская одежда и красивые дома, а мой мир оставался неподвижным. Наша семья по-прежнему жила очень просто, и это наводило на мысль, что моя жизнь скучна и нуждается в переменах. Тревога немного отступала, когда я чувствовала во рту сладость подтаявшего шоколада. Ночные свидания с телевизором с некоторых пор стали моей привычкой.
Завтра воскресенье, и мы планировали всей семьей остаться дома – заняться уборкой и навести порядок в шкафах. При этом я изо всех сил старалась не думать о своем друге, который на все выходные уехал кататься на лыжах.
Во время уборки дети должны были сложить одежду и игрушки, которые они уже переросли, в большие пластиковые контейнеры. Муж – навести порядок в шкафу в прихожей, давно уже ставшем местом хранения ненужного хлама, а я – разобрать гардероб в спальне. Когда контейнеры были наполнены, мы принялись перебирать вещи, чтобы определить, какие из них планируем оставить, а какие – выбросить или передать на благотворительность.
Внезапно что-то яркое, голубое привлекло мое внимание: на полке, втиснутый между старыми сумочками и туфлями, лежал мой подростковый дневник. Целых три года я записывала все свои переживания в этот блокнот на спирали. Теперь при виде его потрепанной обложки, которая к тому же была украшена моими рисунками, я не могла не улыбнуться.
Страницы дневника хранили мой подростковый почерк. Над многими буквами красовались сердечки, а число восклицательных знаков отражало владевший мной тогда невероятный восторг. Похоже, в детстве я была счастлива. Я решила сделать небольшой перерыв в уборке и перечитать некоторые записи.
Налив в кружку горячего чая, я пододвинула поближе пачку шоколадного печенья и углубилась в воспоминания. Вскоре выяснилось, что, несмотря на типичные подростковые проблемы, мне удавалось сохранять позитивный настрой. Чуть ли не на каждой странице я выражала благодарность по отношению к своей семье, друзьям и учителям, которые направляли меня.
Допив свой чай и еще немного пошелестев страницами, я уже была готова вернуться к уборке, но одно предложение буквально бросилось мне в глаза: «Я обещаю перестать завидовать друзьям и думать о том, что у них есть то, чего нет у меня. Я хочу быть счастливой!» Назовите это судьбой, но более юная версия меня только что преподнесла мне урок.
Я росла в многоквартирном доме в Бруклине, Нью-Йорк. У нас было лишь самое необходимое, но я как-то умудрилась свыкнуться с этим фактом, научилась его принимать и быть благодарной за то, что имею. Почему же теперь я позволила зависти ослепить меня? В конце концов, именно сегодня мы перебираем наши заполненные шкафы и планируем отдать излишки другим людям.
Той ночью я не стала устраивать традиционный праздник жалости к себе. Вместо этого я достала блокнот и, держа ручку в одной руке и шоколадное печенье – в другой, начала писать: «Дорогой дневник, я давно не делилась своими мыслями. Я благодарна за…»
С этого все и началось. По мере того как рос мой список благодарностей, улучшалось и мое настроение. Я расставляла сердечки над некоторыми буквами и не скупилась на восклицательные знаки.
Мои поздние одинокие вечеринки сменились крепким ночным сном. Потребовалось какое-то время, чтобы зеленоглазый монстр зависти покинул меня. Но иногда он все же возвращается, и тогда я напоминаю себе обо всем, за что благодарна.
Я сконцентрирована на том, что у меня есть, и не жалею о вещах, которыми не обладаю. И бесконечно благодарна той девочке из дневника, которая научила меня ценить все дары, которые предоставляет нам жизнь.
Джанет Перез ЭклзМоя вновь обретенная радость
Доброта – это язык, который глухие могут слышать, а слепые могут прочесть.
Холодным зимним днем в дверь моей квартиры постучали. Трехлетний сын обнимал меня за ногу, когда я проворачивала ручку. Это оказалась соседка напротив: «Я иду в торговый центр, не хотите присоединиться ко мне?»
Я робко улыбнулась. Для меня все еще было в новинку принимать помощь от других: теперь посторонние люди читали для меня и провожали в разные места. Как будто напоминая, что теперь я завишу от их доброты.
Еще совсем недавно я могла сказать, что вступила в самый счастливый период своей жизни и с удовольствием заботилась о сыновьях, которым было три, пять и семь лет. Однако потом все изменилось. За каких-то восемнадцать месяцев я ослепла, осталась в кромешной темноте. Причина была в повреждении сетчатки. Никакого лечения. Никакой операции. Никакой надежды.
Я проводила ночи без сна, гадая, какой теперь будет моя жизнь. Как я буду заботиться о своих сыновьях? Насколько обделенными они будут себя чувствовать рядом со слепой мамой? Я металась и ворочалась, но ответы так и не приходили – только волны страха. Похоже, я столкнулась с монстром, которого мне не победить.
«Нужно подождать, милый», – говорила я младшему сыну, когда он просил на завтрак хлопья с молоком. Сначала мне нужно было найти нужную коробку, потом – убедиться, что молоко не переливается через край… «А где папа?» – нетерпеливо спрашивал он.
Мой муж много работал, чтобы прокормить семью. Помощь от родных была скудной, потому что моя мама была занята своими собственными переживаниями: мой отец тоже потерял зрение. Я унаследовала от него этот ген, однако его проявление заняло у меня гораздо меньше времени: если моему папе было пятьдесят пять, то мне – всего лишь тридцать.
«Могу я прийти помочь?» – часто предлагала мама. Я нуждалась в ней, но не могла и не хотела взваливать на нее еще большее бремя. «Я в порядке, не волнуйся, у меня и мальчиков все хорошо», – лишь отвечала я.
На самом деле я не была в порядке. Но борьба со страхом не мешала мне готовить и убирать, а моя память настолько обострилась, что я смогла запомнить номера телефонов людей, готовых отвезти моих мальчиков на футбольные тренировки и встречи скаутов.
Потом наступил декабрь. Приближалось мое первое слепое Рождество. Все вокруг готовились к празднику, повсюду звучали рождественские гимны, а я еще глубже погрузилась в свою печаль. Украшение дома, покупка подарков и выпечка печенья оказались непосильными задачами.
Рождественским утром я услышала, как дети скачут вокруг нашей кровати.
– Мы хотим открыть подарки! – кричали они.
Я нащупала халат, надела его и позволила увести себя в гостиную. На какой-то миг сладкий сосновый аромат и счастливые голоса мальчиков заставили меня забыть о своей беде. Но затем пришлось вернуться в реальность.
– Хорошо, мы должны сделать это по порядку, – проинструктировала я. – Папа даст по одному подарку каждому из вас, и вы откроете его, когда мы скажем вам это сделать.