Недавно у Димы и Насти сломалась печь. Уже почти месяц они пытались зазвать к себе местного мастера Акаки. Дима звонил ему почти каждый день, но каждый день у Акаки случались непредвиденные события: то он попал в аварию, то к нему приехал племянник, то приключилась мигрень. Или мистическим образом улетучился тот или иной инструмент. Его оправдания были изобретательны: каждый раз что-то новое, вне ассоциативных связей с предыдущей причиной. В конце концов Дима с Настей сдались и теперь обогревались газовой плитой. Лежали под одеялами в свитерах, а открытая настежь духовка наполняла воздух отравой. За окном шел почти непрерывный дождь и ветер шатал ставни. Они выключали плиту, когда голова начинала болеть. Время от времени Митя задумывался: а не стоит ли поменяться с ними квартирами. Все-таки семейная пара, они вправе рассчитывать на больший комфорт. Наверняка он так бы и поступил, но что-то мешало. Митя сам до конца не понимал, дело в их агрессивной манере излагать бредни или в его собственном малодушии.
Следующим утром Митя решил пройтись по самому берегу, поближе к волнам. Вообще-то он не большой фанат моря, что удивительно: в детстве Митя каждое лето проводил в Крыму. Но так и не научился как следует плавать, только барахтался возле берега. Черное море казалось чересчур мутным, волны – слишком высокими. Он не заходил в воду уже много лет, но сейчас захотелось оказаться возле нее, быть может, даже помочить ноги.
Море было спокойным. Но стоило Мите приблизиться к кромке воды и встать вполоборота, как его сперва обдало пеной, а потом сбило огромной волной, взявшейся из ниоткуда. Митя тяжело рухнул на гальку, но не пострадал. Ему удалось сравнительно быстро подняться. Море снова было совершенно спокойным. Поверхность почти ровная, мерный, умиротворяющий плеск. «Никогда не поворачивайся к морю спиной», – подумал Митя.
Он вспомнил про Ладо-Шурика, у которого свои отношения со строгим, капризным божеством воды Посейдоном. Митя пристально посмотрел на волны, как будто рассчитывая увидеть сквозь толщу воды лицо белобородого старика в полипах и ракушках.
Потом Митя снял обувь, закатал брюки и босиком прошел через галечный пляж на набережную. Неизвестная русская девушка с зелеными волосами и псом сиба-ину одарила Митю насмешливым взглядом. Кроме насмешки во взгляде читалось и предостережение: «Никогда не поворачивайся к морю спиной». Митя не удержался и посмотрел ей вслед: у девушки были длинные тонкие ноги. Митя вспомнил, что вчера выслал Оле остроумнейший мем, она его просмотрела, но ничего не ответила. Такой уж она человек.
На обратном пути Митя увидел гриб со шляпкой ярко-фиолетового, инопланетного цвета. Хотя Митя промок и замерз, но все-таки задержался возле гриба, рассмотрел его с разных сторон и, сев на корточки, сделал несколько фотографий. Одну из них сразу отправил Олегу Степановичу. А тот сразу ответил:
– Это же паутинник! Ты где, дорогая Лиза?
На это Митя уже не стал отвечать. Он торопился в хинкальную. Митю время от времени резко охватывал голод, да такой страшный, что казалось, если немедленно не подкрепиться, то он просто грохнется в обморок посреди улицы. Он почти что влетел в подвал с покосившейся вывеской. На двери была нарисована гигантская хинкалина с антропоморфными чертами: большие глаза и снисходительная улыбка.
Усевшись за столик, Митя сразу же заказал двенадцать хинкали и порцию супа харчо.
– К вам присоединятся друзья? – уточнил молодой грузинский официант, красивый и статный, как древний грек с расписных ваз.
– Я один! – выпалил Митя. В его голосе прозвучали нотки отчаяния.
Грузин покачал головой: он явно считал, что Митя переоценил свои силы. Но Митя играючи расправился с едой без малейших внешних усилий. Удручало только одно: здесь не подают десерт, а для него еще оставалось немного места.
Увидев пустые тарелки, официант поднял брови до самой макушки. Вдруг он подпрыгнул, хлопнул в ладоши и метнулся в подсобку. Оттуда донеслись какие-то вопли, и через пару секунд официант вернулся в компании двух пожилых грузин. Все трое что-то восторженно говорили. На столе появилось вино.
Митю обнимали, ласково трогали за живот, как беременную жену. Митя купался в восхищении незнакомых грузинских мужчин. Хозяин жал Мите руку и продолжал говорить. По интонации Митя догадывался, что он говорил что-то вроде: черт возьми, приятно видеть перед собой гения! Это был настоящий триумф. Один из лучших дней в жизни. Митя продолжил его просмотром диснеевских мультиков.
Олег Степанович прислал очередной ролик из леса. Лицо у него было свежее, розовое. Видимо, он замерз, потому что губы ему не очень-то подчинялись. Потом написал Макс, тридцати четырех лет – кажется, самый молодой подписчик Лизы Райской. Любитель засовывать в себя различные предметы, а кроме того – вставлять член в различные отверстия. У них состоялась короткая переписка из пяти-шести сообщений с каждой стороны, в результате которой Мите удалось продать Максу так называемый допконтент – 30-секундное видео, в котором Лиза Райская всего-навсего катается на механическом быке в умеренно откровенной одежде.
Досуг Мити был не таким уж однообразным. Он гулял не только по набережной, но иногда забредал и в так называемый центр. Центр К. состоял из небольшой площади с администрацией и крытым рынком. Митя подолгу рассматривал пальмы, низкие опрятные дома с печным отоплением. Отовсюду слышался сладковатый запах сжигаемых дров. Погода была, как обычно, промозглая, солнце тут не показывалось уже много недель. На улицах тихо, безлюдно – можно гулять целый час и не встретить ни одного человека. Пальмы и советские вывески напоминали о детстве в Крыму.
Иногда Мите казалось, что он гуляет внутри детского воспоминания: потускневшего, выцветшего. Он наткнулся на одноэтажный дом с табличкой «Библиотека». Митя не умел заводить друзей, и на бесконечных крымских каникулах вся его жизнь вертелась вокруг точно такой же библиотеки: такого же низкого здания с той же вывеской, с теми же детскими рисунками на листах А4, приклеенных к окнам с внутренней стороны. С точно такой же сонной библиотекаршей в платье, похожем на штору. Он вспомнил детское ощущение: какую-то нелепую гордость, которая охватывала его всякий раз, когда он заполнял формуляры. Вероятно, он воображал себя каким-то финансовым воротилой из голливудских фильмов, который выписывает чеки на огромные суммы.
В Крыму он завел первого настоящего друга. Впервые влюбился и впервые был брошен. В Крыму он впервые узнал о смерти близкого родственника и впервые попробовал алкоголь. В Крыму с ним случилась первая драка. Там он заработал первые карманные деньги. Его впервые укусила собака. В общем, вся жизнь вырастала из крымского опыта, сводилась к нему. Что бы с ним ни случилось, Митя ответил бы: это уже было в Крыму. Возможно, и когда Митя умрет, первое, о чем он подумает: «Я уже это видел. Летом, в детстве, в Крыму».
Митя снова вышел на набережную. Он брел неизвестно куда, его мысли занимали обложки старых библиотечных книг. В основном Митя брал американскую переводную фантастику: с переплетов смотрели инопланетные монстры и грудастые женщины в откровенных доспехах. Страницы бывали слипшимися. Тогда он проглатывал эти романы залпом, сейчас же, наверное, они показались бы ему слишком наивными, пафосными, плохо написанными, но ценности в них были правильные, это точно. Он толком не помнил содержания, но чувствовал: именно эти романы сформировали его взгляды на жизнь. Поставили перед нравственным выбором и в конце концов привели сюда. Истины о добре и зле, почерпнутые из неуклюжих текстов в кричащих обложках. Их авторы писали: «Мириться со злом невозможно. Если не можешь его победить, то беги».
В последние месяцы перед эмиграцией Митя с тревогой вглядывался в лица коллег, знакомых, приятелей. Все время всплывал сюжет фантастического рассказа Филипа Дика про инопланетян, которые похищают жителей маленького провинциального городка. Инопланетяне убивают людей, принимают их вид, а трупы выбрасывают на помойку. И вот Мите все чаще казалось, что его окружают эти подменыши. Их лица, безвольные и мечтательные, выражали готовность принять и понять все что угодно.
Недавно Мите написал бывший начальник, редактор отдела «Общество» Игорь. Поздравил Митю с д/р. Поздравление Игоря было душевным, но и слегка ироничным. Было ясно, что он воспринял Митину эмиграцию как инфантильную, не вполне адекватную выходку взрослого мужика. Впрочем, Игорь все равно искренне пожелал ему всего наилучшего, куда бы Митю ни забросило дальше по пути детских причуд.
Около полугода назад Митя опубликовал пост в фейсбуке[1], в котором было короткое заявление всего из двух слов. Этому заявлению предшествовало несколько черновиков многословного «манифеста» по поводу текущего положения. Но формулировки, казавшиеся в момент написания хлесткими, бойкими, после прочтения выглядели претенциозными, какими-то просто дешевыми. Все-таки в героической позе он выглядел чересчур неуклюже и поэтому решил ограничиться самой простой универсальной формулировкой. Просто позиция, и она такова. Несколько друзей отписались, несколько лайкнули, никто не прокомментировал. Придя на работу, Митя поймал пару заинтересованных взглядов. Прошло какое-то время, и он запостил фото руин разбомбленных домов с подписью «ужас». Потом сразу же удалил. Потом запостил опять. Тогда Игорь написал ему в личку: «Зайди на минуту».
Игорь сидел за огромным дубовым столом, величественный и недосягаемый. С завитыми усами, мужественным строгим лицом Игорь напоминал белого офицера. Пока Митя усаживался, Игорь энергично помешивал какао в стакане – с таким видом, как будто проводил научный эксперимент. Митя был настроен решительно, его переполняли уверенность и благородный гнев. Все утро в ванной он репетировал реплики: героические, очень литературные. Он был готов к резким движениям, громким словам.