Осенью 1960 года в Москве, на открытии выставки своих произведений, Рокуэлл Кент снова говорит о подвиге советских людей. Передавая Советскому Союзу коллекцию своих картин, он называет ее скромным даром от чистого сердца за подвиг советского народа, который спас судьбу мира.
…В начале тридцатых годов, возвращаясь из Гренландии в Америку, он писал в «Саламине»:
«Приятно думать о возвращении на родину. Господи, иногда мне кажется, что все мои странствования затеваются только для того, чтобы Америка, ее горы, ее скалы и ручейки, как и многое другое, была мне еще дороже. Мы любим Америку не меньше от того, что так полюбили Гренландию»[9].
Автор радуется скорой встрече с родиной и грустит, расставаясь с полюбившимися ему людьми и природой Гренландии. Спустя много лет, в 1959 году, на пути из СССР Кент снова говорит о встрече с родиной. Он покинул солнечную страну, что же ждет его в Америке? Теперь его сердце наполнено тревогой.
«Как дымный туман, страх навис над нашей родной страной… Страх перед завтрашним днем. Страх смерти? Хуже: страх жизни. Отравленный туман скрывает лицо нашей Америки…» — писал Кент в книге «О людях и горах».
И все же оптимизм не покидает его. Кент верит в свой народ, верит в Америку простых, трудолюбивых, жизнерадостных людей.
«Путешествовать хорошо. Хорошо потому, что расширяется кругозор и завязываются новые узы дружбы. И самое лучшее в путешествии то, что оно дает нам понять, как мы любим родной дом. Да будет же дано нам, любящим родной дом, помочь сделать этот Дом — Америку, нашу родину, — страной, свободной от страха, счастливой страной, справедливой и прекрасной страной в мире, где царит мир»[10].
Таков Рокуэлл Кент — путешественник, который умеет видеть жизнь, любит правду, которому дорог мир на земле.
В книге «Курс N by E» Рокуэлл Кент рассказывает о плавании летом 1929 года к берегам Гренландии, о приключениях, пережитых в бурном океане и на острове после кораблекрушения. Их было трое на маленьком парусном боте «Дирекшн»: мужественный, невозмутимый моряк — шкипер Сэм Аллен, затем штурман-самоучка, он же кок, он же матрос — Рокуэлл Кент и третий член экипажа — «некто, по имени Купидон… здоровенный парень, прямо гигант, с массивными мускулами, заключенными в оболочку из жира», и притом страшный лентяй.
Читаешь эту книгу и веришь, что автора даже в самые трудные минуты не покидало чувство юмора. Он повествует о пережитом чуть-чуть улыбаясь, иронизируя над собственными невзгодами, и при этом мастерски передает свое восхищение красотами северной природы. Какими, например, необычайно яркими, впечатляющими словами рисует он картины бурного или заштилевшего моря! Как прекрасны в его рассказе виды суровой Гренландии! И как величествен человек на этом фоне! Удивительно оптимистичная книга!
В «Курсе N by E», как, впрочем, и в других произведениях Кента, очень выпукло проявляется его романтизм. Казалось бы, например, о чем может думать человек, потерпевший кораблекрушение и чудом спасшийся на пустынном берегу?
Кент-романтик, сидя в палатке, сооруженной из паруса и камней, вспоминает детские годы, когда, собрав из стульев и маминых шалей шалаш, он мечтал о настоящем кораблекрушении. И вот теперь его заветная мечта детства осуществилась. Он испытывает счастье. Или другой эпизод. Кент отправляется на поиски людского жилья. Тяжело нагруженный, он идет под дождем по горам и болотам. Под ногами у него высокая зеленая трава, яркие цветы. И, несмотря на ношу и усталость, Кент начинает рвать цветы на ходу, чтобы «собрать букет для моей милой».
«С этого момента, — рассказывает автор, — собирание полевых цветов превращается в навязчивую идею, становится более реальной, ощутимой целью пребывания здесь и, странно сказать, более важным делом, чем цель моего путешествия. В течение долгих утомительных часов я бреду вперед, часто уклоняясь в сторону, чтобы сорвать какой-нибудь новый яркий экземпляр и присоединить его к растущему в моей руке пучку. Сколько людей проходят так по жизни, сжимая в руках букеты полевых цветов!»
Как хорошо сказано! Ведь и сам Рокуэлл Кент точно так же идет по жизни, выискивая прекрасное, собирая это прекрасное, чтобы еще и еще раз показать его людям: смотрите, люди, жизнь хороша, как эти цветы. Жизнь — это счастье видеть небо, море, горы, на фоне которых «поет пронзительная белизна» гренландских ледников. Жизнь — это борьба со стихией, победа над слепыми силами природы. Жизнь — это радость новизны в путешествиях, в познании суровой красоты мироздания. Жизнь — это тепло дружеских встреч и улыбок, горделивое ощущение в себе человека — самого разумного существа на самой прекрасной из планет. Любите же, люди, жизнь, берегите ее!
В эту главную тему всего творчества Рокуэлла Кента гармонично вплетается другая тема, столь же полнозвучная, оптимистичная: люди, любите человека, его созидательный труд! И этой проникновенной любовью наполнены строки, в которых Рокуэлл Кент рассказывает о тружениках сурового Севера.
Таков Рокуэлл Кент — литератор, романтик, вдохновенный певец жизни и труда.
ЧАСТЬ I
I
Озэбл-Форкс, Нью-Йорк
Январь, 1929
А мой сын, — сказал Артур Аллен, расправив плечи, став на каблуки и приблизив сплетенные за спиной пальцы к огню, — а мой сын собирается в Гренландию на маленьком боте. При этом он глядел мимо меня вдаль такими восторженными глазами, словно там находился сам бог.
— Господи! А можно мне с ним поехать?
— Можно, если он согласится.
II
Артур С. Аллен, младший.
Родился в 1907, умер в 1929 г.
Сэм Аллен пришел ко мне. Вот это был красавец! Высокий, больше шести футов росту, сильный и гибкий, с медлительными движениями, с учтивой медленной речью и очень спокойный. И если даже это спокойствие объяснялось флегматичностью, оно придавало его осанке достоинство, свойственное командирам. Передо мной стоял капитан, и к тому же хороший. Он был опытным моряком и обладал той безмятежной уверенностью в себе, которую придают иным людям пережитые ими события. Море он любил и был создан для моря. Сэм Аллен и море — две стихии; они были способны созерцать друг друга до бесконечности, но ни одна из них так и не смогла понять другую.
III
Джордж Б. Смит
Сделано в США
Жил да был в пригороде Нью-Йорка один человек. В течение многих лет он каждый день поутру садился в поезд, который отправлялся в город в 7.45, и каждый день в 5.15 возвращался домой. Ему, надо полагать, принадлежал маленький домик с печкой, которая была предметом его забот во время зимы, и палисадником, который он обрабатывал летом. Был у него радиоприемник и автомобиль, да еще жена. По вечерам они играли в бридж или ходили в кино, а в воскресенье после обеда отправлялись на прогулку в машине. Казалось, что так будет продолжаться всегда, до самой его смерти, — в этом и заключалась бы прожитая им жизнь.
Однако есть в южных морях такие острова, которые находятся так далеко, что решительно все люди считают их земным раем. На этих островах царит вечное лето. Там в тени прохладных рощ отдыхают прекрасные юноши и девы, беспрерывно вкушая радость существования и оставаясь благодаря этому вечно молодыми.
Как только видение этих островов посетило нашего владельца сезонного билета, тотчас же тесный круг его деятельности показался ему невыносимым. Воображение разгоралось, и в отсветах этого пламени он видел себя моряком, бронзовым от загара, переплывающим ширь Тихого океана и высаживающимся на цветущем берегу одного из коралловых островов. Он закрывал глаза, газета падала из рук. Любовь, пылкая любовь, охватывала его; нежные руки и губы ласкали его, воздух был полон сладкого аромата и пения птиц. О, райское блаженство!
Итак, необходимо было построить судно, но он ничего не понимал в этом. Тогда он начал учиться. С немеркнущей целью перед глазами погрузился он в чтение авторитетов по части судостроения и долго начинял себя теорией и фактами, изучал каталоги, осматривал суда и, в конце концов, начал кое-что понимать в них. Более того, он начал понимать, что именно ему требуется. Ему нужен был бот, небольшой, но широкий и вместительный: надежный бот, с хорошей остойчивостью и быстрым ходом. И он начертил план.
Киль судна был заложен на маленькой верфи в Гудзоновом заливе. Начиная с этого дня и вплоть до завершения работ, конструктор наблюдал за своим детищем с жадным вниманием человека, который, собравшись плыть в рай за семь морей, следит за рождением волшебного корабля. Он перерыл все лесные склады, отбирая доски и бревна самого крепкого дерева, когда-либо росшего в лесу, не спускал с них глаз, когда они перешли в руки плотников, смотрел, как бревна были распилены и соединены как требовалось и закреплены болтами на своих местах. Ни одна малейшая деталь не могла укрыться от его испытующего ока, никакой изъян не прошел незамеченным.
А сколько все это стоило! И с каким трудом ему удавалось оправдываться в этих расходах дома! Что он мог сказать, чтобы скрыть свои истинные возвышенные планы?
Так летели годы, и, по мере того как продвигалось дело, волнение его все возрастало. Наконец, бот был почти готов. Какой надеждой, должно быть, сияло лицо владельца сезонного билета, предвкушавшего близкое блаженство! И если, пытаясь скрыть свои чувства, он бывал особенно ласков дома, то как раз это-то и выдавало его. Да разве и сам бот не обнажал его духа, не был раскрытой книгой его грез, тем понятным для внешнего мира символом, в котором вещественно воплощалась его сокровенная сущность?
И вот, подобно тому как и каждый из нас когда-нибудь должен будет сбросить с себя серые одежды мира сего, чтобы облачиться в сияющие ризы вечности и на миг предстать пред творцом во всей своей наготе, так в тот самый момент, когда наш бедняга собирался ступить на свой лебединый челн, перед ним — мы, конечно, только строим догадки — как из-под земли выросла его супруга.