Видимо, по этой причине я и оказался в 1938 году. Думаю, деда беспризорники всё-таки убили той ночью. Не специально, конечно. Хотели чисто уму-разуму поучить. А вышло так, что по башке слишком сильно отоварили.
В этот случай все и упирается. Ведь по идее, быть такого не должно. Дед-то вполне целым и частично здоровым войну прошел. Наверное, меня потому на замену и отправили. Думаю, его персона слишком значимой была для предстоящих событий.
Я, между прочим, тоже по голове получил. В тот же самый день, но в 2024 году. Пьянка у нас с друзьями была в ресторане. Конкретная такая пьянка, со всеми атрибутами в виде бесчисленного количества алкоголя и легкодоступных женщин.
Как частенько происходит в увеселительных заведениях, у нашей компании получилась ссора с другой тусовкой. Кто уж мне по голове бутылкой приложился, рассмотреть не успел. Не до этого как-то было. А когда очнулся — вокруг только лысые, злые детдомовцы и 1938 год со всеми его «плюшками».
Главное, в обычной своей жизни я о дедуле и не знал ни черта. Он меня не то, чтоб родственной любовью не баловал, я его вообще за все годы пару раз только видел. Загадочный он был тип. Это я теперь понимаю, почему. Видимо, в разведке так и остался до самого конца.
И вот очнулся я в детском доме, сообразил, что на месте деда оказался, в себя прийти не успел, а меня уже забирают в недавно созданную секретную школу НКВД.
Да ещё группа наша, как выяснилось, экспериментальная, полностью из детдомовцев собранная. В общем стало понятно, светит мне неизбежное будущее разведчика.
Хреновый расклад, когда знаешь, что за беда очень скоро, годика через три, последует. И сказать никому не скажешь, в дурку упекут.
А потом вообще со всех щелей такая чертовщина полезла, хоть стой, хоть падай. Оказалось, дед являлся сыном советского дипломата, который в 1927 году, находясь в Берлине, получил кое-какие важные документы и немалую кучку алмазов.
Сергей Витцке, прадед мой, (если реально нашу кровную линию отслеживать), дураком не был. Это у нас, похоже, семейное. Он и документы, и камешки так спрятал, что больше десяти лет никто найти не может. Знал, во что ему все выльется. Знал и предчувствовал близкий конец.
И хрен бы с этим алмазами. Хотя… Тоже, ничего б себе! Если их в денежный эквивалент перевести, можно две небольшие революции где-нибудь в Латинской Америке устряпать.
Однако самым волнительным оставался для многих товарищей факт существования архива. В этом архиве — компромат. Я так понял, что компромат практически на всю верхушку партийной элиты, включая Берию и черт знает еще кого. Сведения особой важности.
А выяснил я это благодаря снам. Они мне почти каждую ночь сниться начали. Только сны были не мои, а маленького Алёши Витцке. Настоящего. Даже не сны, воспоминания.
Чего только не насмотрелся. Например, как прабабку чекисты убили во время ареста. Случайно, конечно, но суть от этого не меняется. Как в Берлине шестилетний Алеша с папой по банкам всяким шлялся, людей разных встречал.
Во всех моих ночных видениях был глубокий смысл. Оказалось, кроме Алёши никому архив не найти. Потому что прадед ухитрился след запутать и ключик сыну в голову вложить. Даже не ключик, а инструкцию. Карту сокровищ.
Загвоздка была лишь в том, что сны мне снились кусками и через одно место. Образно, естественно, выражаясь.
Из реальных подсказок по факту — только дневник маленького Алеши, где он рисунок изобразил с зашифрованным в нем кодом, и часы отца, сделанные на заказ. Все. Ну еще очень, очень сумбурные воспоминания деда.
Потом новое откровение. Оказалось, в секретную школу Алешу, то есть меня, не просто так притащили. Бывший отцовский друг постарался. На него, кстати, в архиве компроматик тоже имелся. Ради чего вся суета и была устроена.
Игорь Иванович Бекетов. Товарищ старший майор госбезопасности. Человек, который двух наркомов пережил, а теперь и третьему служить остался.
Ягоду расстреляли. Ежова расстреляли. Бекетову хоть бы хны. Хитрая, подлая тварь. Именно по его доносу в 1927 году Сергея Витцке вызвали в Союз, арестовали и убили.
Соответственно, товарищ старший майор госбезопасности больше всех и суетился. Только ему было известно, что сын дипломата остался жив. Остальные считали, будто мальчик утонул.
Это он в секретную школу меня хотел засунуть, чтоб я потом в Берлин попал и архив ему в зубах принес. Вот только не зря говорят, что на каждую особо стоумовую задницу непременно найдется хрен с винтом.
Бекетову пришлось рассказать все Берии, который как раз место наркома занял. Откупился Игорь Иванович секретной информацией, которую долгие годы хранил. После его признаний, естественно, моя персона в свою очередь заинтересовала Лаврентия Павловича. Очень сильно заинтересовала. В спрятанном архиве и его грешки имелись.
В общем, на данный момент Бекетову до меня пока не добраться. Но не факт, что это сильно продлит мою жизнь. Слишком неугодная я персона для многих. Сейчас, пока архив не найден, терпят, сцепив зубы. А потом…
И вот интересно мне стало, если всю историю, как есть, я вывалю на голову начальнику сыскной полиции Финляндии, который сидит в данный момент напротив…
За кого он меня примет? За психа, наверное. Причем, за психа особо опасного. Ибо подобное ни один шизофреник придумать не способен.
Но… Шуточки шуточками, а дело серьёзное. Не стоит забывать, где я в данную минуту нахожусь и кем являюсь. Поэтому, естественно, опасные мыслишки были изгнанны из головы, а сам я, сообщив в который раз о своей службе в НКВД, сидел под пристальным взглядом начальника сыскной полиции, выдерживая паузу. Пусть проникнется до конца. Вижу, как сильно хочется поверить господину Риекки в свалившееся на голову счастье.
— Интересно, конечно. — Эско перестал меня гипнотизировать. Взгляд его окончательно подобрел. — А как же так вышло, Алексей, что ты вдруг стал сотрудником НКВД? Я ведь в курсе, что твоего отца в 1927 году расстреляли. Сам понимаешь, должность обязывает следить за любыми мало-мальски важными событиями. Он и с поезда сойти не успел, а его уже ждали. Неужели не волновал тебя данный факт, когда ты в ряды чекистов вступал?
— О-о-о-о-о… Тема эта интересная. Долгая… — Протянул я многозначительно.
— Так может, чайку⁈– Риекки вскочил на ноги, с громким скрежетом отодвинув стул. Взмахнул руками, будто курица-наседка крыльями. Очень, очень он старался показать мне образ доброго дядюшки. Суетился нарочито, кудахтал. — Что ж мы, будто совсем чужие люди! Ведь знакомы уже…
Эско закатил глаза и даже губами принялся шевелить, словно подсчитывает годы.
Ох и брехло, конечно, этот начальник сыскной полиции. Он давно все прикинул и посчитал. Едва я только назвал свою настоящую фамилию. Актер недоделанный. Хотя… Признаю. Отменно выходит у него изображать выбранную роль.
— Ого! Уже, получается, двенадцать лет прошло с той встрече в парке. — Эско покачал головой и причмокнул губами. А в следующую секунду взгляд у него стал холодный, острый. Всего лишь на мгновение, но я заметить успел. Будто на солнышко туча набежала и тут же исчезла. — Хорошая память у тебя, Алексей. Отличная, можно сказать. Было-то всего тебе…
— Семь почти исполнилось. Без нескольких месяцов. Не напрягайтесь. — Прервал я начало очередной актерской зарисовки «добрый дядюшка вспоминает детство племянника». Иначе мы никогда такими темпами к главной сути не перейдём. А я, между прочим, устал, как собака. — Шесть лет еще было, когда с вами встретились. Но у меня день рождения в декабре. Можно сказать, почти семь. Запомнил, да… Знаете, мало, если честно, помню из детства, но вас отчего-то четкой картинкой сознание запечатлело. Сам удивляюсь.
Вообще, это воспоминание из прошлого деда оказалось, как нельзя кстати. Оно всплыло у меня ровно в тот момент, когда на стол в учебном классе легла толстая папка и я увидел личное дело начальника сыскной полиции. Вернее, когда увидел его фото.
— Черт… Я знаком с этим мужиком! — Вырвалось у меня вслух.
— Слушатель Реутов! — Рявкнул стоявший рядом Панасыч, мой куратор и воспитатель, — Ты, пожалуйста, за языком-то следи. Мужик…Надо же как ты его. Это — Эско Риекки, начальник сыскной полиции Финляндии и недооценивать его очень опасно.
— Финляндии? — Я поднял голову, с удивлением уставившись на чекиста. — Зачем мы смотрим личное дело какого-то, извиняюсь, дурацкого начальника полиции какой-то дурацкой Финляндии, если нам нужен Берлин? Я вам, Николай Панасыч, сейчас, возможно, секрет открою, но Германия это совсем не Финляндия. А Берлин, в свою очередь, до сегодняшнего дня числился столицей именно Германии.
— Реутов… — Панасыч тяжело вздохнул.
Думаю, он в данный момент испытывал сильное желание стукнуть меня по голове. Признаюсь честно, в последнее время, после встречи с Берией и особенно после гибели одного из своих врагов, я заметно расслабился в общении с Шипко. Иной раз позволял себе лишнего.
Что интересно, зная мою настоящую фамилию, Панасыч все равно называл меня той, которая много лет прятала сына Сергея Витцке от посторонних глаз.
— Я вот стесняюсь спросить, Алексей, ты как себе это представлял? Что тебя специальным рейсом прямо в Берлин доставят? Оркестр, может, пригласят? Транспаранты всякие нарисуют. Мол, добро пожаловать советский разведчик, товарищ Реутов. Или собрался половину Европы пешком по лесам идти? А потом что? Граница нынешней Германии это тебе не проходной двор.
Вот тогда-то Шипко и объяснил всю суть задумки чекистов.
Вариантов, с помощью которых нелегалу можно попасть в Германию, было немного. И Финляндия — самый оптимальный из всех. Во-первых, граница с СССР удобная. Во-вторых, фины сейчас близко с немцами сотрудничают. Особенно спецслужбы. А уж когда выяснилось, что маленький Алеша пересекался с начальником сыскной полиции, стало понятно, вариант вообще остался один.
А я ведь до последнего надеялся, что дурной сон под названием «Путешествие в прошлое» вот-вот закончится. Не закончился. Похоже, я действительно окончательно стал дедом. Получается, моя настоящая жизнь — хрень собачья. А вот дедуля для страны — человек особенно важный.