Напряжение, державшееся последние несколько часов, хоть и спало, но не исчезло полностью, лишь сжалось в тугой комок где-то под рёбрами. Неприятненькое ощущение.
Просто вечер пока не закончен. Нас ждёт ещё одно представление, где в главной роли выступит товарищ бывший старший лейтенант государственной безопасности. Хотя, насколько он бывший — огромный вопрос. Верить Клячину — поганая примета. А пока что насчёт «ухода» со службы информация поступала только от дяди Коли. Он, скажем прямо, не кристальной честности парень.
Я плюхнулся в кресло и посмотрел на часы. По идее, уже скоро. Хреново, что я не понимаю мотивов Магды Геббельс и понятия не имею о мотивах дяди Коли. Два неизвестных в уравнении — это слишком круто. При таком раскладе итог может выйти такой, что просто охренеешь.
Однако следующие два часа прошли в состоянии ожидания, а гостей к нам больше не пожаловало. И это меня по-настоящему напрягло. Даже больше, чем присутствие в орбите нашего с Бернесом существования госпожи Геббельс.
Николай Николаевич Клячин — хитрожопый тип, с бешеной чуйкой и повадками хищника. Не просто так он стал старшим лейтенантом госбезопасности, правой рукой Бекетова. Вот кто-то, а Клячин свое место под солнцем буквально выгрызал зубами.
Дядя Коля годами делал всю грязную работу для бывшего друга отца, который оказался вовсе не другом, а той ещё тварью. Бекетов Игорь Иванович…Иуда и предатель.
Клячин выполнял роль этакого чистильщика, который не брезговал ничем. Если Клячин что-то делает, в этом непременно есть смысл.
Он должен прийти в дом Марты, иначе на кой чёрт договаривался вчера? Столько суеты создал. О приходе Магды ему тоже было известно. Что за хрень тогда получается? Если не пришёл, это — тревожный звоночек.
Я снова попробовал сосредоточиться на той информации, которая у меня имеется на данный момент. Нужно понять, что задумал Клячин. Нужно!
Он опасен, и по-другому быть не может.
Полгода назад дядя Коля официально «погиб» в драке с Шипко, а потом вдруг всплыл в Хельсинки, когда я там был. Словно чёртик из табакерки выпрыгнул. Потом объявился в Берлине. Утверждает, что охотится за тайником отца из-за драгоценностей, которые лежат там вместе с архивом. Твердит, что больше не служит в НКВД, что теперь он сам по себе, но я ему ни на грош не верю. Как можно верить змее, которая сбрасывает кожу, но не меняет свою суть?
Возможно, я мог бы поверить в алчность Клячина, она несомненно присутствует. И, возможно, я даже реально допускаю, что ему нужны драгоценности. Там, если что, в переводе на денежный эквивалент должна быть весьма немалая сумма. Но… Что-то коробило меня. Что-то не давало мне покоя. Какая-то мелкая деталь, ускользающая от моего внимания. Как крохотный камешек, попагий в обувь.
Я сунул руку в карман и нащупал сценарий, который забрал из старой одежды. Простые листы бумаги, но их значение было колоссальным.
Три дня назад, когда меня похитил лже-Дельбрук, сценарий был при мне. Потом похититель начал изображать из себя чекиста. Мюллер данную версию подтвердил, уверяя меня, что лже-Дельбрук является советским разведчиком, которого послали, чтобы меня прикончить. Вернее, сначала пытать, потом прикончить. И вроде бы все логично. Я сам так решил поначалу.
Но если тот тип — агент НКВД, он по-любому должен был обыскать меня и этот сценарий забрать. Потому что в нём были указания от Мюллера! Ну какой советский разведчик оставит вражеские инструкции у своей жертвы? Это не вяжется. Далее…
Мадам Жульет в нашем крайне скомканном из-за дурацкого Эско Риекки разговоре дала понять, что со стороны Шипко подобных движений не должно быть. А кроме Шипко я не могу представить другого чекиста, который мог бы организовать моё типа фальшивое похищение. По крайней мере, изначально я принял всё случившееся именно за хитрый ход Панасыча. Такая версия казалась мне правдоподобной.
Далее… Ольга Чехова появляется с предупреждением, что верить гестапо нельзя… И своими словами она, похоже, попала в самое яблочко.
Значит, что у нас выходит? Мюллер врёт. Или не всё договаривает. Хотя… Нет. Скорее именно врёт. Он играет в свою игру — Ольга Чехова была полностью права. Мюллер обвёл меня вокруг пальца, разыграв это похищение, представив всё случившееся как работу чекистов. А я в этой игре, кажется, просто пешка. Причём пешка, которую пытаются двигать во все стороны сразу.
— Похоже, он не придёт… — раздался рядом тихий голос Марка.
Я снова посмотрел на часы.
— Думаю, ты прав. Хотя не понимаю причины, по которой могли измениться его планы, — Ответил я, стараясь говорить едва ли не шёпотом.
Марта ушла в кухню и занималась там подготовкой ужина, но не удивлюсь, если она одновременно ухитряется наблюдать за мной.
С фрау Книппер надо быть теперь ещё более осторожным. Тётя оказалась разведчицей, причём матёрой, со стажем. Да, она очень убедительно рассказывала мне о прекрасной и нежной дружбе с отцом. Прямо едва ли не родственные души. Но я папиных друзей боюсь больше чем врагов. У него такие «друзья», что охренеть можно. Поэтому история, которую преподнесла Марта, тоже — такое себе.
Нет, я не сомневаюсь, Сергей Витцке по какой-то причине доверял семейству Книппер. Но не потому что они ему симпатичны как люди. Скорее всего, просто у него нембыло других вариантов.
— Слушай… — Я посмотрел на Марка. — Мне надо уйти из дома. Свидание с барышней. Не хочу расстраивать нашу хозяйку, она опять будет переживать… Пока Марта занята, уйду по-тихому. Думаю, дядю Колю можно не ждать. Но если он вдруг появится, придумай что-нибудь. Хорошо?
— Ты переживаешь за состояние нашей хозяйки? — спросил Бернес, не отводя взгляда от моего лица.
— Да. Она крайне эмоциональна. Знаешь, немки всегда несколько флегматичные, а тут… Такое чувство, будто наша фрау Марта вовсе не в Германии родилась. Ей бы где-нибудь жить… Например, в Лондоне. Вот уж где тишь и благодать.
Глаза Марка на долю секунды стали слегка… хм… круглыми. Но реально на долю секунды. Уже в следующее мгновение он взял себя в руки.
— Да… — произнёс Бернес задумчиво. — Британский воздух, говорят, способствует покою. Ты прямо уверен, что ей подошла бы эта страна?
— Угу, — кивнул я, довольный тем, что Марк прекрасно понял суть моих немного дурацких фраз.
Просто, если честно, я вообще решил нигде и ни с кем не говорить открыто. Чёрт его знает, кто ещё трётся рядом и насколько пристально за мной наблюдают.
Главное, Марк понял, о чём я пытался ему сказать, и покроет меня перед Мартой.
Незваный гость и загадка кошелька
Я уже собирался уходить на встречу с Ольгой, как вдруг в дверь постучали. Не сильно, так, несмело, будто стесняясь.
— Кто это? — Бернес повернулся ко мне. Взгляд его стал настороженным.
— Не думаю, что тот, кого мы ждали. Он бы дверь с пинка открыл. Сиди. Всё равно ухожу, открою.
Я в несколько широких шагов оказался рядом с выходом и сразу открыл дверь.
На пороге, словно призрак, возник тощий, лет десяти, пацан. Его огромные, испуганные глаза-блюдца лихорадочно бегали, а дыхание было прерывистым, будто он только что бежал марафон. Выглядел он как жердь, в поношенной, явно не по размеру одежде. Таких пацанов на Берлинских улицах сейчас очень мало. Беспризорников практически нет. Фюрер постарался.
Он детишек с раннего возраста подтягивает в специальные организации, занимающиеся воспитанием будущих фашистов.
— Герр, доброго денёчка, — проговорил мальчишка, отдышавшись, и сразу протянул мне потрёпанный кожаный кошелёк. — Вы вот уронили, когда гуляли. Пару часов назад, с фрау. Я сразу хотел догнать, но не вышло. Отвлёкся. А потом поспрашивал, где живёт та дама, что была с вами. Сказали, здесь.
Я опустил взгляд на протянутый предмет. Серый, изрядно потёртый, с поцарапанным замочком. Мой кошелёк был чёрным. Этот — явно не мой.
— Ты ошибся, мальчик, — качнул я головой и попытался вернуть ему находку.
Но пацан упрямо держал руку вытянутой, таращась на меня своими огромными глазами. Словно заклинило его.
— Нет, герр, это ваш! Я видел, как он выпал. Вон там, — он махнул худой рукой в сторону. — Возле «Шварцвальда». Вы с фрау как раз проходили.
«Шварцвальд»… Хм… Там мы сегодня с Мартой точно не были. И тут меня осенило: пацан-то этот явно из тех берлинских босяков, что под крылом местных банд живут. Типа беспризорников, только организованных. Ах ты ж, блин… Подкидыш… Он явно послал пацана, чтобы не светиться самому. Старый трюк, но всегда безотказный.
— Вот чертовщина. Действительно мой. Сразу не признал, — сказал я, забирая кошелёк. — Спасибо тебе, дружище.
— Не за что, герр! — Пацан тут же развернулся и, едва дождавшись, пока я закрою дверь, убежал в сторону переулка, мгновенно исчезнув из поля зрения.
Я быстро закрыл дверь, промчался мимо Бернеса к окну, выглянул. На улице было пусто.
Вернулся в гостиную, посмотрел в сторону кухни. Нет. Здесь нельзя.
— Сейчас вернусь, — бросил коротко Марку, а затем на всех парах рванул в спальню.
Как только оказался в комнате, закрыл дверь и кинул кошелёк на стол. Открыл его. Мой взгляд тут же зацепился за купюры. На каждой из них, в самом уголке, был едва заметный карандашный след — маленькая, небрежно нарисованная буква.
Я вытащил их все, разложил на столе. Пальцы чуть дрожали. Н, А, С, Т, В, Р, Е, Я, Ч, О, Ч, С, Р. Мозг пытался сложить из этого хоть что-то вразумительное.
Сначала пробовал собрать буквы по алфавиту, потом по группам: гласные отдельно, согласные отдельно. Ничего не выходило. Мозг, измотанный дневными событиями, отказывался работать.
С, Т, Р, О… — мелькнуло что-то.
Сердце ёкнуло, дав надежду. Дрожащими пальцами я переставил купюры.
С-Р-О-Ч-Н-А-Я. Вот оно! Словно электрический разряд пронзил меня. Одна часть фразы сложилась. «Срочная». Отлично. Что дальше?
Остались: В, С, Т, Р, Е, Ч, А, Я. Последняя «Я» явно лишняя, подумал я, откладывая её в сторону. Потом соединил оставшиеся буквы. В, С, Т, Р, Е, Ч, А.