— Нет-нет! Что вы! — ее голос стал чуть резче, чем следовало. — Ни в коем случае! Ни ко мне домой, ни в министерство! Это… это неудобно. Мы найдем другое место. Тихое, нейтральное. Я… я сообщу вам через фрау Марту, хорошо?
Реакция была слишком бурной для простого организационного вопроса.
Я, до этого внимательно наблюдавший за Клячиным, даже отвлёкся от дяди Коли и перевел взгляд на первую леди Рейха. Любопытно… А в чем подвох?
Такой явный, почти панический страх накрыл дамочку при мысли, что скромный румынский скрипач может появиться дома или в министерстве… То есть, в местах, где его увидит… муж? Рейхсминистр Геббельс?
В страхе Магды определенно что-то крылось. Что-то личное и, возможно, опасное для нее. Это стоило запомнить.
Пока первая леди пыталась обрести прежнее хладнокровие, переключившись на обсуждение чая с фрау Книппер, Клячин воспользовался моментом. Он пододвинул свой стул чуть ближе к хозяйке дома, его улыбка стала еще обаятельнее.
— Фрау Марта, чай у вас просто восхитительный, — промурлыкал он доверительно. — Как и вся атмосфера в вашем доме. Так уютно, так… по-семейному. Чувствуется женская рука и доброе сердце.
Марта, все еще немного взволнованная визитом и странным поведением госпожи Геббельс, кажется, была не против отвлечься на любезности этого симпатичного господина, представившегося другом моего отца. Наивная, наивная женщина… Хотя, с другой стороны, если выбирать между Геббельс и Клячиным, пожалуй, я бы даже задумался на пару минут. Большой вопрос, кто из них опаснее.
— Благодарю, герр… простите, как вас?
— Николай Николаевич Старицкий. Но для друзей — просто Николя́, — подхватил Клячин. — Знаете, я так рад был найти Алексея. Его отец был мне как брат. И теперь, встретив сына, я чувствую… некую ответственность, что ли. Обязательно нужно будет как-нибудь посидеть, поговорить по душам, вспомнить былое. Может быть, за ужином? Фрау Марта, вы случайно не могли бы… ну, скажем, завтра… приютить старого друга семьи на скромный ужин? Я был бы очень признателен! Уверен, ваши кулинарные таланты так же восхитительны, как и ваш чай.
Дядя Коля смотрел на Марту с таким искренним обожанием, что даже я на секунду едва не поверил в его дружеские чувства.
Он напрашивался на ужин, флиртовал, пытался втереться в доверие к хозяйке дома. Зачем? Чтобы иметь предлог бывать здесь? Наблюдать за мной и Бернесом? Или у него были виды и на саму фрау Марту?
Хозяйка дома слегка покраснела от комплиментов и неожиданного предложения. Меня ее реакция на Клячина тоже, кстати, несколько удивляет. Я бы не сказал, будто фрау Марта невинная ромашка. В ее поведении, в ее словах достаточно часто проскакивают признаки наличие железной воли и стального стержня. А тут вдруг смущается как гимназистка.
— Ну что вы, Николя́… Я не знаю, удобно ли…
— Уверяю вас, в компании таких замечательных людей, как вы и Алексей, любой ужин будет праздником! — не унимался Клячин. — Мы просто обязаны подружиться!
— Простите, — Магда Геббельс вдруг резко поднялась на ноги, — Мне пора идти. Я засиделась у вас. Марк, думаю, самый оптимальный вариант, если мы устроим прослушивание прямо здесь. К примеру, завтра после полудня. Вы же не против?
Последний вопрос немки предназначался Марте. Та, конечно, прибалдела еще больше от сложившейся ситуации.
Честно говоря, думаю интерес жены рейхсминистра к Бернесу сложно не заметить. Фрау Книппер просто не могла не понять, что первая леди явно смотрит на Марка с личным подтекстом. Потому что устроить прослушивание можно где-угодно. И уж точно не сама супруга Геббельса должна этим заниматься.
Судя по легкой досаде, мелькнувшей во взгляде Марты, я понял, что она с огромным удовольствием послала бы первую леди куда подальше с ее опасными игрищами. Потому что это — реально опасно. Вряд ли Геббелс похвалит того, кто предоставил свой дом для неоднозначных встреч жены с молодым и симпатичным музыкантом. А то, что он узнает, это вопрос времени.
Однако отказать Магде Геббельс фрау Книппер тоже не могла. Поэтому, нацепив на лицо услужливую мину, она ответила, что будет очень счастлива оказать посильный вклад в развитие отечественных камерных оркестров в частности и музыки в общем.
Германия, Берлин, апрель 1939 года
Оберштурмбаннфюрер СС Генрих Мюллер терпеливо ждал в приемной, когда его пригласят на аудиенцию.
Это была не обычная приемная. Это вообще была не стандартная ситуация, когда рейхсфюрер Генрих Гиммлер зовёт его для обсуждения текущей ситуации, для отчета о проделанной работе или планирования каких-либо действий, направленных на борьбу с врагами великой Германии. Мюллеру предстояла встреча с самим фюрером, а потому он был максимально собран и сосредоточен.
Впрочем, надо отметить, ожидание никогда не раздражало оберштурмбаннфюрера, особенно в случае с вышестоящим руководством. Он давно усвоил, что пунктуальность — добродетель подчиненных, а не тех, кто стоит на вершине власти.
Естественно, у фюрера столько забот, что он погружён в них с утра до ночи, а иногда даже с ночи до утра. Нелегко быть лидером страны, которая вот-вот займет подобающее ей на мировой арене месте.
Тем более, все важные дела на сегодня завершены, торопиться уже некуда. После встречи с фюрером Мюллер собирался проведать одну из своих любовниц, чтоб, так сказать, выпустить пар.
Последние дни выдались напряжёнными и слегка перегруженными. В силу прохладных отношений с супругой, с которой Генрих не разводился только чтоб не навредить карьере, он завел себе даже не одну, а двух любовниц: секретаршу Барбару и делопроизводительницу Анну. При его образе жизни он счет такой расклад максимально правильным.
Это были приятные женщины во всех смыслах. Поэтому сейчас, в процессе ожидания, вместо того, чтоб нервничать или беспокоиться, Генрих просто мысленно прикидывал, к кому из дам сегодня будет лучше всего отправиться в гости.
Мюллер не боялся, что Адольф Гитлер может его за что-то отругать или выказать недовольство. Оберштурмбаннфюрер прекрасно знал свою цену. Он поставил политический сыск на рельсы технического прогресса. Он опутал земной шар агентурной сетью, вхожей в высшие властные структуры важнейших государств мира. Да-да-да… Это полностью его заслуга. И данный факт известен всем, кому положено быть в курсе подобных вещей.
Мюллер знал шифры многих правительств и армий, их разработчиков и носителей. Он был в курсе военных и государственных тайн союзных и вражеских коалиций. Наконец, он знал, кто и чем занимается в Германии — в науке, в инженерии, в военном производстве и Генштабе, в политике: кто чего стоит, кто на кого работает.
Не зря рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер поручал Мюллеру многие деликатные миссии, где требовался человек, обладающий быстрым умом, недюжей сообразительностью, а главное — не обремененный «химерой совести». С совестью у Мюллера были особы отношения, если говорить более точно — никакие. Он не делил мир на белое и черное. Он отталкивался от двух понятий — польза и выгода.
Непосредственный шеф Мюллера Рейнхард Гейдрих — одна из самых значимых фигур в Третьем рейхе — тоже вполне уважал своего подчиненного.
Именно он, уйдя на повышение, в 1934 году забрал Мюллера вместе с тридцатью семью его баварскими коллегами в Берлин, где Мюллер автоматически получил чин штурмфюрера СС и был зачислен в ряды главного управления службы безопасности. В то время Мюллер работал во втором отделе тайной государственной полиции под непосредственным руководством Гейдриха и занимался борьбой с внутриполитическими противниками национал-социалистов.
Надо признать, путь Мюллера наверх не был усыпан розами партийных значков с самого начала. Бывший мюнхенский полицейский, он пробивался за счет дотошности, феноменальной памяти на детали и безжалостной эффективности, а не громких идеологических заявлений. Он даже еще не являлся членом НСДАП. Его полезность была очевидной для всех, включая тех, кто поначалу косился на «профессионала», лишенного революционного пыла.
В конце 1919 году Генрих Мюллер поступил на службу в полицейское управление Мюнхена, потом перешел в баварскую политическую полицию, где прослужил до 1933 года в должности инспектора-криминалиста.
Именно там, на службе в политической полиции Баварии Мюллер привлек к себе внимание шефа тайной полиции Генриха Гиммлера, который поспособствовал его переводу в тайную полицию рейха. И, наконец, в 1934 году Мюллер вступил в СС — охранные отряды нацистской партии. Так что, с чистой совестью и полной уверенностью в своих словах, оберштурмбаннфюрер мог говорить, что всего в этой жизни добился сам, без чьей-либо помощи или поддержки.
— Герр Мюллер…
Адъютант позвал Генриха, отвлекая его от размышлений, и кивнул ему в сторону двери. Это было приглашение.
Оберштурмбаннфюрер вошел в просторный кабинет фюрера, внутренней испытывая несвойственный себе трепет. Однако это снова не было волнение, это был восторг от собственной принадлежности к событиям и людям, вершащим историю.
Адольф Гитлер стоял у огромной карты Европы, спиной к вошедшему. Не оборачиваясь, он произнес:
— Хайль, Мюллер. Докладывайте. Молодой Витцке, вот что меня интересует. Как все прошло?
Мюллер замер в нескольких шагах от Адольфа, соблюдая дистанцию и субординацию.
— Мой фюрер. Операция по «обнаружению» похищенного Алексея Витцке прошла согласно плану. Наш человек инсценировал его похищение после того, как он покинул фройлян Чехову и отправился с Эско Риекки на встречу с господином Дельбруком, который, в свою очередь, давным-давно находится за пределами Германии. Мы успешно создали впечатление, что за ним охотятся советские агенты, от которых мы же его «спасли». Он был доставлен в штаб-квартиру Гестапо, где прошел соответствующую обработку. Я рассказал ему версию, которая была согласована ранее. О том разведчике, что его похитил. Молодой человек взволнован фактом преследования со стороны Советского Союза и, похоже, готов к сотрудничеству. Он винит Советы в гибели родителей и, кажется, искренне поверил в наше предложение обеспечить ему безопасность и возможность применить свои таланты на благо великой Германии. Сомнений у Витцке не возникло. Он поверил в ту историю, что я ему рассказал. Все идет по плану.