Фрау Марта нахмурилась, пытаясь вспомнить. Естественно, ни черта она не вспомнила да и не могла. Я биографию Магды Геббельс помню хорошо. Шипко заставил выучить все, что имелось в личных делах. Вероятность знакомства жены рейхсминистра с штурмовиком, погибшим во время «Ночи длинных ножей» — нулевая.
Мне вообще показалось, что Магда обозначила причину своего появления, как говорится, от балды. Просто выбрала более-менее подходящую. Типа, я знала вашего сына, но вы не знали меня, мы встречались пару раз, так что ничего удивительного, что вы меня не помните.
— Фрау Геббельс… Я… признаться, не припоминаю… Мой сын…
— Ах, столько лет прошло, немудрено забыть, — легко отмахнулась Магда, не дав хозяйке договорить. Она уже осматривала скромную обстановку гостиной, куда мы все как-то ненавязчиво, маленькими шажочками, переместились. — У вас так уютно. Чаю не предложите? Погода сегодня располагает к беседе.
— Чай! Это прекрасно! — Выдал по-немецки Клячин. — Дамы, позвольте составить вам компанию. Я так бесконечно счастлив, что встретил сына старого друга…Позвольте представиться. Николай Николаевич Страцкий. Офицер, потомственный дворянин. Вынужден был оставить Россию-матушку… Извините, что явился без приглашения…
В общем-то, у фрау Марты, явно не было выбора. Она, подавленная авторитетом гостьи и сбитая с толку Клячиным, который теперь следовал за ней след в след, продолжая нести какую-то чушь, поспешила на кухню, бормоча что-то о свежей выпечке. От помощи чекиста хозяйка дома отказалась. Хотя он очень настаивал.
Только Марта вышла из комнаты, как на пороге появился Бернес. Я так понимаю, пока мы все бестолковились у входной двери, Марк успел подняться в комнату и снять пиджак.
В итоге сцена вышла, достойная картины для Эрмитажа. Я стоял у окна, Клячин с улыбкой рассматривал фотографии на стене, Магда Геббельс устроилась в кресле, положив ногу на ногу. Когда вошёл Марк, случилась та самая «немая сцена», столь любимая отечественными классиками.
Бернес вытаращился на Клячина, но очень быстро взял себя в руки. В одно мгновение просто. Он вообще никак не ожидал увидеть именно этого человека. Да, нас учили держать эмоции под контролем и сохранять подходящее ситуации лицо при любом раскладе. Марк его и сохранил. Лицо. Но взгляд у него стал очень выразительный. По крайней мере, для меня. Я видел, что Бернес в шоке.
Магда Геббельс отчего-то ровно точно так же вытаращилась на Бернеса. Ей понадобилось больше времени, чтоб сделать вид, будто ничего не случилось и не произошло. Однако за эти несколько минут сто процентов стало понятно, причина появления фрау Геббельс — это Бернес.
Я в свою очередь в изумлении рассматривал жену рейхсминистра пропоганды, пытаясь понять, на кой черт ей Марк? И откуда вообще она о нем знает? Он упоминал только Эмми Геринг, как часть своей легенды. Да и потом, по Бернесу было понятно, что Магда ему никаким боком не впилась, хотя он, конечно же, прекрасно понял, кто перед ним.
И только Клячин светился довольной радостной улыбкой, что-то напевая себе под нос.
Глава 4.2
Несмотря на веселое настроение Николая Николаевича, который внезапно превратился в господина Старицкого, замечательного друга моего отца (Сергей Витцке наверное, на том свете трижды перевернулся от подобной перспективы) напряжение, царящее в комнате, было почти осязаемым.
В первую очередь, конечно, сказывался тот факт, что мы с Бернесом знали, кто такой Клячин на самом деле.
Этот «старый друг отца», на секундочку, является чекистом, приставленным ко мне еще в секретной школе Бекетовым — майором НКВД, истинным виновником гибели родителей, жаждущим заполучить архив с компроматом. Естественно, я данный факт прекрасно помню, понимаю и никогда доверять Клячину не буду. Какие бы он истории о побеге, о пересмотре своих взглядов мне рассказывал.
Версия о том, как дядя Коля чудом выжил, перешел границу, и теперь хочет «помочь» найти тайник Сергея Витке ради драгоценностей, на мой взгляд даже при всей ее показной правдивости, не вызывает ни капли доверия.
Нет, то, что Клячин пытался «слить» Бекетова — это скорее всего правда. Тут сомнений не имеется. Они как два паука в одной банке карячатся, пытаясь сожрать друг друга. Что «беглый» чекист жаждет заполучить драгоценности — тоже вполне реально. Но вот все остальное — увольте.
Бернес быстро оправившись от первого шока, держался отлично. Я ему, конечно, о Клячине говорил, имею в виду, что дядя Коля внезапно воскрес, оказавшись в Хельсинки, однако разговоры разговорами, а увидеть своими глазами — это гораздо более впечатляюще.
К счастью, достаточно быстро вернулась фрау Марта с подносом, на котором стояли чай, чашки, вазочка со скромным печеньем. Ее появление было доне́льзя своевременным. А то пауза, которую сопровождало лишь тихое подвывание Клячина, начала затягиваться и выглядела, как минимум, странно.
Хозяйка дома разлила чай, руки ее слегка дрожали. Причиной такого волнения, естественно была Магда Геббельс. Могу представить, что творится в душе бедной Марты, особенно после слов Мюллера о ее связи с потенциальными заговорщиками из обиженных штурмовиков. Сиди теперь и думай, зачем явилась супруга рейхсминистра.
— Будьте добры. — Фрау Книппер сделала широкий жест в сторону стола. Видимо, это было приглашение.
Вообще, конечно, ситуация выглядела абсурдной до невозможности — два советских разведчика, опаснейший чекист под личиной друга семьи и жена министра пропаганды Третьего Рейха пьют чай в гостиной у матери штурмовика СА. Пожалуй, Алиса с ее чаепитием у Шляпника нервно курит в сторонке.
И тут началось самое странное. Магда Геббельс, сделав маленький глоток, повернулась не ко мне, не к хозяйке дома и уж тем более не к Клячину. Она посмотрела на Бернеса, буквально пожирая его взглядом. Я, конечно, предполагал, что немка испытывает к нему какой-то интерес, но не настолько же.
— А вы, молодой человек? Вы тоже гость фрау Марты? — спросила она, пристально разглядывая его.
Бернес вздрогнул от неожиданности, но мгновенно собрался. Он не ожидал внимания со стороны жены рейхсминистра.
А вот я, похоже, был прав. Магду Геббельс привёл в дом Книпперов некий вопрос, связанный с моим другом.
Честно говоря, хрень какая-то. Чертов Шипко с его тайнами мадридского двора! Неужели нельзя было сразу ввести нас в курс дела и подробно расписать весь план.
Теперь мы, как дураки, честное слово. То оттуда выскакивает что-то, то отсюда.
— Да, госпожа Геббельс. Меня зовут Марк Ибрин. Я снимаю комнату у фрау Книппер. — Вежливо ответил Марк, одарив при этом немку приятной улыбкой.
Она слегка покраснела и по-моему даже смутилась.
— Ибрин? — Магда чуть прищурилась. — Из Румынии? Если не ошибаюсь по акценту и если оценивать вашу фамилию. Акцент легкий, совсем незаметный, но я хорошо слышу подобные нюансы.
— Совершенно верно, — кивнул Бернес, слегка напрягаясь от ее внимания. Впрочем его напряжение видел только я. Для остальных Марк оставался спокойным и даже немного расслабленным. — Я музыкант. Скрипач. Приехал в Берлин в поисках… удачи. Мечтаю писать музыку для кино.
— Для кино? — в голосе фрау Геббельс прозвучал живой интерес. — Увлекательно. Кинематограф — великое искусство, не так ли? И великий инструмент… влияния.
Она продолжала расспрашивать Бернеса о его планах, о музыке, о Румынии, почти не обращая внимания на остальных.
Фрау Марта сидела молча, явно не понимая, почему первая леди так заинтересовалась скромным музыкантом-эмигрантом, и все еще пытаясь безуспешно вспомнить их мифическое знакомство через ее сына.
Я же не мог оторвать взгляда от Клячина. Он, устроившись ровно напротив меня, пил чай, улыбался, поддерживал светскую беседу какими-то общими фразами, но его глаза…
В них плескался холодный расчет. Он играет какую-то продуманную роль. Уверен на сто процентов, дядя Коля оказался здесь именно в момент прихода Магды Геббельс неслучайно. Это часть плана, но понятия не имею, какого именно. На кой черт ему эта женщина? Уж она-то вообще никак не связана с архивом отца.
Это непонимание изрядно меня нервировало. Я от Клячина в принципе ничего хорошего не жду, а уж в таких обстоятельствах и подавно.
Культурная беседа за чаем продолжалась. Разговор об искусстве и кинематографе, казалось, искренне увлек Магду Геббельс. Она отставила чашку и посмотрела на Бернеса с новым, оценивающим интересом.
— Марк Ибрин… скрипач из Румынии, мечтающий о кино… Знаете, это звучит почти как сюжет для фильма, — Магда слегка улыбнулась, но улыбка не достигла глаз. — Мне было бы очень любопытно послушать вашу игру.
Бернес вежливо наклонил голову:
— Для меня это была бы большая честь, госпожа Геббельс.
— Более того, — продолжила она, словно развивая только что пришедшую в голову мысль, — со дня на день у нас в министерстве планируется небольшой благотворительный вечер. Скромное мероприятие, но обычно его сопровождает камерный оркестр. Просто для атмосферы. Как вы смотрите на то, чтобы присоединиться к ним? Это, конечно, не музыка к фильму, но… маленький шаг?
Бернес явно не ожидал такого поворота.
— Госпожа Геббельс, это… это невероятное предложение! Я был бы счастлив!
— Прекрасно, — кивнула она. — Но есть формальность. Музыкантов для таких вечеров отбирают, нужно хотя бы небольшое прослушивание. Чисто символическое, разумеется, но все же… — она сделала паузу. — Нам нужно будет где-то встретиться, чтобы я могла вас послушать.
Ее предложение звучало логично, но что-то в ее тоне настораживало. Бернес, похоже, этого не уловил и, стараясь быть максимально корректным, спросил:
— Конечно! Куда и когда мне следует приехать, госпожа Геббельс? В министерство? Или к вам?..
Невинный вопрос произвел странный эффект. Магда Геббельс заметно напряглась. Ее пальцы нервно сжали ручку кресла, на щеках появился легкий румянец, не похожий на румянец смущения. Она бросила быстрый, почти испуганный взгляд в сторону окна, словно боялась, что кто-то может их подслушать или увидеть.