Впрочем, интуиция подсказывала: дальше всё будет не столь безоблачно. Вряд ли здесь отсутствует неуставные отношения или личности, которым спокойствие противопоказано… Потому я усиленно наращивал мышечную массу — чтобы при необходимости постоять за себя. А вот учёба тревоги не вызывала — во-первых, всё это я уже проходил, пусть и в другой жизни, а во-вторых, летом основательно проштудировал учебники. Так что ни наука, ни знакомство с оружием меня не пугали — представление имелось.
Так я начал вливаться в жизнь этого заведения. В казарме нас разместили человек сорок. И вот после всех занятий и тренировок, когда старшина роты наконец оставил нас в покое, я завалился на кровать.
— А ты откуда будешь? — спросил меня сосед по койке, худощавый парень по фамилии Рогозин.
— Из Берёзовки.
— Из деревни, значит? Это здорово! — одобрительно кивнул кто-то из толпы рядом.
— А я вот из Омска. Вообще сюда прибыл с семьёй и здесь поступил, — вставил следующий.
Так вот я и начал знакомиться со своими товарищами по учёбе. Но меня беспокоил насущный вопрос — выданная форма оказалась маловата, и её следовало заменить. Особенно учитывая мои тренировки — скоро мышцы окрепнут, и одежда просто разойдётся по швам. А виноватым, разумеется, окажусь я.
— Слушайте, товарищи, у меня проблема, — обратился я к соседям. — Форма мне явно мала. Как бы её поменять?
— Тебе на склад нужно, — хмыкнул Лёха Форсунков, обладатель примечательного картофельного носа. — К прапорщику Гурову. Только это тебе вряд ли поможет, — добавил он, вызвав общий смех.
— Ясно, — кивнул я, мгновенно уловив подтекст. — Что ему нужно взамен?
— Старшекурсники говорят, что Гуров — целое явление! — усмехнулся Форсунков. — Он здесь уже двадцать лет на складе сидит, всё училище через него прошло. И даже если твоя форма на три размера меньше, просто так он ничего не выдаст. А договориться можно только с помощью пол-литра.
— Пол-литра? — задумался я. Задача сложная, но выполнимая. Хотя попадись я с ней — и отчисление обеспечено. — Вы уверены, что это сработает? Как бы Гуров сам меня не выставил с позором за такое предложение.
— Да тут все так делают, Семёнов! — похлопал меня по плечу крепкоплечий Овечкин. — Говорят, Гуров — мужик правильный, никого не закладывает. Только без уважения к нему не подходи. Начинай издалека: «Товарищ прапорщик, может, всё-таки посмотрим другой размер? У меня вот гостинец есть…» — и ставь перед ним заветную бутылку.
— Понял, спасибо.
Я погрузился в размышления о добыче пол-литра. Вариантов было немного, а задачу осложняло отсутствие знакомств среди старших. Можно попытаться договориться с кем-то из местных жителей во время дежурства на КПП, но неизвестно, когда меня туда назначат. Или обратиться к старшекурсникам, у которых больше связей и свободы передвижения, хотя это рискованно. Впрочем, любой вариант таил опасность — даже обращение к вольнонаёмным: техническому персоналу, уборщикам, поварам. Ждать увольнения в город — бред (ее так-то только на третьем курсе можно получать, а вот чтобы нас на первом отпускали это грандиозная редкость. Тянуть приходится чисто до каникул), а родителей просить привезти пол-литра во время редкого посещения — немыслимо.
Решено — налаживаю связь со старшекурсниками, и чем скорее, тем лучше. Откладывать не стал — в личное время отправился на спортивную площадку. Там было немного курсантов, и я рискнул подойти к самому крайнему.
— Разрешите обратиться? — произнёс я, соблюдая субординацию. В этих стенах неуважения не терпели, особенно к старшим курсам. Кто знает, может, он уже и срочную отслужил перед поступлением.
— Вольно, салага, — хмыкнул собеседник, поправляя фуражку с лаковым козырьком. — Чего надобно?
— Семёнов, первый курс, второй взвод, — отчеканил я по уставу.
— Костенков, третий курс. Выкладывай, зачем явился.
— Нужна помощь… Товарищ прапорщик… — я замялся на секунду, но решил говорить прямо. — Мне нужно достать для него поллитровку.
— Гляди-ка, смелый какой! — усмехнулся третьекурсник. — Первый месяц только, а уже за такие дела берёшься!
— Форма моя мала, того и гляди по швам разойдётся. Выбора особо нет. А как мне шепнули — просто так другой размер не выдают.
— Всё ясно, — Костенков понизил голос до полушёпота и настороженно оглянулся. — С тебя двадцать пять рублей! Сам понимаешь — тому дай, этому дай, да и дело рискованное.
Я уже догадывался, что дёшево не обойдётся… Благо деньги имелись.
— Согласен, — и я принес ему деньги.
— Теперь слушай внимательно, — Костенков сжал купюру в кулаке. — Завтра после отбоя жди у туалета второго этажа. И запомни накрепко: если спалишься потом — ты меня не знаешь, я тебя не видел, — он впился в меня цепким, настороженным взглядом. — Понял?
— Так точно.
— И ещё, — Костенков скривил губы в подобии улыбки, — с Гуровым поаккуратнее. Ляпнешь что-нибудь неуважительное — вылетишь вместе с этой поллитровкой отсюда, как пробка из бутылки советского шампанского на Новый год.
— Спасибо, товарищ курсант.
— Иди уже, — Костенков кивнул головой. — И в следующий раз подходи, только если я один и дам знак. Без самодеятельности. И я даже не пойму — ты глупый или отчаянно смелый, раз в первый месяц рискнул вот так к старшему с подобной просьбой подойти, — хмыкнул он с нескрываемым интересом.
Я чётко козырнул — отдал честь и зашагал прочь. Вот и сделан первый шаг во взрослую курсантскую жизнь в этом времени. Особого волнения я не испытывал, хотя попасться, конечно, не хотелось. Да и верить вот так просто курсанту с третьего курса было опрометчиво. Он мог забрать деньги, а потом подкараулить меня со своими дружками после отбоя и преподать «урок жизни» — мол, сам виноват, раз решил устав нарушить. Остался бы я без денег, да ещё и врагов нажил бы, потому что стоять столбом в таком случае не собирался.
Однако это был самый быстрый вариант решения моей проблемы. Риск — благородное дело, к последствиям я готов. А если всё выгорит, то считай, с первых дней обзавёлся полезным знакомством. По всему видно, что обращаться за подобной помощью придётся ещё не раз…
Через пару дней
Костенков всё же оказался верным своему слову, а то я уж было приготовился к худшему. Спрятав бутылку под гимнастёрку, я выбрал свободную минуту и направился на вещевой склад. Прапорщик Гуров оказался настоящим колоссом — под два метра ростом, с пышными усищами и характерной бородавкой на носу, придававшей его лицу особую выразительность.
Когда я переступил порог, он восседал за столом у входа, словно секретарь партийной организации на собрании актива.
— Разрешите обратиться, товарищ прапорщик! — вытянулся я по стойке смирно, чувствя, как гимнастёрка натягивается на плечах.
— Обращайтесь, курсант, — процедил Гуров, не удостоив меня даже мимолётным взглядом. Судя по всему, настроение у него было хуже некуда.
— Товарищ прапорщик, гимнастёрка и брюки малы! Разрешите получить на размер больше? — отчеканил я. Отступать было некуда. Его хмурый вид не вызывал во мне особого трепета — всё-таки за плечами почти полвека жизни. Но здесь приходилось играть свою роль и помнить: времена иные, субординация — превыше всего.
Гуров медленно поднял тяжёлый взгляд и окинул меня с ног до головы, словно прицениваясь. Его усы дрогнули от негодования, как антенны у майского жука.
— По размеру всё выдано, товарищ курсант! А если чего не нравится, могу ещё на размер меньше подобрать! — отрезал он тоном, не предполагающим возражений.
Но такой приговор меня не устраивал. Вспомнив наставления Коли Овечкина, я решил идти ва-банк.
— Товарищ прапорщик, может, всё-таки посмотрим другой размер? — произнёс я с нарочитой небрежностью. Раз уж прыгать в пекло, то с головой. — У меня тут как раз сувенир имеется, — и достал заветную бутылку.
Усы Гурова мгновенно преобразились, приняв форму подковы — верный признак улыбки.
— Ладно, курсант, давай посмотрим твою форму! Может, и найдётся что-то подходящее… — он понизил голос до заговорщического шёпота. — Зайди после ужина, когда народу поменьше будет.
— Так точно!
Покинув склад, я с облегчением выдохнул — испытание пройдено. Неподалёку меня уже поджидали Овечкин, Форсунков и Рогозин.
— Ну что? Как прошло? — первым подскочил широкоплечий верзила Колька, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
— Сделка заключена, — кивнул я, стараясь скрыть удовлетворение.
— Ха! — Овечкин с силой хлопнул меня по плечу. — Первый урок военной дипломатии освоен. Запомни — что в армии, что в военном училище без уважения никуда. Сегодня ты Гурову бутыль, а завтра он тебе новую шинель без очереди выдаст. Такие вот дела!
Я бы это уважением, конечно, не назвал — скорее вымогательство. Но пока я только осваивался в этой системе, присматривался к её неписаным законам. Дальше придётся учиться брать быка за рога. Пока же я здесь — никто, фамилия без звания. Но это временно…
Дни сменяли друг друга в неумолимом ритме. Я с усердием постигал историю КПСС, военную топографию, высшую математику, огневую подготовку, химзащиту и тактические учения на местности. Предметов хватало с избытком, но, к счастью, учёба давалась мне без особых затруднений. Это позволяло не корпеть над конспектами до глубокой ночи, а посвящать свободное время физическим тренировкам.
Во взводе я нашёл общий язык со многими, но особенно сблизился с Овечкиным, Форсунковым и Рогозиным. Со стороны наша четвёрка, должно быть, выглядела комично… Рогозин — тощий, как телеграфный столб, Форсунков — упитанный, словно колхозный поросёнок на откорме, Овечкин — крепкий, будто из былины сошёл, ну а я — увлечённый наращиванием мускулатуры, словно готовился к съёмкам на киностудии имени Горького.
Поначалу всё шло гладко — и с учёбой справлялись, и на практических занятиях не отставали. Пока Форсункову не взбрело в голову отправиться в самоволку. Нам, курсантам первого курса, увольнительные вообще почти не выдавали, как и второкурсникам, а более старшим и то исключительно как поощрение за безупречную учёбу и дисциплину, да строго по списку. Алексею же не терпелось до каникул — хотелось в город — в кинотеатр сходить, на девушек поглазеть, да перекусить чем-нибудь существеннее казённой пищи.