— А он что у вас немой? За себя ответить не может? — усмехнулся второй с заострённым подбородком.
— Могу, — буркнул Паша. — Руку убери!
— Я смотрю, ты, салага, субординацию совсем не соблюдаешь? — зловеще ухмыльнулся дылда. — Для тебя я товарищ курсант! Так что не тыкай.
— Товарищ курсант, руку уберите, — вмешался Овечкин с серьёзным лицом.
— Значит так, салаги, — дылда убрал руку. — Вы здесь никто и звать вас никак. Должны слушаться старших, так что сегодня в свободное время явитесь к нам и начистите всем сапоги до блеска. А то мы малость устали.
— С какой это стати мы должны это делать? — Форсунков развёл руками.
— О, жирный, — усмехнулся третий. — Сейчас всё поясню, что ты должен делать и почему! Судя по твоей комплекции, у тебя угощений всегда вдоволь, вот их тоже нам принеси. Да пачку сигарет в военторге купи, и тогда мы тебе и твоим товарищам «тёмную» не устроим.
— Вот-вот, — кивнул дылда. — Можем вообще кого-то из вас насильно в самоволку утащить, и так до четвёртого курса. Да и репутацию вам перед командованием славно подпортим. Так что решайте сами. По мне, так проще поделиться со старшими товарищами куревом и едой, чем вылететь отсюда с волчьим билетом.
— Гуляйте, салаги! — хмыкнул другой, и они, посмеиваясь, удалились в противоположную сторону.
А мы с товарищами переглянулись — дело обстояло паршиво, но лично я на побегушках у этих хлыщей бегать не собирался. Либо они и вправду решили так нас эксплуатировать основательно, либо это проверка характера — хотят отсеять слабаков и выяснить, на кого можно давить.
— И что, нам теперь им на сигареты всегда скидываться? — Паша заговорил первым. — А бабушке я тогда что отправлять буду?
— Спокойно, никто скидываться не будет, — вздохнул я. — Надо подумать, как дать им отпор.
— Отпор? — вскинул брови Алёша, нервно поправляя ремень. — Они же тогда целую свору соберут и подкараулят нас в тёмном углу. И что мы потом командованию докладывать станем? Никаких ведь доказательств не будет.
— Во-первых, докладывать мы пока никому ничего не станем — нытиков и слабаков нигде не жалуют, — я задумчиво потёр лоб, ощущая, как внутри закипает решимость. — А во-вторых, объединимся с нашими однокурсниками. Если хоть один из нас прогнётся перед этими, считай, всех себя похороним.
— Тогда лучше в одиночку не ходить после отбоя, когда офицеры расходятся, — предложил Коля, понизив голос до шёпота.
— Верное решение, — кивнул я. — Ничего делать не будем, а в свободное время переговорим с нашими.
Парни молча кивнули и двинулись на занятия — опаздывать было непозволительной роскошью. Но я заметил, как Рогозин и Форсунков нервно переглядываются, на их лицах читалось сомнение. Только Овечкин шагал с решительным видом, готовый дать отпор, хотя все мы понимали, чем это грозит. Кто знает, какую пакость мог устроить второй курс? Никому не хотелось вылететь из училища с волчьим билетом и испорченной характеристикой. Но и прогибаться было нельзя — либо мы отвоюем уважение к себе, либо… Нет, курсантами нас тогда назвать будет нельзя.
И вечером в казарме товарищи попросили меня выступить перед сокурсниками.
— Товарищи, разговор есть! — кашлянув в кулак, обратился я ко всем присутствующим.
— Что стряслось, Семёнов? — насупился Дятлов, оторвавшись от чистки сапог.
— Вопрос такой — к кому-нибудь ещё старшекурсники с требованиями подкатывали? — я говорил негромко, но твёрдо. — Нас вот заставляли сапоги им чистить и сигареты пачками таскать. Только я лично прогибаться не намерен. Раз уступишь — на шею сядут.
— Я часть покупок в военторге отдаю им, — нехотя признался широколобый Петька Водонаев, глядя в пол. — Мне проблемы ни к чему. Отчислят — отец своими руками придушит.
— Отдавать каждый раз свои продукты — это по-твоему нормально? — Овечкин презрительно хмыкнул.
— Мои продукты — мне и решать, — угрюмо буркнул Водонаев, отворачиваясь.
— Как знаешь, твоё дело, — у Коли брови взлетели вверх от возмущения.
— Парни, предлагаю объединиться и держаться вместе, — я снова взял слово, обводя взглядом притихшую казарму. — Мы должны стоять друг за друга горой, как нас и учили. Будем передвигаться группами и не идти на поводу у старших. Или вы до четвёртого курса хотите быть у них на побегушках?
— А если они нас подставят на практике или во время занятий? — возразил Стасик Усачев, нервно теребя пуговицу. — Никто ведь нам на слово не поверит.
— Трусы, — еле слышно процедил Колька рядом со мной.
Я ожидал такой реакции… И всё же большинство оказалось на нашей стороне, что не могло не радовать. Теперь предстояло держать ухо востро и не дать себя сломать. Система была суровой, но мы были готовы бороться за своё место в ней.
— Вот и поговорили, — Форсунков размял пальцы, издав сухой треск. — Время уже позднее, скоро отбой. Я в умывальную. Вы со мной? — он окинул нас испытующим взглядом. — Мы же договорились не разделяться. Не то чтобы я трусил, но если они толпой прижмут…
— Идём, — я первым схватил полотенце и мыльницу с зубной щёткой.
Драки в училище карались со всей строгостью устава, вплоть до отчисления. Но в нашем случае столкновение казалось неизбежным. Главное — не наносить серьёзных увечий и не бить по лицу. Если проучим второкурсников, они жаловаться не побегут — не в их интересах. Мы скажем, что защищались. Но и нам нельзя выносить сор из избы — командование не должно узнать о стычке — нам хуже в дальнейшем будет.
В умывальной же пока было спокойно. Несколько курсантов заканчивали чистить зубы над раковинами и расходились. А Форсунков начал раздеваться, чтобы сходить в душ. Парни двинулись за ним, но я резко остановил их.
— Стоп! Один моется, остальные караулят. Иначе застанут врасплох, да ещё и форму стащат — будем потом голышом по казарме скакать.
— Дело говоришь, Сенька, — кивнул Коля, и мы, не теряя времени, принялись чистить зубы.
И тут, словно материализовавшись из сырого воздуха умывальной, появились второкурсники. На этот раз их было пятеро, и, заметив нас, они расплылись в самодовольных ухмылках.
— Живее зубы чистите и марш сапоги нам натирать! — скомандовал один из них.
— А сигареты-то достали? — потёр ладони дылда.
Я спокойно перекрыл воду и обвёл взглядом товарищей. Форсунков, успевший раздеться догола, напрягся и молниеносно обмотал бёдра полотенцем.
— Парни, — обратился я к своим ровным, почти будничным тоном, — в голову не бьём, чтобы следов не оставалось.
Второкурсники аж замерли, явно ошарашенные моими словами. Они переглянулись, словно проверяя, не послышалось ли им. Такой дерзости от молодых они явно не ожидали. Я же мысленно просчитывал тактику боя и наши шансы.
У меня было преимущество — я занимался боксом, и даже в этом юном теле продолжал усердно тренироваться. Но весовая категория у меня здесь не тяжёлая, а противников пятеро, значит, придётся рассчитывать на товарищей. Овечкин — парень крепкий, с отличной физической подготовкой.
Рогозин хоть и худощавый, но за время в училище обзавёлся мускулатурой, да и приёмы рукопашного боя мы уже изучаем на практике. Форсунков же — настоящий танк, и если ударит куда надо, то своего добьётся. Но характер у Рогозина и Форсункова, может, не самый отважный, однако они точно не трусы и не сдадутся — в этом я был уверен.
— Что-что ты там сказал? — недоверчиво подался вперёд тип с острым подбородком.
— Товарищи курсанты, — я мельком окинул их взором, — мы не станем выполнять ваши требования. Это не входит в наши обязанности.
— Вы что, салаги, решили, что сможете нас одолеть? — по его лбу пробежали глубокие морщины, когда он удивлённо вздёрнул брови.
— Предлагаю проверить их на физподготовку, — его товарищ тут же закатал рукава.
Ну всё — драка неизбежна… Тот, что с острым подбородком, толкнул меня в грудь, и я чуть не поскользнулся, прижавшись к стене, а его дружки бросились на моих товарищей. Дылда занёс кулак в сторону Лёхи, но Форсунков в последний момент вспомнил приём из рукопашного боя и перенаправил энергию нападавшего в сторону — дылда, потеряв равновесие, грохнулся на кафельный пол.
А вот я оказался прижатым к стене сразу двумя противниками. Пришлось действовать молниеносно — поставил блок предплечьем и нанёс одному из них удар в корпус. И мне удалось увернуться от встречной атаки, отскочив подальше, чтобы меня больше не зажимали. Затем принялся действовать по классической схеме — встретил одного из второкурсников точным ударом в грудь. Сразу отступил и добавил ему удар по корпусу.
— Ох-х, — второкурсник, охнув и прохрипев, согнулся пополам.
— У салаги, смотрю, навыки есть! — крикнул кто-то из противников. Видимо, имели в виду меня.
Я же обернулся и заметил, как курсант с горбатым носом пытался прессовать Пашку. Он собрался достать его боковым ударом, но Рогозин не растерялся — применил захват из рукопашки и повалил соперника на пол, заломив руку.
Но я отвлёкся — на меня уже напирал второй. Я уклонился и провёл серию ударов по корпусу.
— Рогозин, Форсунков! — крикнул я, заметив, что в этот момент положение товарищей начало ухудшаться. Второкурсники озверели и стали выкладываться против них на полную. — Встаньте спина к спине и прикрывайте друг друга! Не забывайте про подсечки, толчки в корпус и захваты!
— Понял, — отозвался Алексей, и парни примкнули друг к другу спинами, словно примагнитились.
У Овечкина же дела шли неплохо — он близко к себе никого не подпускал и работал не только руками, но и ногами бил умело. Молодцы, ребята, не растерялись. Я не прогадал — не струсили. Отступать нам было некуда — это дело чести. Своеобразное боевое крещение в училище.
И пока в голове мелькали эти мысли, один верзила вздумал провести мне подсечку. Но я не вчера родился — уйдя с линии атаки, я нанёс ему двойной удар по корпусу. В этот момент вдали раздался свисток дежурного — скоро отбой, пойдут проверять душевые. Пришлось заканчивать с дракой.