ясали ярко-желтые солнечные зайчики. Я прикрыл веки и представил свою дочку Аленку — словно она рядом, словно всё, что случилось потом, — лишь дурной сон, не более.
Вот она сидит на скамейке, улыбается, болтает ножками. Её пухлые щёчки при улыбке делают её похожей на забавного хомячка. Сидит нарядная, с бантами на голове, в платьице с пышным подъюбником, какие Лара ей часто покупала. Я щекочу её подмышками, а она хохочет до упаду, даже прихрюкивает от смеха. Удивительная она была — один взгляд на неё поднимал настроение. От мороженого Аленка сейчас точно не отказалась бы — та еще сладкоежка.
А что, если открою глаза, а она рядом? Я ведь каким-то образом оказался в прошлом, почему бы и этому не случиться? Тогда куплю ей самое вкусное мороженое и поеду с ней встречать Ларису с работы, как делал когда-то.
— Папа, посмотри, как я умею! — раздался звонкий девичий голос, и я открыл глаза.
Но это была не моя дочка… Какая-то девочка на велосипеде окликнула своего высокого отца в кепке, чтобы показать, как ловко и быстро катается.
— Молодец, Катюшка! — улыбнулся ей отец. — Придем домой, похвастаемся маме, какой мы тебе велик красивый раздобыли.
— Да, ей понравится! — девчушка светилась от счастья, старательно крутя педали.
А мое мороженое уже подтаяло, но я, не планируя его доедать, выбросил в урну. Понурив голову, зашагал к военкомату. Им оказалось серое здание с красной звездой и гербом СССР над входом. На проходной висел устав внутренней службы, распорядок дня и выцветшие плакаты вроде «Служба в армии — почетная обязанность советского гражданина» и «Воин Советской Армии — защитник завоеваний Октября». Рядом красовался свежий плакат, посвященный 40-летию Курской битвы.
Дежурный с усталым видом проверял повестки и командовал из узкого окошка.
— Фамилия? Паспорт давай, чего встал? Тебе на второй этаж в восемнадцатый кабинет — регистратура! Следующий.
Вскоре дошла очередь и до меня. Я подал документы и объяснил, что мне нужно пройти комиссию перед поступлением в военное училище. Он также отправил меня в регистратуру. В коридорах стоял характерный запах хлорки и табака. Молодые парни переминались с ноги на ногу в ожидании своей участи. Кто-то выглядел бодрым, кто-то заметно нервничал. И что примечательно — почти у всех были одинаковые картонные папки с документами, точь-в-точь как у меня.
В регистратуре меня встретила женщина в накрахмаленном белом халате. На её голове красовался седой начёс, напоминающий причёску Пугачёвой с недавних концертов в «Лужниках».
— Семёнов? — она бросила холодный взгляд на мои документы. — Карточку и анкету заполняй! — сунула мне листы и шариковую ручку с потёртым корпусом.
Пристроившись на краешке стула, я быстро заполнил бумаги и вернул ей.
— И чего мы стоим? Чего стоим? — она нервно захлопала накрашенными ресницами. — Марш в двадцать пятый кабинет к терапевту! А потом по списку! — отчеканила регистраторша тоном, не терпящим возражений.
Медлить я не стал — хотелось поскорее разделаться с этой бюрократической волокитой. Терапевтом оказался пожилой мужчина с усталым лицом и въевшимся запахом табака. Весь его арсенал — ртутный тонометр, потёртый стетоскоп — говорил о десятилетиях практики. На стене висел плакат «Здоровье — наше богатство».
— Жалобы есть? Нет? Дыши. Не дыши. Дыши, — командовал он, прикладывая холодную мембрану к моей груди. — Чем болел? Операции какие были? Раздевайся до пояса. Быстрее, не в театре!
Всё прошло стремительнее, чем я ожидал. В таком же темпе я перемещался между кабинетами. Хирург — мужчина с квадратными плечами и руками, похожими на клешни, — осмотрел меня на наличие шрамов и проверил на плоскостопие. Заставил присесть десять раз и безапелляционно объявил.
— Годен.
Хотя служба мне светила только после училища. Или он имел в виду годность к поступлению? Ладно, чёрт с ним…
Невропатолог — сухонький старичок с профессорской бородкой — методично стучал по моим коленям молоточком с потрескавшейся резиновой насадкой. На его столе лежала свежая «Медицинская газета» с заголовком о борьбе с алкоголизмом.
— Руки вытяни. Пальцем до носа достань. Глаза закрой и на одной ноге постой. Жалобы на головные боли имеются? Нет? Тогда следующий!
Схватив анкету с печатями, я помчался к окулисту. Там меня встретила дородная женщина в очках с линзами толщиной в палец. Она заставила читать таблицу с буквами, висевшую на стене ещё со времён Брежнева, спрашивала, вижу ли нижнюю строчку. Потом вставила в громоздкую оправу линзу и снова допытывалась. Проверила, различаю ли цвета по выцветшей таблице Рабкина. В общем, ничего нового — всё почти так же, как в прежнем мире, где я проходил подобные комиссии дважды: перед поступлением и перед самой службой.
Без проблем оббежав почти всех врачей, я оставил напоследок ЛОРа и психиатра. Отоларинголог — интеллигентного вида мужчина в очках с металлической оправой — интересовался, нет ли проблем с дыханием, а потом отошёл подальше и начал тихо шептать, проверяя мой слух. Его я тоже прошёл на «отлично».
А вот самым неприятным, как всегда, оказался психиатр. Он смотрел прямо в глаза пронизывающим взглядом, задавал странные вопросы и загадки. Напоследок спросил:
— Мысли о самоубийстве были? — его голос звучал буднично, словно интересовался погодой. — Спишь как? Алкоголь употребляешь? Наркотики? Нет? Точно нет?
На этом я был свободен. Пришлось только подождать минут десять, пока председатель комиссии — грузный мужчина с орденскими планками на лацкане пиджака — поставит печать в мою карту.
Забрав документы, я побрёл на почту. Там толпился народ — получали пенсии, отправляли телеграммы, стояли в очереди к переговорному пункту. А на стене висел плакат «Слава труду!». Заплатив же за конверт и лист бумаги, я устроился на подоконнике в углу. Набросал краткую автобиографию: кто я, где живу, где учился — всё в таком духе. Особо не распространялся, поскольку далёкое прошлое Сеньки мне было известно лишь в общих чертах. Это письмо вместе с документами о прохождении медкомиссии я отправил в город по адресу училища. Благо адрес отпечатался в памяти — Сенька уже отправлял туда заявление.
Пересчитав мелочь в кармане, я понял, что финансы поют романсы — мороженое и письмо изрядно облегчили карман. Придётся ограничиться одним пирожком и стаканом кваса. Нужно ведь ещё продукты домой взять, да и с Мишкой в кино договорились. Интересно, что сейчас крутят? Хотя ладно, чего об этом думать — вот приду и увижу.
Время подходило к сеансу, и я направился к ДК. По пути взял пирожок с капустой за пятак и кружку кваса за три копейки — вот и весь нехитрый перекус. Мишка уже топтался у входа с кульком семечек и запасным — для шелухи.
— Ну что, удачно комиссию прошёл? — расплылся в улыбке друг. — А я вот эти чёртовы свечи купил.
— Прошёл-прошёл, — кивнул я. — Для военного училища — экземпляр первосортный.
Отстояв немалую очередь, мы приобрели билеты по двадцать пять копеек. Фильм оказался «Будьте моим мужем». Я его уже видел когда-то, но с удовольствием посмотрел снова. Щёлкая семечки в полутёмном зале, мы с Мишкой от души смеялись в некоторых моментах.
А после сеанса я заторопился — нужно было ещё в гастроном забежать и на автобус успеть. Мишка предложил срезать путь через переулки. Сумерки уже сгущались, народ расходился по домам. И вот, когда мы шли по одному из таких переулков, из подворотни вынырнули два крупных типа с наглыми физиономиями.
— Сенька, давай-ка отсюда сматываться, — шепнул мне Мишка. Я не стал спорить, но, развернувшись, мы увидели ещё двоих — зажали нас, гады, с двух сторон.
Ясное дело — местная шпана. Самый высокий перебирал янтарные чётки. Остальные трое — все как на подбор: кирзачи, клёши, у одного майка-алкоголичка под расстёгнутой рубахой, у другого золотой зуб поблёскивает.
— Э, пацаны, куда путь держите? — процедил высокий, преграждая дорогу. Чётки в его руках мерно постукивали. — Чё, мелочь, гуляем? А гулять, знаешь ли, денежки нужны.
Мишка напрягся, я почувствовал, как он придвинулся ближе.
— Слышь, — подключился второй, с фиксой, — карманы выворачивайте. По-быстрому.
Деньги я им не отдам — мать ждёт с продуктами, и не поймёт, если вернусь с пустыми руками. А в очереди за мясом она уже третий час стоит.
— Не дождётесь, — процедил я сквозь зубы. — Идите лесом, понятно?
Главный с чётками аж поперхнулся от неожиданности.
— Ты чё, салага, борзый самый? — он сделал шаг вперёд. — Щас мы тебя научим Родину любить.
Мишка тут же засучил рукава своей клетчатой рубашки, я последовал его примеру.
— Сенька, бей левого, я правых возьму, — шепнул друг.
Я кивнул. Вспомнились слова тренера по боксу — «Серёга, ты не только силой бери, а хитростью. Мозгами работай». Пришло время применить его науку. Первый, с чётками, кинулся на меня. Я нырнул под его руку, как на тренировке, и врезал коротким боковым в печень — он охнул, согнулся. Не теряя времени, крутанулся и встретил второго, в майке, прямым в нос. Хрустнуло смачно, кровища хлынула на его застиранную «алкоголичку».
— Ах ты, гнида! — заорал третий и попытался схватить меня за шиворот.
Я поднырнул, ушёл в сторону и, развернувшись, провёл свой коронный приём — обманное движение справа и тут же хук слева. Тренер Михалыч точно бы одобрил! Кулак врезался точно в челюсть, и этот шпанюга покачнулся, а затем рухнул на асфальт. Но первый, тот, что с чётками, уже очухался и снова полез в драку. Я отскочил, пропустил его мимо себя, и когда он пролетал рядом, добавил коленом по рёбрам. Он взвыл и рухнул на колени.
— Сенька, берегись! — внезапно крикнул Мишка.
Я обернулся — тот, что в майке, заляпанной кровью, замахнулся на меня обрезком водопроводной трубы. Еле успел увернуться — труба просвистела в сантиметре от уха. Я присел и сделал подсечку — он грохнулся на спину, а труба отлетела в сторону. Но если сейчас не добью, они опомнятся, и нам крышка. Прыгнул на него и провёл серию коротких ударов в голову — он обмяк. Первый с чётками пытался подняться, но я встретил его апперкотом — кулак вошёл точно в подбородок, голова запрокинулась, и он растянулся на асфальте.