Бедняга — даже не подозревает, во что вляпался. Корабль отошел от причала в полночь. Я стоял на палубе, смотрел, как огни порта удаляются в темноте. Ветер трепал волосы, соль щипала губы. Хорошо. Давно я не чувствовал себя так живо.
Витек подошел ко мне, закурил.
— Ну что, Сенька, не жалеешь?
— Пока нет. А ты?
— Я никогда не жалею. Жизнь коротка, надо брать от нее все.
Мудрые слова — жаль только, что понимаешь их обычно слишком поздно. Но у нас ничего не вышло… Оказалось, что эта надувка и в ящике был муляж, а саркофаг вернули в Ливан на другом судне. Академик Рыбаков оказался не таким простаком, как думал Витек. Видимо, почуял неладное или кто-то из команды сдал нас. В общем, груз благополучно доплыл до Ливана, а мы остались с носом. Витек злился, как черт, обещал разобраться с предателями. А я только плечами пожал. Бывает…
Правда, одного я пока не понимал — зачем ему возвращать обратно то, что он так хотел заполучить и причем заполучил за явно большие деньги. Как-то подозрительно — может он просто боялся, что в будущем правда всплывет и потому подкинул саркофаг обратно музею, как ни в чем не бывало? Хотя, не мое это дело.
Через месяц же Витек снова объявился. Позвонил мне поздно вечером.
— Сенька, есть новое дело. Лучше прежнего.
— Слушаю.
— Не по телефону. Завтра, то же место.
В кафе «Москва» он появился с папкой под мышкой. Сел, заказал коньяк. Лицо серьезное, но глаза горят.
— Помнишь того академика? — начал он без предисловий.
— Рыбакова? Еще бы.
— Так вот, у него есть еще одна штучка. Диадема царицы Библоса. Драгоценные камни, возраст сколько-то там тысяч лет. Стоимость… — он помолчал, — миллионов десять, не меньше.
Я отпил коньяк — крепкий, хороший.
— И что с ней?
— Переправляют также морем. Тем же маршрутом, тем же кораблем. Только на этот раз я подкупил половину охраны. Деньгами и обещаниями.
— Если он их сразу не отправил на одном судне и в одно время — значит сильно перестраховывается. Но кого именно ты подкупил?
— Двух матросов и помощника капитана. Утяшев, правда, чист, но его можно нейтрализовать в нужный момент.
Витек открыл папку, достал фотографии. Диадема выглядела впечатляюще. Тонкая работа древних мастеров, каждый камень на месте. Но что-то в ней было… странное. Словно она смотрела на тебя с фотографии.
— Красивая штука, — сказал я.
— Да. Только вокруг нее ходят слухи.
— Какие слухи?
Витек налил себе еще коньяка, выпил залпом.
— Говорят, люди, которые с ней контактируют, потом бесследно исчезают. Чушь, конечно, но факт остается фактом. Отряд, который ее сюда доставлял неделю назад, больше не выходит на связь. Их не могут найти.
— Может, академик решил их убрать? Свидетелей лишних не любит.
— Может быть. А может, и нет.
Я посмотрел на фотографию еще раз. Диадема притягивала взгляд, как магнит. Странное дело.
— А что, если эти слухи правда? — спросил я.
— Ты что, в сказки поверил? Мы же не дети, — Витек усмехнулся.
Но я думал о другом. О том, как попал в прошлое. И если это возможно, то почему бы древней диадеме не обладать такими же свойствами по переносу людей во времени?
— Я согласен, — сказал я.
— Отлично. Корабль отходит послезавтра.
И на этот раз я поднялся на борт «Северной звезды» как обычный пассажир. Документы в порядке, билет куплен. Витек устроился помощником кока. Диадему везли в специальном контейнере, в трюме. Охрана — четыре человека, двое из них наши.
Капитан Утяшев встретил меня без особого энтузиазма.
— Опять вы, Семенов. Надеюсь, на этот раз обойдется без приключений.
— Надеюсь, — согласился я.
Море было спокойное, погода хорошая. Я стоял на палубе, курил, думал о жизни. О дочке, которую уже не вернуть. О жене, которую мне уже не заполучить. И о том, как я, словно набитый дурак все еще гонюсь за какими-то иллюзиями.
На второй же день плавания Витек подошел ко мне после ужина.
— Пора, — сказал он тихо.
Мы спустились в трюм. Охранники — наши люди отвернулись, делая вид, что ничего не видят. Контейнер был заперт, но Витек достал ключи.
— Откуда? — спросил я.
— Помощник капитана постарался.
Внутри контейнера, в специальном футляре, лежала диадема. Вблизи она выглядела еще более впечатляюще. Золото мерцало в свете фонаря, камни переливались всеми цветами радуги.
— Бери, — сказал Витек.
Я протянул руку, коснулся металла. Ничего. Никаких особых ощущений — просто холодное золото. Разочарование накрыло меня волной. Неужели я поверил в сказки? Взял диадему в руки, повертел. Тяжелая, добротная работа, но обычная. Никакой магии, никаких чудес. Подумал вновь о дочке, о жене, да вздохнул и положил обратно.
— Что-то не так? — спросил Витек.
— Все нормально.
Мы закрыли контейнер и поднялись на палубу. План был простой — дождаться остановки в Стамбуле, выгрузить груз под видом ремонтных работ. А там турецкий покупатель уже ждал. Но планам не суждено было сбыться. На третий день, когда до Стамбула оставалось часов шесть хода, случилась авария. Сначала заглох главный двигатель. Потом отказала рулевая система. И корабль начало сносить к скалам.
— Всем в спасательные шлюпки! — кричал капитан Утяшев.
Паника — люди бегали по палубе, хватали спасательные жилеты. Я помогал спускать шлюпки, следил, чтобы все делалось по правилам. Военная выучка не подводила.
Витек схватил меня за рукав.
— Диадема! Надо забрать диадему!
— Поздно! — крикнул я. — Корабль идет ко дну!
Но он уже бежал к трюму. Дурак! Жадность сгубила не одного хорошего человека.
«Северная звезда» врезалась в скалы с таким грохотом, что у меня заложило уши. Корпус треснул, вода хлынула внутрь. Я прыгнул за борт и поплыл к ближайшей шлюпке. Корабль тонул быстро. Минут через десять от него остались только пузыри на поверхности. Витька же я больше не видел. Видимо, не успел выбраться из трюма.
Спасательное же судно подобрало нас через два часа. Из двадцати трех человек команды спаслось только восемь. Капитан Утяшев был среди погибших — хороший был мужик.
И уже в больнице в Стамбуле, лежа на койке, я думал о диадеме. Она ушла на дно вместе с кораблем. Может, и к лучшему. Некоторые вещи лучше оставлять в покое. А может, она действительно обладала какой-то силой? Ведь все, кто с ней контактировал, исчезали. Хотя может это и бредни — мне плевать.
Через неделю я вернулся в Москву. Сел в свою однушку, закурил сигарету и посмотрел в окно. Декабрь, слякоть, обычная жизнь. Но мне хотелось сильно напиться — никогда, как бы я не ждал и черех чтобы я не прошел, мне уже не вернуться к своей жизни. Я словно узник в камере — заперт в чужом теле, в чужом времени, совершаю не свойственные мне поступки и теряю последние лучики надежды увидеть свою дочь. Чудес не бывает… А я слишком долго ждал их, как чертов болван!
Глава 16
Я приехал в Березовку повидаться с родителями. Шел по знакомым с детства улицам и чувствовал себя чужим. Батя встретил меня на крыльце. Стоял, прислонившись к косяку, курил и смотрел так, словно я должник, явившийся за новой отсрочкой. Поздоровались мы сухо, по-мужски. Он окинул меня взглядом — от ботинок до макушки и хмыкнул.
— Ну что, герой, — сказал он, стряхивая пепел, — планы какие на жизнь? Чем заниматься будешь?
Я пожал плечами. Честно говоря, планов особых не было. После всего пережитого в Афгане обычная мирная жизнь казалась какой-то ненастоящей, игрушечной.
— Буду ставить ставки, жить для себя. Может, куда-нибудь поеду, отдохну.
Батя затянулся глубже и отвернулся к огороду. Молчал долго, потом буркнул.
— Мне твои деньги не нужны.
Я усмехнулся. Старик все тот же — гордый, упрямый. Но я-то знал, что дом теперь выглядит совсем по-другому. Новые обои, сантехника, телевизор «Электроника». Все это появилось благодаря моим ставкам.
— Так-то я уже полностью ремонт вам сделал и технику новую купил, — сказал я спокойно.
Отец промолчал, только челюсть напряглась. Гордость не позволяла ему признать, что сын помог. А может, он просто не знал, как со мной теперь разговаривать. Я ведь вернулся другим человеком.
Следом мать вышла из дома, вытирая руки о передник. Обняла меня крепко, по-матерински, и я почувствовал запах домашнего хлеба и молока. На секунду показалось, что ничего не изменилось, что я все тот же пацан, который уезжал отсюда годы назад.
— Сенечка, — вздохнула она, — может, пойдешь в цех к Мишке? Он говорил, что место найдет.
— Подумаю, мам.
— А знаешь, — добавила она, словно вспомнив что-то важное, — твой друг Кирилл Козлов в деревне. Он теперь по контракту служит, приехал в отпуск на пару дней.
А вот это уже куда более любопытная информация. С ним повидаться очень хотелось. Так что я откладывать с этим не стал и нашел его во дворе его родительского дома. Кирилл возился с мотоциклом, весь в солидоле. Услышав шаги, поднял голову и замер. Мы смотрели друг на друга несколько секунд, не зная, что сказать. Он изменился — лицо стало жестче, в глазах появилась та самая пустота, которую я хорошо знал. Как и у меня…
— Семенов, — сказал он наконец, вытирая руки тряпкой. — Живой.
— Козлов. Тоже ничего смотрю, держишься.
Мы обнялись по-мужски, коротко. В этом объятии была вся наша общая боль, все то, о чем нельзя было говорить с теми, кто там не был.
— Пойдем, посидим, — предложил Кирилл. — Дома сейчас все равно никого.
Мы устроились в летней кухне. Кирилл достал бутылку водки и банку тушенки. И мы закурили «Казбек».
— За встречу, — сказал Кирилл, наливая.
— За встречу.
Выпили молча. Водка обожгла горло, но стало легче. Всегда так было — алкоголь помогал говорить о том, о чем трезвым не расскажешь.
— Как дела? — спросил я.
— Да нормально. Служу дальше, контракт подписал. А что делать? Здесь-то что ловить? Завод закрылся, колхоз развалился. Одни пьяницы остались.