— А семья?
— Какая семья? — Кирилл горько усмехнулся. — Мне пока не до семьи.
Мы еще выпили. Потом еще… Постепенно языки развязались, и мы заговорили о том, о чем молчали все эти годы.
— Помнишь Овечкина? — спросил я.
— Колян? Конечно помню. Хороший был пацан и веселый. Хотя виделись-то с ним всего один раз на совместном задании.
— Его убили почти в самом конце всего этого безумия. Немного совсем не дотянул.
Кирилл налил еще по рюмке.
— За Коляна.
— За Коляна, — мы выпили стоя.
— Знаешь, — сказал Кирилл, когда мы снова сели, — совсем молодые пацаны погибли. Восемнадцать, девятнадцать лет. И ради чего? Да просто так. Политики поиграли в свои игры, а расплачиваться нам пришлось.
Я кивнул. О том же думал каждый день. Зачем мы там были? Кому это было нужно? Официальные объяснения звучали пусто и фальшиво.
— Слушай, — сказал вдруг Кирилл, — а ты там, в Афгане, никакие странные вещи не наблюдал?
— О чем ты? О каких конкретно странностях речь?
Он покрутил в руках пустой стакан и посмотрел на меня исподлобья.
— Да ты все равно не поверишь, Семенов. Скажешь, что я совсем крышей поехал.
— Попробуй. Я многое повидал.
Кирилл встал, прошелся по кухне, остановился у окна. Дождь барабанил по стеклу.
— Это было в первый год службы, — начал он медленно. — Мы получили задание — проверить один кишлак. Обычное дело, рутина. Выдвинулись утром, техника работала нормально, связь была. А потом началась чертовщина.
Он повернулся ко мне, и я увидел в его глазах что-то такое, от чего стало не по себе.
— Сначала компасы отказали. Стрелки метались как сумасшедшие — то на север, то на юг, то вообще крутились волчком. Часы тоже поехали — у кого вперед скакали, у кого назад. А потом вся техника встала. БТР заглох посреди дороги, рация замолчала. Тишина такая, что уши закладывает.
Я налил еще водки. История становилась интересной.
— Ну и что дальше?
— А дальше мы пошли пешком. Карта была, ориентиры вроде сходились. До кишлака немного оставалось. Но шли мы, шли — а он все не появлялся. Будто кто-то нас по кругу водил. И солнце… — Кирилл замолчал, потер лоб. — Солнце застыло на небе. Час идем — оно на том же месте. Два часа — там же.
— Может, ты время плохо отслеживал?
— Да нет, Сень. И не только у меня так было. Мы все это заметили.
Кирилл сел обратно, закурил. Руки его дрожали сильнее.
— Решили возвращаться потом, а дорога изменилась. Совсем другая стала. Появились скалы, которых пару часов назад не было. Высокие такие, черные. И тени от них падали не в ту сторону, а против солнца.
— Бред какой-то.
— Я тоже так думал. Но все остальные видели то же самое. Несколько человек не могут одинаково сойти с ума.
Он затянулся глубоко, выпустил дым через нос.
— А потом в рации зашипел голос. Сказал, чтобы мы убирались оттуда немедленно. Что там аномалия какая-то магнитная.
— И вы послушались?
— А что оставалось? Мы уже сами понимали, что влипли в какое-то дерьмо. Пошли по голосу из рации, и тут мы наткнулись на расщелину в скале.
Кирилл замолчал и уставился в стол, а я ждал продолжения.
— Узкая такая щель, метра два шириной. А внутри ручей журчит. Но вода… — он поднял глаза. — Вода была неправильная. С металлическим отливом, как ртуть. И когда я заглянул в нее, увидел свое отражение. Только лицо было чужое — старое, изможденное. Будто я вдруг на кучу лет постарел.
— Галлюцинации от стресса.
— Может быть. А может, и нет. Потом появились огни — мерцающие такие. Летали они, как светлячки.
Я допил водку и почувствовал, как она жжет горло. История Кирилла звучала как бред сумасшедшего, но что-то в его голосе, в глазах говорило о том, что он не врет.
— Мы блуждали всю ночь. А когда вернулись к своим, нам сказали, что нас не было полчаса. Полчаса, Семенов!
— Ладно, — сказал я, — допустим, все было именно так. И что дальше? Докладывали кому-нибудь?
— Старшина запретил. Сказал, что если кто-то проболтается, то нас сочтут невменяемыми.
— Понятно.
Мы еще посидели, поговорили о разном. Но мысли мои все время возвращались к рассказу Кирилла. А когда я собрался домой, он проводил меня до калитки.
— Семенов, — сказал он на прощание, — ты мне не веришь?
— Не знаю. Может, и верю. В Афгане всякое случалось.
— Да. Всякое…
Я шел домой под дождем и думал о том, что боевые действия меняют людей. Не только внешне, но и внутренне. Открывает какие-то двери в сознании, которые лучше бы оставались закрытыми. Может, Кирилл действительно что-то видел. А может, просто мозг не выдержал нагрузки и начал выдавать фантазии за реальность.
Дома я лег спать, но сон не шел. Крутились в голове слова Кирилла про аномалию, про странную воду, про огни. И чем больше я думал, тем больше понимал — надо выяснить, где именно это происходило. Не знаю почему, но мне это было нужно. Может, я видел во всей этой истории чудо… Очередной шанс…
Утром же, едва проснувшись, я вновь пошел к Козлову. Тот болел от похмелья.
— Кирилл, — сказал я без предисловий, — мне нужно знать, где именно это было.
Он поднял голову, посмотрел на меня долго и внимательно.
— Зачем тебе?
— Нужно. Очень нужно.
— Семенов, ты же сам вчера сказал, что я перебрал. Что спать надо идти.
— Сказал. А сегодня думаю по-другому.
Кирилл выпил огуречный рассол и лицо у него стало серьезным.
— Слушай, я не шучу. Там действительно что-то не то. Может, лучше не надо?
— Кирилл, мне нужно знать! У меня есть свои причины.
— Какие причины?
— Не могу… Просто скажи, где это было.
Он посмотрел на меня еще раз и вздохнул.
— Ладно. Но предупреждаю — это не ложь. И место там адское. Если соберешься туда ехать — лучше передумай.
— Говори. Точные координаты помнишь?
— Помню приблизительные, где техника заглохла. Но, Семенов, я серьезно говорю — не лезь туда. Некоторые места лучше оставить в покое.
И я записал координаты в блокнот, поблагодарил Кирилла и пошел домой. В голове уже созревал план. Безумный, опасный, но план. Мне нужно было туда попасть. Может, там найдутся ответы на вопросы, которые мучили меня с самого попадания сюда. Я теперь, как чертов конспиролог хватался за все странности, ведь у меня не было причин не верить в них… А может, я просто схожу с ума от безделья и водки. Но это уже не важно. Решение было принято…
Временем позже
Я сказал родителям, что еду в Москву работу искать. Мать заплакала, а отец молча кивнул. Знал, что вру, но не стал лезть — умный мужик был.
— Деньги оставляю вам, — положил на стол крупную сумму.
— Сенька, ты что задумал? — мать схватила меня за рукав.
— Ничего особенного, мам. У меня еще есть деньги — не волнуйся.
Соврал…. Я прощался с ними навсегда, но они этого не знали. Если не выйдет с тем ущельем, то я уже совершенно не знаю, где мне найти Аленку и при этом не сдохнуть самому. Она так и приходит ко мне часто во снах и спрашивает, когда я уже вернусь. И я приду — на этот раз любыми способами…
В рюкзак сунул только самое необходимое — документы, аптечку, компас, нож и деньги с координатами. А дальше… Дальше я отправился в рискованный путь.
Выехав через пару дней, вскоре до Пешавара добрался через Ташкент. А там уже начались настоящие проблемы. Город кишел беженцами, контрабандистами и всякой сволочью. Идеальное место для человека, который хочет исчезнуть. В чайхане на окраине города нашел того, кого искал. Абдулла — пакистанец лет сорока, с хитрыми глазами и золотыми зубами. Торговал всем, чем можно, включая переходы через границу.
— Афганистан? — он присвистнул. — Ты с ума сошел, русский. Там сейчас ад.
— Знаю. Сколько?
— Пятьсот долларов. И никаких гарантий, что вернешься живым.
— Триста.
— Четыреста. И это последняя цена.
Договорились. Абдулла представил меня своему племяннику Юсуфу — парню лет двадцати, который должен был провести меня через горы.
— Зачем тебе туда? — спросил Юсуф, когда мы шли по базару покупать местную одежду.
— Личные дела.
— Личные дела в Афганистане обычно заканчиваются смертью.
— Не твоя забота.
Он пожал плечами — деньги есть деньги. Переход же начали ночью. Тропа шла по каменистым склонам, где каждый шаг мог стать последним. Юсуф шел впереди, а я за ним, стараясь не думать о том, что внизу километровая пропасть.
— Граница, — прошептал проводник через три часа. — Дальше идешь сам.
— А как же…
— Дальше сам, русский. Я не самоубийца.
И я остался один в горах Гиндукуша. Звезды светили так ярко, что казалось, можно дотянуться рукой. Спустился в долину к рассвету. Первая афганская деревня встретила меня лаем собак и любопытными взглядами детей. Старик в белой чалме вышел из дома, оглядел с ног до головы.
— Салам алейкум, — попробовал я.
— Алейкум салам. Откуда идешь, чужеземец?
— Из России. Ищу проводника в горы.
Старик долго молчал, потом махнул рукой.
— Иди к Ахмаду. Он единственный дурак в округе, который согласится тебя провести.
Ахмад оказался мужиком лет тридцати пяти, с изрытым оспой лицом и умными глазами. Бывший моджахед, как выяснилось позже.
— Русский? — он усмехнулся. — Интересно. Я воевал против ваших.
— А я воевал против ваших. Здесь.
— Где?
— Панджшер, Баграм, Кабул.
Его лицо стало серьезным.
— Покажи руки.
Показал — мозоли от орудийного затвора не спутаешь ни с чем.
— Артиллерист, — кивнул Ахмад. — Хорошо стрелял?
— Попадал.
— Значит, убивал моих братьев.
— Да. Как и ты моих.
Мы долго смотрели друг на друга, но потом он рассмеялся.
— Война кончилась. Теперь мы просто два дурака в горах. Куда тебе надо? — и я сообщил координаты.
— Шайтан-дара, — он побледнел. — Зачем?
— Личные дела.
— Там нехорошее место. Люди говорят…