СтарыйКурсантские погоны
Курсантские погоны
Всем, избравшим своей профессией защиту Родины, посвящается.
Писать об армии легко — и в то же время сложно.
У солдата и сержанта срочника, младшего офицера или офицера-«пиджака», окончившего гражданский ВУЗ, у старшего офицера и у генерала — совершенно различные воспоминания даже об одних и тех же событиях.
К тому же армия в разные времена разная. Та, что была в СССР, отличается и от армии РФ в «черные девяностые», и от современной армии России, и тем более от вооруженных сил бывших союзных республик, а теперь независимых государств.
Воспоминания участников боевых действий или специальных операций в корне отличаются от «банно-шашлычных» памятных событий из жизни офицеров, проходивших службу исключительно в «Арбатском военном округе».
Правдивые и честные книги о войне — это вообще редкий вид прозы, они получаются только у немногих очень талантливых писателей.
Проще всего писать в юмористическом ключе, вытаскивая из памяти смешные случаи времен своей (и чужой) службы. Но и тут не всё так просто. Обилие дурацких ситуаций в произведениях, которые очень часто не более чем пересказ армейских бородатых баек, создает у читателя искаженное представление об армии и впечатление о полном идиотизме военных, что, мягко говоря, не совсем соответствует действительности.
Тут нужно чувство меры и реальности, чтобы не мазать всю армию черным. Тем более, что наш народ в своей истории пережил много черных полос. Вместе с ним черные события переживала и армия — как часть этого народа. Многие из моих ровесников прекрасно помнят, как в девяностых годах офицеры, не получавшие денежного довольствия месяцами, вынуждены были по ночам охранять склады с палёной водкой или таксовать, а утром идти в часть и выполнять свою непростую работу, пока ушлые армейские финансисты прокручивали их деньги в пирамидах типа «МММ». Иногда приходилось бить морду зажравшимся тыловикам, ворующим продукты из столовой и простыни с солдатских кроватей.
Было всякое — и хорошее, и плохое.
Я постарался рассказать, хоть и с юмором, о реальных людях, принявших на свои плечи долг и обязанность военной службы добровольно: о курсантах военного училища, где я учился в 1980–1984 годах. И о тех, кто учил и воспитывал из курсантов настоящих воинов.
Комбат-батяня, батяня комбат
Название «Курс молодого бойца» или сокращенно КМБ всем, кто служил в армии, говорит о многом. Не исключение и абитуриенты, поступившие в военные училища после школы. Месяц муштры и привыкания к военным порядкам, целый месяц напряженных занятий по строевой, физической подготовке и уставам. Благо, что в советских школах, где учителями по начальной военной подготовке были, в основном, офицеры-отставники, первичные знания по военной подготовке давали всем желающим и не желающим.
Мой отец перед поступлением поделился со мной нехитрыми военными премудростями, типа подшивания подворотничка, наматывания портянок, наведения «стрелок» на брюки с помощью расчески и военными афоризмами, усвоенными им за три года срочной службы: «Подальше от начальства — поближе к кухне», «Инициатива имеет инициатора» и «На службу не напрашивайся, от службы не отказывайся».
Мне это помогло, но не всем повезло так, как мне, и еще до принятия Присяги из нашего палаточного городка каждый день по несколько человек уходили в сторону КПП. Уходили не оборачиваясь, опустив голову и не прощаясь: уходили навсегда.
Именно во время прохождения КМБ мы встретились с нашим будущим командиром учебного батальона, Батей, как его называли и курсанты, и офицеры курса. Пожилой пятидесяти пятилетний полковник, невысокого роста, подтянутый, ветеран Великой Отечественной с планками орденов и медалей на кителе.
День принятия Присяги запомнился мне на всю жизнь. Во-первых, нас, курсантов первого курса, переселили из палаточного городка в спальные помещения (кубрики) и классы, ставшие нам домом на ближайшие четыре года, где мы, наконец, получили доступ к благам цивилизации в виде горячей воды в умывальниках, теплых туалетов и одноярусных кроватей. А во-вторых, на Присягу родителям первокурсников разрешили доступ на территорию, и мы смогли покрасоваться перед ними парадной формой с «минусом» (узкой горизонтальной нашивкой — «курсовкой», количество таких нашивок соответствовало курсу) на рукаве, коротко остриженными головами, и даже провести экскурсию по столовой, спальному помещению, классу и спортивному городку.
После принятия Присяги нас собрали в клубе, и командир батальона сказал слова, ставшие девизом для многих поколений офицеров, окончивших военные училища страны: «Сынки. Настоящий офицер должен твердо знать, что полная пенсия в 42–45 лет, квартира, высокая зарплата, паёк, бесплатный проезд с большими отпусками даётся вам не за красивые глаза. Это всё даётся вам за то, что вы обязались умереть тогда, когда вам прикажет Родина, а не тогда, когда вы захотите, состарившись и в окружении детей и внуков. И ваши будущие ордена и медали — это всего лишь отметки количества попыток выполнить эту задачу. И если это вас не устраивает — военная служба не для вас».
Наш Батя был знаменитой личностью в училище. Пройдя войну с 1943 года и до её окончания рядовым, он был награжден двумя орденами Красной Звезды, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги» и другими. После войны он окончил военное училище и остался служить в армии.
Суровый, но справедливый, он действительно был настоящим отцом для своих курсантов. Начальнику училища, генерал-майору (кстати, учившемуся с ним в одном училище после войны), он говорил, стоя перед строем батальона: «Моих курсантов, нарушивших дисциплину, буду наказывать только я сам, лично. И не позволю никому вмешиваться в воспитательный процесс. А если моя позиция не устраивает руководство, то снимайте меня с должности и отправляйте на пенсию».
В стенах училища мы вообще никогда не пили спиртное. За пределами — в увольнениях, отпусках или на учениях в полевом центре — бывало, но в училище — нет, такова была традиция. Кроме одного-единственного дня, точнее ночи. Ночи перед днём выпуска.
Вот, наконец, окончен четвёртый курс, и наступила Ночь перед выпуском. Поверка, отбой, и в спальном помещении на журнальных столиках, тайком вынесенных из холла, сервируется «малая отвальная».
Водка, «целых» четыре бутылки на 24 здоровые морды, пять гранёных стаканов. Закуска в виде копчёных кур, сала и колбас, солёных огурчиков и хлеба — принесена заранее. Наливаем и, шёпотом разговаривая, выпиваем по пятьдесят грамм, просто для запаха и соблюдения традиции. Свет горит дежурный, синий ночник. Благодушное и немного нервное состояние: окончился один важный этап жизни и начинается новый.
И тут внезапно в открывшуюся дверь заходит наш Батя вместе с замполитом батальона…
Ну чисто «Мёртвый сезон» и Банионис на допросе…
Комбат включает свет, смотрит на нас, сидящих в трусах и майках вокруг столиков, сдвинутых в ряд в проходе между кроватями, на четыре пузыря и закуску, и говорит, обращаясь к замполиту: «Ну что, Александр Михалыч, тут, я смотрю, все в порядке. Тихо, спокойно и даже культурно. Вон, и газетки на столе постелены. Пошли дальше, посмотрим, что остальные отчудили».
Они выходят, гася освещение, а мы молчим, задумавшись над произошедшим: «А что это такое было?». А ничего и не было, всем привиделось.
Неожиданная встреча с комбатом произошла у меня в 1995-м, когда я после второй контузии лежал в госпитале и ждал приговора военно-врачебной комиссии. Выйдя в коридор, я не поверил своим глазам: в синем спортивном костюме, постаревший и поседевший полностью, с многочисленными морщинами на лице, но тем не менее не утративший выправки, в холле отделения стоял наш Батя.
Вытянувшись в струнку, я громко (что в госпитале не поощрялось) отрапортовал: «Здравия желаю, товарищ полковник!». Подойдя ближе и взглянув мне в лицо, бывший комбат сказал: «Так-так, выпуск 1984-го, первый учебный взвод второй роты, зовут Андрей, а вот фамилию, извини, я не помню. Что тут делаешь?». Поразившись памяти семидесятилетнего мужчины, выпустившего в войска не одну сотню лейтенантов, я кратко обрисовал свою ситуацию: меня могли уволить по состоянию здоровья из армии. Наш Батя поручил написать мои подробные данные на листке из блокнота и сказав, что ничего обещать не будет, ушел в свою палату.
На следующий день, в обед, мы встретились в коридоре, и комбат, высказавшись откровенно по поводу врачей, произнёс: «Мои бывшие курсанты уже и в генеральских званиях ходят, и мне не откажут в просьбе, тем более вы все выпускники моего батальона — одна семья. Если ты, майор, согласен на штабную должность, останешься служить.»
Всё так и вышло, а наш Батя умер в 2005-м, и на его похороны собралось больше полутора тысяч бывших курсантов, ныне офицеров и генералов, из тех, кто смог приехать и отдать последние почести нашему командиру.
Мыкола и Гегель
Программа обучения в нашем высшем военном училище была весьма объемной и насыщенной. Наряду с многочисленными военными дисциплинами — а это практические занятия, учения, тренировки и полевые выходы — изучались и общегражданские предметы высшей школы.
Понятно, что предстоящие обязательные государственные экзамены на выпускном курсе по огневой, тактической и физической подготовке стирали оттенки благодушия из неокрепших мозгов курсантов и заставляли серьезно относиться к овладению военными дисциплинами.
А вот список необычных предметов, вызывавших искреннее недоумение и вопросы «А зачем оно мне?», безусловно возглавляли «История и теория русской и зарубежной литературы», «Этика и эстетика», «История религий и научный атеизм» и «Политическая экономия». Преподаватели этих дисциплин, в основном мужчины, носившие погоны майоров или подполковников, были не кадровыми военными, а выпускниками гражданских вузов, и с гордостью носили университетские значки на кителях. Хватало среди преподавателей и женщин.