Безусловным фаворитом «песенной классики» четверокурсников была «Песня о Щорсе», та самая «…шел отряд по берегу, шел издалека…». Иногда встречались и более экзотические варианты, типа «Поручик Голицын» и «Ваше благородие госпожа удача». Понятно, что все курсанты жутко завидовали четвертому курсу и с нетерпением ждали того времени, когда они смогут, наконец, затянуть «Песнь о Щорсе», прогуливаясь неспешным шагом с чувством собственного достоинства.
Наш однокашник Арсен был хорошим домашним мальчиком из Ереванской музыкальной семьи, в которой папа — дирижёр, мама пианистка, все братья и сестры, с младых лет ходившие в музыкальную школу, учились в консерваториях и в Ереване, и в Москве, и в Ленинграде.
Какой чёрт толкнул мальчугана, с детства игравшего на скрипке, к поступлению в военное училище, не знал никто. Сам Арсик об этом никогда не рассказывал, как никогда не играл на скрипке за всё время учебы, и вообще не обсуждал эту тему. Но при этом у него была искренняя, великая любовь к классической музыке и свободный доступ к высококачественным записям «классики» на бобинах, привозимых им в большом количестве из отпусков.
Иногда, если не было возражений у основного коллектива, Арсен в выходные дни ставил на магнитофон «Маяк», являвшийся собственностью взвода и стоявший в классе, катушки с записями, и открывал нам, выросшим, в своей массе на совершенно иных песнях и музыке, красоту Моцарта и Вивальди, неистовость Бетховена и мощь Верди.
В один из воскресных дней, на втором курсе, когда большинство наших однокашников находились в нарядах или городском увольнении, мы с Арсеном в классе как раз слушали знаменитое «Болеро» Мориса Равеля, и увлекшись музыкой включили магнитофон на почти полную громкость. Внезапно дверь в класс распахнулась и на пороге возникла белобрысая физиономия замполита батальона в майорском звании, имевшего кличку «Пятак».
Мы, естественно, выключив музыку, вытянулись по стойке «смирно», а Александр Михайлович, войдя в класс огорошил нас вопросом: «А что это вы, товарищи курсанты, так громко слушаете всякие фашистские марши, а?»
Растерявшись от внезапного и необоснованного «наезда», казалось-бы, культурного и образованного человека, окончившего, между прочим, Военно-политическую академию, мы молча переваривали потенциальные последствия его речи и прокручивали в голове версии от «Да ну, нафиг» до «Ой, бля».
На смуглом лице Арсена, с выдающимся, во всех смыслах носом, проступили красные пятна, и он начал немного бессвязно пояснять: «Равель, великий французский композитор, «Болеро», музыкальный импрессионизм…»
При слове «импрессионизм» замполит батальона тряхнул головой и достав «специально обученный» блокнот, тщательно записал наши фамилии, слова «Болеро» и «Равель», и к нашему изумлению, «империализм» вместо «импрессионизма».
Вытурив нас из класса и объявив какое-то дежурное построение, «Пятак» полчаса прохаживался перед строем батальона, вещая об империалистической военной угрозе, и призывая к бдительности и отпору идеологическим диверсиям потенциальных противников.
На этом эпопея с «фашистскими маршами» была закончена, и о ней никогда больше не вспоминали: по всей видимости, «образованный и культурный» замполит, добравшись до библиотеки, узнал для себя много нового о Равеле и его «Болеро».
На выпуске, Арсен получил назначение в родное Закавказье, где после распада Советского союза продолжил службу, но уже в рядах Вооруженных сил Армении.
Он погиб в 1992 году во время Первой Карабахской войны. Подробности его гибели не известны.
Серёга-Сыргабек
Вообще физической подготовке будущих офицеров в военных училищах придавалось большое значение. Круглый год каждое утро начиналось с зарядки, причем каждый понедельник, выстроившись на плацу, полторы тысячи курсантов ровными рядами выполняли комплексы вольных упражнений №№ 1, 2, 3, под музыку училищного оркестра, играющего вальсы «На сопках Маньчжурии» или «Дунайские волны», и задорный счет в микрофон целого полковника — начальника кафедры физподготовки. Этакая «сокольская гимнастика». В остальные дни — утренний разминочный кросс на три или пять километров.
Как правило, в неделю было два двухчасовых занятия по физической подготовке, включавших гимнастику, самбо, рукопашный бой или плавание. Кроме того, каждый курсант два раза в неделю по полтора часа занимался в спортивных секциях самбо, бокса или гимнастики.
Почти каждое воскресенье проводился спортивный праздник или соревнования. Обычно или кросс, или марш-бросок в полной выкладке, или полоса препятствий, на время.
Мой сосед по «общей тумбочке на двоих» Сыргабек, поступил в училище, как и примерно половина из нас, сразу после окончания школы, приехав из столицы тогдашней Киргизской ССР города Фрунзе. Роста выше среднего, худощавый, он имел типичные черты лица восточного человека и при этом оттопыренные большие уши.
На попытки сократить или видоизменить его имя, превратив в прозвище «Бек» или «Сыр», он спокойно заявил: «Зовите просто — Серёга». Так и остался он Серёгой до самого выпуска.
Серёга, по своим физическим кондициям и уровню физподготовки, не уступал остальным курсантам. А во многом превосходил их. Во многом, кроме лыж.
Да, лыжи, это особая статья, особенно для «южан», особенно военные деревянные «доски» с армейским типом крепления. Группа «Зюйд», то есть «Юг», зачастую возглавляемая Сыргабеком и состоящая из представителей южных республик, увидевших лыжи первый раз в училище, бодро скакала пешком по колено в снегу рядом с накатанной лыжнёй, неся эти самые лыжи на плече. Впрочем, к выпуску группа «Зюйд» осваивала и это не мудрёное упражнение и вполне укладывалась в установленные нормативы.
Первая зима в училище стала для нашего Серёги суровым и опасным испытанием. Перед новым 1981 годом, к нему приехали родители из далёкого Фрунзе, и он получил увольнение на целые сутки. Погода внесла свои изменения в размеренную жизнь города и температура упала ниже 35 градусов. Надо понимать, что при выходе «в город» курсант никогда не опустит наушники на шапке, какая бы отрицательная температура ни была, поскольку «форс» и традиции в Советской армии — это было «наше всё». Серёга, со своими весьма лопоухими ушами, традиции знал и соблюдал. Чего он не знал, так это то, что лечение обмороженных ушей весьма неприятная и болезненная процедура. Погуляв с родителями и вернувшись из увольнения, он цветом и размером своих ушей, напоминавших чебуреки, поразил в самое сердце дежурного по училищу, принимавшего доклад о прибытии, и был незамедлительно отправлен в санчасть под надзор медиков.
Появившись через несколько дней во взводе, с ушами, замотанными бинтом и заклеенными пластырем со следами мази, Сыргабек на долгое время стал объектом шуток и насмешек всего курса — и упоминаний об опасности обморожения в инструктажах офицеров до самого выпуска.
Получив распределение в Забайкалье, Серёга-Сыргабек добросовестно и умело командовал подразделениями. С 1985 по 1987 — воевал в Афгане, был награждён государственными наградами, в 1989-м успешно поступил в Общевойсковую академию имени Фрунзе в Москве и, окончив её, направился проходить службу в уже независимую страну Кыргызстан.
Сыргабек дослужился до генеральского звания в вооруженных силах свой страны. Уволившись на пенсию по выслуге лет, на последнюю состоявшуюся встречу выпускников приехал в 2014 году в киргизском генеральском мундире, коротко подстриженным и с очками в тонкой, титановой оправе на пополневшем, чисто выбритом лице. Но тем не менее, приветствие его однокашниками, всё равно началось с вопроса: «Серёга, как твои уши? Вроде, не такие и большие…»
Саня-Чемпион
Несмотря на плановые и весьма насыщенные занятия спортом, которые обеспечивали достаточно высокий средний уровень физподготовки, в числе курсантов военных училищ попадались истинные «самородки» и действительно выдающиеся спортсмены.
Как правило, на первом курсе из их числа формировались «внештатные» сборные команды училища, и им создавались весьма привилегированные и облегченные условия учёбы и сдачи сессий.
Основное время спортсмены разных дисциплин проводили на сборах, тренировках и соревнованиях, сдавая экзамены и зачёты по всем предметам в сопровождении начальника кафедры физподготовки, который пробивал «нормальные» оценки своим подопечным, сражающимся за честь училища на армейских и даже союзных соревнованиях.
Некоторых спортсменов такая учёба в лёгком и необременительном режиме — вполне устраивала, и их лица, редко появлявшиеся на лекциях, семинарах, практических полевых занятиях и учениях, сурово и строго взирали на нас с Доски Почёта училища, устроенной в фойе при входе в штабной корпус.
Медали и кубки, заслуженные ими на соревнованиях, занимали почетное место в Музее Боевой славы, а значки «Мастер спорта СССР» — законное место на их кителях.
Как правило, к третьему-четвертому курсу ажиотаж вокруг спортивных достижений спадал, и наши спортсмены понимали, что служить им придётся не в спорт-ротах и спортивных клубах, а в войсках, которые ждут не «гениев бокса» и «мастеров гимнастики», а обычных «летёх», подготовленных и умеющих ровно то, что надо знать и уметь командиру подразделения.
Лидер нашего учебного взвода Сашка, невысокий и худощавый, был своего рода уникальным представителем «спортивного» сообщества курсантов нашего училища.
Поступив в училище из пограничных войск Дальневосточного округа, и прослужив полтора года во взводе повышенной боевой способности на китайской границе, он был скорее не спортсменом, а реальным «Рембо советского разлива». Сухощавое тело, перевитое узлами мышц, серьёзность и усидчивость на занятиях, «взрослость» и рассудительность, поставили его на позицию одного из лидеров нашего взвода. Назначение командиром отделения и сержантские лычки лишь укрепили его авторитет.
На всех соревнованиях внутри училища, начиная с первого курса, Саня занимал первые места, категорически отвергая любые попытки командования и кафедры физподготовки направить его в сборную для участия в соревнованиях за пределами училища.