Бока серого покрылись пеной, и пена порозовела от крови. Рыжий спокойно вымахивал длинными ногами и ровно дышал.
Вдруг Алы перегнулся набок и молча, со всей силы ударил камчой рыжего коня по морде. Конь на всем скаку взвился на дыбы, шарахнулся и, поскользнувшись, рухнул на камни. Его всадник вылетел из седла и откатился в сторону. Он сразу вскочил и, хромая, подбежал к лошади. Лошадь билась на камнях с переломанной ногой.
Теперь скачку вел Алы.
По ущелью до следующего поворота он скакал один далеко впереди остальных.
За поворотом ущелье снова немного расширялось. Здесь легче было обходить, и шесть лошадей, обгоняя друг друга, стали быстро приближаться к Алы. Его лошадь устала от борьбы с рыжим и, не чувствуя рядом соперников, сбавила ход. Алы обернулся назад и ударил камчой лошадь по шее. На нежной коже сразу вспух рубец. Лошадь рванула вперед. Снова расстояние между Алы и передними всадниками увеличилось.
Тогда из плотной группы шестерых лошадей выскочил небольшой вороной жеребец и легким размашистым галопом пошел вперед. На секунду показалось, что серая лошадь Алы остановилась на месте, так быстро подходил к ней вороной.
Алы оглянулся еще раз. Вороной был рядом. На нем скакал молодой пастух Торгоев Кутан. Алы узнал его. Они были ровесниками.
Кутан негромко понукал своего коня и ни разу не ударил его. Вороной не отставал от серого.
Рядом пролетели они до последнего поворота. Выскочив из-за горы, увидели холм и толпу зрителей, ожидающих конца байги.
Вороной выдвинулся вперед. Теперь не Алы, а пастух вел скачку. Алы пронзительно взвизгнул и ударил свою лошадь камчой по голове. Обезумев от боли, лошадь невероятно напряглась. Распластавшись по воздуху, она неслась, будто не касаясь земли. Вороной опять отстал. Тогда Кутан, уцепившись за гриву, изогнулся вокруг тела коня, расстегнул пряжку и сбросил на землю седло. Потом он сорвал с себя халат и, полуголый, припал к черной шее коня. Почувствовав облегчение, вороной поскакал быстрее. И все-таки к холму лошади подходили рядом. Кутан оглянулся на бледное лицо Алы и в первый раз ударил вороного плетью. Конь захрипел, закинул голову и огромными скачками обошел серого. Холм был совсем близко.
Кутан, не оглядываясь, скорчился на лоснящейся спине своего коня. Он уже ясно видел лица людей, напряженно смотрящих ему навстречу, как вдруг все они закричали и замахали руками. Кутан обернулся назад и увидел, что Алы спрыгивает на землю. Серый конь, осев на задние ноги, опустив голову, покрытую кровавой пеной, медленно падал набок.
Мимо холма вороной проскакал один.
6
Победа не принесла Кутану счастья.
Алы был рассержен наглостью бедного пастуха, и Джантай ничем не наградил победителя. Ночью продолжался пир в юрте Джантая, и Алы сидел на почетном месте. Вороного жеребца он забрал себе.
Кутан не смел войти в юрту. В темноте он бродил вокруг становища, и слезы обиды душили его.
Этой же ночью он бежал от басмачей.
Он шел по ночам, днем прячась в зарослях дикого шиповника. У него не было ружья, и он не мог охотиться. Он питался ягодами, а однажды ему посчастливилось камнем убить улара - горную индейку, - и он наелся досыта.
Он шел двадцать дней и здорово голодал, но он был молод, силен и с детства приучен к лишениям. Он дошел до своего родного аула Ак-Булун.
Лишь круглые следы от юрт и развалины глиняных дувалов увидел он там, где раньше было селение.
Он пошел по дороге к Пржевальску и недалеко от города нанялся батраком к хуторянину, русскому человеку. Русский кормил его и позволил спать в сарае вместе с лошадьми и коровами. За это Кутан пахал землю, косил траву, носил воду и дрова, пас скот и делал еще много всякой работы. Русский приказал ему прорыть арык*, чтобы вода с гор текла на поле, и Кутан две недели бил камни и копал сухую, твердую землю. Была страшная жара, и солнце сожгло кожу Кутана. Он прорыл арык, и ручей потек на поле русского человека.
_______________
* А р ы к - оросительная канава.
Русский мало кормил Кутана, а осенью в сарае спать было очень холодно, но Кутан был молод и силен. Он ничем не болел и становился еще сильнее от тяжелой работы.
К концу года русский дал Кутану молодого барана. Кутану нечего было делать с бараном, и ему надоело работать у этого русского. Он ушел. Русский не хотел отпускать его, потому что Кутан был хорошим и очень дешевым работником, но Кутан все-таки ушел.
Он пошел в Пржевальск. Своего барана он вел с собой, чтобы продать на базаре.
Ему было восемнадцать лет. Был 1919 год. В России была революция, но Кутан ничего не знал об этом.
ГЛАВА ВТОРАЯ
1
Большая толпа двигалась к городу. Шли пешком, ехали на лошадях, быках и верблюдах. Пыль поднималась на дорогах. В пыли мелькали возбужденные лица, морды животных, войлочные и меховые шапки, распахнутые халаты и яркие бархатные казакины. Люди спешили, волновались, громко переговаривались и спорили.
Кутан заметил, что никто ничего не несет для продажи. Он прислушивался к разговорам, но не мог понять, о чем спорили люди, а спросить не решался. Он шел по обочине дороги, и его баран, привязанный за рога, бежал за ним.
Недалеко от города толпу обогнали всадники, скакавшие галопом, с громким свистом и криками. Толпа шарахнулась в сторону, уступая им дорогу. Чья-то лошадь, пятясь, толкнула Кутана в грудь, он чуть не упал и, спрыгивая в высохший арык, увидел в облаках сверкающей пыли лошадей и всадников. Это были молодые киргизы в рваных халатах. На лошадях была бедная сбруя. За плечами у каждого болтались старые дедовские мултуки*, и кинжалы висели на поясах.
_______________
* М у л т у к - ружье.
Уже давно проскакали всадники, уже давно скрылись из виду, и толпа снова заполнила дорогу, а Кутан все стоял в арыке, глубоко задумавшись и сжимая рукоятку кинжала старого Мансура. Он мечтал о коне и винтовке, он мечтал о битвах и славе, он мечтал стать джигитом.
Баран потянулся за сухим пучком травы и дернул веревку. Кутан вздрогнул, опомнившись. Он вышел на дорогу и через час пришел в город. Он пошел по прямым, широким улицам, обсаженным огромными тополями, и толпы народа шли вместе с ним. Все шли к базару.
В центре базарной площади был устроен деревянный помост, и два человека - русский и киргиз - стояли на нем. Вокруг бушевала толпа. Размахивая плетками, крутились всадники, пронзительно ревели верблюды, ржали лошади, и люди кричали, ругались и спорили. Кутан ничего не мог понять. Никто не торговал, и он не знал, что ему делать со своим бараном. Он без цели толкался по площади. Вдруг стало тихо. Заговорил один из людей на помосте.
Он возвышался над толпой, и Кутан хорошо видел его. Русский человек, он был одет в широкие черные штаны, черную кожаную куртку и матросскую бескозырку. Начав говорить, он снял бескозырку, и все увидели, что голова его завязана белой тряпкой и темное пятно проступило сквозь повязку. Он говорил и в такт словам рубил кулаком воздух. Он говорил по-русски, и его голос гремел по всей площади. Киргизы не понимали, но слушали терпеливо и молча.
Когда он кончил, в толпе произошло движение, взвилась на дыбы лошадь, кто-то вскрикнул, и бешеным галопом пронесся всадник. Его узнали. Это был Петренко, богатый кулак из села Покровского, страшной силы и жестокости человек. Два года тому назад он плетью насмерть засек батрака-киргиза и дал взятку суду, и суд оправдал его. Все киргизы знали Петренко. Его ненавидели и боялись. Было странно видеть, как удирал Петренко, нахлестывая лошадь и со страхом оборачиваясь назад.
Русский в кожаной куртке сказал еще что-то, очевидно смешное, так как он сам весело и громко захохотал.
Киргизы стояли молча.
Тогда заговорил второй человек.
Многие знали батрака Амамбета. Он был свой, Пржевальский киргиз, и всем хотелось узнать, что скажет Амамбет. Несмотря на молодость, он немало видел на свете; он часто далеко уходил в поисках заработка, говорили даже, что он дошел до железной дороги и бывал в России.
Небольшого роста, коренастый, почти квадратный человек, он выступил вперед и заговорил. Лицо его было изрыто оспой. Русский, улыбаясь, смотрел на Амамбета, наклонив голову, и, внимательно мигая, слушал непонятные слова киргизского языка.
Амамбет сказал, что переведет речь русского, но после первых фраз все поняли, что он говорит, быть может, похожее на речь русского, но свое. Это понравилось людям, - Амамбету верили.
- Белого царя нет больше, киргизы, - говорил Амамбет, - генералов нет больше, полицейских нет больше, и чиновников тоже нет больше. Все народы России равны, теперь все народы сами будут править своей жизнью, и бедняки, а не богатые, - голова народов теперь!..
Еще долго говорил Амамбет, и люди смеялись, весело кричали в ответ на его слова. Кутан многого не понял. Потом Амамбет поднял руку, и снова стало тихо на площади, и Амамбет крикнул, сжимая кулаки:
- Баи и манапы* не отдадут даром власть у нас, а офицеры и чиновники не отдадут даром власть в России. Вот он, - Амамбет повернулся к русскому, и русский перестал улыбаться. - Вот он - красный командир, большевик, начальник - собирает отряд, чтобы биться с врагами народа. Бедняки, джигиты, идите под Красное знамя. Винтовку и коня получит каждый боец, и приказ командира будет законом для каждого джигита!
_______________
* М а н а п ы - помещики, богачи.
Площадь молчала.
Из толпы вышел седой старик и медленно поднялся на помост.
- Вы хорошо знаете меня, киргизы, - заговорил он, не глядя на Амамбета и русского. - Я слышал все, что они говорили, и я скажу вам, как велит поступать закон. Белого царя нет. Кто жалеет о палке? Русских чиновников нет. Кто жалеет, если сдохнет паршивый пес? Русские сами перегрызли друг другу горло, и мы благодарим аллаха. Но они зовут нас снова под начальство русских. Приказ командира будет законом, говорят они. Кто хочет, получив свободу, снова сковать себе руки? Красное знамя, говорят они. Разве есть у нас знамя, кроме зеленого знамени пророка, киргизы?