Надо сказать, что «железка» мне не понравилась с первого взгляда.
До рывка я ожидал увидеть тут обычную социалистическую небрежность и запустение. Однако, судя по состоянию пути, его содержали не хуже, чем коридоры в Шпалерке. Все ухожено, откосы не только выкошены, но и кое-где выложены мозаикой с серпами и молотами. Каждый километровый столбик покрашен, понизу оконтурен звездочкой из кирпича, цифры разборчиво прорисованы свежей краской. Запасные рельсы, пахучие, свежепропитанные креозотом шпалы завезены загодя и сложены в ровные ряды.
Подобное состояние подразумевало постоянный неусыпный контроль!
Километров через пять впереди замаячил знак, скоро я смог разобрать непонятную печную надпись «закрой поддувало»{147}, а чуть позже из-за поворота показался мост через небольшую речушку. Аккуратная, выписанная каллиграфическими буквами табличка сообщила название: «Река Спиридоновъ».
Лучшего варианта ждать нельзя, поэтому я разделся донага, оставив, впрочем, на ногах ботинки во избежание травм ступней на камнях, пролез между шпалами в собранный из бруса короб мостовой фермы, повис на руках и спрыгнул вниз, прямо в неглубокую, но ледяную воду. Аккуратно, стараясь не поскользнуться, прошел вниз по течению за поворот, там и выбрался на берег.
Расположился отдыхать на краю леса, с удобством, под доходящими до самой земли ветвями огромной ели. Наломал лапника на подстилку, на ноги – которые мне нынче нужно беречь пуще глаза! – намотал байку с «многоцелевых» карманов, подвязал веревочками а-ля крестьянин, обул калоши.
Наблюдать за железной дорогой не рискнул – мало ли какой нюх у собак. Хотя это больше похоже на паранойю, но, говорят, параноики в среднем живут дольше…
В память об обильном завтраке – а также более чем калорийной еде прошлой недели – скудно заморил червячка плиточкой пеммикана да чуток пожевал, чтобы сбить аппетит, пестиков – молодых сосновых побегов.
И пристроился к теплому стволу – оплетать в сетку кистеня подобранный в речке камень-голыш весом в добрых полкило. Сдаваться ни чекистам, ни их четырехлапым подельникам-зверям я не собирался при любом раскладе.
Года в тюрьме оказалось более чем достаточно для понимания – двадцатые годы не просто жесткие, они откровенно жестокие – тут нет места моральным нормам двадцать первого века. Сочувствие в ЧК проявляют исключительно к своим, заметно реже – к «социально близкой» уголовной шпане, у которой есть хороший шанс отделаться десятком гематом да парой лет к сроку. Каэров типа меня гэпэушники и их прихвостни для начала избивают до полусмерти, а потом показательно, мучительно достреливают{148} на глазах всего лагеря.
Только покончив с изготовлением оружия, я позволил себе натянуть накомарник и задремать.
Проснулся неожиданно поздно, от холода, судя по всему, сильно за полночь.
Нервное напряжение от подготовки к побегу, да и от самого рывка, не прошло бесследно. Но хочешь не хочешь, а нужно следовать плану. То есть выходить обратно на «железку» и плюхать по ней все дальше и дальше на север…
Почему такой странный маршрут, да еще и в одиночку?..
Как сошел снег, вполне прозрачные намеки от соседей-каторжан повалили ко мне чуть не ежедневно. А что: парень здоровый, неплохо одет, с едой и деньгами. Вот только…
Уж не знаю: большая часть этих доброхотов пыталась всего лишь заработать премиальную пачку махорки за раскрытие заговора или меньшая?
От любых вариантов я отказывался сразу и наотрез.
Это только кажется, случись что без напарника – сразу сгинешь без следа. Побег – совсем не турпоход, тут, спасая друга, не выйдешь к деревне и не вызовешь вертолет МЧС с врачами и психологами. В наличии всего две опции: тащить травмированного или заболевшего партнера на собственном горбу или пристукнуть без мучений.
Несложно угадать реальный выбор. Увы, жизнь далека от сказок.
Кроме того, зэки из священников и интеллигентов в третьем поколении – отвратительные бегуны. Даже настоящая контра, офицеры, белая кость…
Тьфу!
Я был поражен, насколько низки их реальные физические кондиции. Нет, на коне да с шашкой или с винтовкой – у меня нет против них ни единого шанса. Зато по части лошадиной спортивной выносливости…
Такое впечатление, что в приличном кроссе эти господа ни разу в жизни не участвовали. А я, однако, не так давно пробегал на летних и осенних спортивных сборах полсотни километров за день, а зимой на лыжах – и того больше! Про побег с урками и говорить нечего…
Конечно, с опытом и выносливостью у них все хорошо, такое впечатление, что естественный отбор оставил в живых только самых сильных и ловких. Но спасибо фильмам двадцать первого века – насмотрелся и наслушался: желание стать живой консервой отсутствует.
Есть и еще одно противоречие: уголовники бегут строго на юг, в родной Ленинград, на севере, в Мурманске, как и на западе, в Финляндии, им делать абсолютно нечего. Риск побега для них далеко не смертельный, поэтому бо́льшая часть нагло ломится в товарняки – а то и в пассажирские вагоны, – надеясь скорее на удачу, чем по расчету. Везет, кстати, нередко, если верить рассказам – примерно одному из десятка. Скорее всего, потому, что гэпэушники гоняются за ними с ленцой.
На восток направляются исключительно отчаянные хлебопашцы, у которых семьи сосланы в Сибирь. Чекиста или неудачно подвернувшегося вольняшку – за горло, деньги – в карман, а дальше… Бесследно раствориться в кочующих по стране толпах «беспачпортных» лапотников, тем более что поезда в те края никто толком не проверяет. Уже за Байкалом можно найти настоящий крестьянский рай без помещиков и коммунистов – скрытые глубоко в тайге деревни, где в достатке есть хлеб, молоко и американская мануфактура, а покой охраняется своей дружиной с японскими винтовками.
Совсем иное дело каэры.
Им, вернее нам, путь один – в Финляндию. Причем отсюда пробираться туда ближе и, возможно, даже проще, чем из Ленинграда. Напрямую всего-то две с половиной сотни километров…
Но непроходимая тайга, реки, озера и болота стерегут надежнее всяких заборов. Более-менее обитаемые места тянутся исключительно вдоль рек, например таких, как Кемь. Там наезжены дороги, нередки деревеньки, хутора, да и вообще встречаются люди. Можно зайти в крестьянский двор, магазин и свободно купить хлеба, рыбы или какой другой снеди. Неделя пути – и вот она, страна Суоми, только обойди заставу.
Идиллия… только если забыть, что в ГПУ служат не конченые идиоты. Быстренько выслать засады на все ключевые точки у них ума хватит.
Слабая надежда и на местных жителей: каждому, кто сдаст бегунка властям, обещана нехилая награда, например – десяток пудов муки. С эдаким богатством семья может жить в достатке и неге целый год. Поэтому крестьянушки не просто ждут, когда оголодавший каторжанин придет просить хлеба. Нет, при известии о побеге многие выходят в леса на охоту за человеком аки за зверем.
Так что, как все нормальные герои, я собираюсь идти в обход: рвануть по «железке» на сотню-полторы километров севернее, ближе к Кандалакше, а уже оттуда уходить вдоль реки Канда на запад.
Крюк изрядный, но…
Во-первых, граница там куда как ближе, чуть более сотни километров{149}. Во-вторых, ГПУ в жизни не придет в голову искать меня в тех краях!
Причем по «железке» я планирую передвигаться исключительно ночами, уже достаточно светлыми, и, пока все нормальные люди спят, делать от заката до восхода волчьим скоком, а то и просто бегом километров пятьдесят-шестьдесят…
За подобными оптимистическими размышлениями я не только успел выбраться из леса, но и шутя отмахал пяток километров по шпалам.
Для удобства разделся до термобелья – самое то при температуре около плюс пяти! – поэтому бежалось легко, совсем как на тренировке, и я надеялся без труда наверстать график, сбитый поздним стартом.
Непосредственная опасность, казалось, миновала – ну нельзя же в здравом уме и твердой памяти поверить в способность собак взять мой след после всех хитростей. Да еще учитывая чуть не десяток прошедших мимо поездов и то, что я постарался не оставлять вещей со своим запахом – оставленные вместе с торбой кальсоны и портянки были чужими, а брошенные пальто и шапка обильно обработаны керосином «от вшей».
Спасло меня только чувство голода, черный цвет термобелья и удачное направление ветра.
Для перекуса я перешел на неторопливый шаг, поэтому смог загодя почуять подозрительный запах дыма.
– Неужели засада? – прошептал я сам себе. – Или какие рабочие заночевали?
Для беглеца разница невелика – попадаться нельзя ни тем, ни другим. Но и останавливаться не дело.
Оглянулся – стена недалекого леса надежно скрывала мой силуэт.
Бесшумно переставляя ноги, я двинулся вперед, и внезапно совсем близко, буквально метрах в двадцати справа, на взгорке, почти вплотную к низкой в этом месте насыпи проявилось яркое пламя костра, по всей видимости ранее скрытое каким-то препятствием. Рядом легко угадывалось не маленькое строение – изба или сарай.
Но самое плохое – освещенные колеблющимся светом люди носили на голове островерхие шлемы и вовсе не думали спать!
Стараясь не дышать, я развернулся и беззвучно зашагал назад, всеми силами стараясь избежать хрустящих кусков шлака. Выбежал бы на них с разгону, да еще предупредил бы топотом, чтобы успели приготовиться стрелять, – все, песец!
Вариантов немного. Слева, насколько я смог рассмотреть под светлым даже ночью карельским небом, простиралось болото. Уходить надо в лесок справа и обходить по большой дуге…
С простого и понятного пути – опять в бурелом и болота?
Выждать до утра, пока уйдут? А если нет, то терять день?
Решить не успел, гул и свет позади возвестили о приближении очередного состава. Молнией сверкнул дерзкий план: под его прикрытием пробежать мимо бивака!