Оставаться надолго под мостом категорически вредно для здоровья. Но и бросать все как есть глупо, наоборот, нужно тщательно прибраться. Пусть начальники догадываются, сами по себе вертухаи ушли глушить первач в ближайшую деревню или плывут в Белое море на прокорм трески.
Кстати, о зеленом змии, как о черте, только вспомни, и он немедленно объявится. Одного взгляда на засаду хватило, чтобы понять – не спали местные воины-охранители, а спокойненько, с колбаской, с сальцем и соленым огурчиком пользовали самогончик из пузатой, как бы не двухлитровой бутыли зеленого стекла. Лишь изредка для порядка поглядывая, не крадется ли через реку враг, не ползет ли по шпалам моста добрая подательница «млеко, яйки, курка, шнапс»!
Впредь будет вохре наука: не пей на посту!
Не удержался, отпластнул толстый круг полукопченой неопознанного сорта, ломоть хлеба, соорудил бутерброд да полез на насыпь, пока свидетели не пожаловали.
Открывшаяся картина, мягко говоря, не порадовала…
На запад, вверх по течению, наверное, больше чем на километр, простирался прямой как стрела перекат. Течение не казалось особенно сильным, скорее всего, из-за значительной ширины русла, глубина тоже не пугала: где-то – выше колена, где-то – ниже пояса, может, где-то больше или меньше. Дно сплошь усыпано крупными валунами, примерно с голову человека и более, кое-где они громоздились грудами, в других же местах выступали цельные скалы.
На востоке ситуация не сильно лучше: поворот русла заметно ближе, всего пара сотен метров. Вроде бы каменюк поменьше навалено, но, видимо, просто река сужается и становится глубже.
Что пнем об сову, что совой об пень… Тащить трупы по такому месиву на глазах любого путника – больше похоже на самоубийство. Разве что положиться на удачу… Так не три же раза подряд, учитывая барахло и продукты!
Спрятать жмуриков в ближайшем лесу? Не вариант, найдут в два счета по следам.
Притопить под мостом? Мелко, в солнечный день дно сверху видно как на ладони.
Сбросить в реку ниже по течению? Уже получше, но где-нибудь в устье наверняка стоит деревушка, там и выловят.
Тащить до моря? Кто его знает, какой тут берег, если пологий – только ноги зря собью. И не факт, что будет прок, – после переноски тяжести в несколько этапов останется такая тропа, что месяц не зарастет.
Спустился в оборудованный бивак, плеснул в кружку самогона на пару пальцев, выпил – тюрьма давно отучила от брезгливости, – похрустел огурцом…
– Можно персонально для вас соорудить плотик, – с особым цинизмом обратился я к лежащим в нескольких шагах покойникам, – да отправить с вещами по волнам вниз по течению. Авось попадется по пути подходящий глубокий омут. Придется серьезно поработать, но благодаря вашей товарищеской заботе… – Я указал зажатой в руке колбасой в сторону топора, воткнутого в бревно у кострища. – Подобная задача может быть решена уже сегодня к вечеру. Однако! – Я поднял соленый огурец вверх, как жезл. – Не люблю тривиальных решений! Неужели в бандитских сериалах двадцать первого века не сыщется идеи получше? Например, поджечь тайгу? Разобрать рельсы, пустить поезд под откос? А что, неплохо: один герой захлебнулся, второго бревном пришибло. Есть еще вариант имитировать нападение инопланетян, пусть мотают срок вместо меня… В самом деле, не могли же вертухаи просто так взять да и пришибить друг друга?! Или… Эврика!!!
Уже побывавшего в реке чекиста-любителя я затащил обратно в воду, под руку подложил голыш наподобие того, что в кистене, только крупнее и тяжелее. Впрочем, каменюк и без того вокруг хватало… Поперек туловища приспособил винтовку, совсем «как было». Поверх композиции навалил вохровца с разбитой головой так, как будто это он и утопил напарника прямо перед тем, как пал от его вооруженной камнем руки.
По карманам шарить не стал – противно, но в одном не удержался – снял часы. Настоящий «Павелъ Буре» с удобным кожаным браслетом-футляром для наручного ношения, подарочные, с тиснением на задней крышке «За отличную стрельбу из пулемета. 1910 год».
Трофейные припасы для сохранения правдоподобия пришлось раздраконить не более чем наполовину.
Взял пару полукилограммовых{156} банок «Петропавловские консервы. Мясо тушеное. 1916» – если не отравились вертухаи, то сгодится и мне. К ним пакет макарон, пшенки, чай, пару вареных яиц, круг колбасы, почти все сало и две булки хлеба.
Из предметов материальной культуры раннего социализма самой ценной находкой оказался бинокль в видавшем виды кожаном кейсе. Кроме него захватил байковое одеяло, подошедшие по размеру сменные сапоги, кусок брезента, крохотную подарочную фляжку со спиртом, а также маленький медный котелок.
Насилу упихал все барахло в рюкзачок.
Полбутыли самогона вылил в реку, ощутимо увеличивая тем самым гипотетическую степень опьянения убитых, раскидал в беспорядке часть вещей, ну и, разумеется, уничтожил все следы своего пребывания, какие нашел. Послуживший верой и правдой кистень закинул подальше на глубину – нечего с собой таскать лишние улики.
Реальные шекспировские страсти вызвал единственный топор. Брать или не брать – вот в чем вопрос. Отказаться не смог, пусть следователи сами придумывают, куда делся столь необходимый инструмент. Утопили в драке или обменяли на алкогольную продукцию местных селян.
Оставалось самое интересное: спрятаться и посмотреть – чем дело кончится, чем сердце успокоится. И при этом качественно оборвать след, ведь если гэпэушникам в картине смертоубийства что-то покажется подозрительным, то они в радиусе пары километров под каждый камушек заглянут!
Что означает – уходить в любом случае придется по реке. Проще, разумеется, вниз по течению. Однако лезть в капкан между морем и железной дорогой глупо, да и ветер… Как бы собачки не учуяли…
Вверх же по течению… Придется изображать мишень минимум полчаса-час, быстрее долину никак не миновать. Дотянуть бы до сумрака ночи, который приходит вместо нормальной темноты…
Нет, ждать позднего северного заката на месте преступления выше моих сил. И так чуть не поседел, пропуская над своей головой товарняк, а за ним – пяток молодых парней, собравшихся, судя по далеко не трезвым крикам, на свадьбу в соседнюю деревеньку.
Путь по дну реки против течения без преувеличения можно было назвать адским.
Скользкие камни на дне, неожиданные ямы, течение сбивало с ног, а пуще всего донимал стылый холод воды, в которую то и дело приходилось падать с головой. В основном случайно, а один раз специально – пришлось нырять за камни, заслышав приближающийся стук колес. Хорошо хоть китайский рюкзачок такие сюрпризы выдержал без особого вреда для содержимого.
Вдобавок нужно постоянно оглядываться, ловить призрачный шанс успеть спрятаться до того, как случайный ходок успеет обратить внимание или того хуже – выстрелит в спину.
Как ни спасали положение жесткие голенища ботинок, цепкий протектор подошв да две специально вырубленные палки наподобие лыжных – все равно до поворота русла не дошел, одолел хорошо если метров триста…
Больше тянуть нельзя, по всем расчетам риск попасться на глаза кому-нибудь любопытному становился совершенно неприемлемым. Приметив удачный выход гранитных плит, похожих на гигантские ступени, я выбрался на берег под защиту молодого сосняка.
Не утерпел, достал бинокль, который оказался неожиданно маленьким и больше походил на театральный, но только тяжелый, из латуни или бронзы, с удобным кожаным покрытием мест, за которые нужно держать. По краю объектива вычурная гравировка на французском «e.s. Tryndin fils Moscou» – очевидно, дореволюционное отечественное производство{157}. Приложился, навел резкость… Несколько хуже, чем ожидал, увеличение всего раз в пять, не более, но на таком маленьком расстоянии большего и не требуется. Пошарил по мосту и склонам, выдохнул с облегчением – все спокойно, никто не пялится в мою сторону.
Забрался поглубже в лес, разделся донага – стесняться тут некого, – отжал и развесил сушиться одежду. Сам тщательно растерся спиртом, обновил трофейные сапоги и закутался в одеяло. С накомарником возиться не стал – свежий ветер не утихал ни на секунду, сдувая проклятый гнус. Судя по всему, долина реки работала как труба, доставляющая воздух с Белого моря в глубь тайги.
Гибель наряда обнаружили поздно вечером.
Несколько часов я с величайшим интересом наблюдал за поднявшейся суетой, сперва среди спустившихся набрать воды рабочих, а уже прилично за полночь с севера{158} на ручной дрезине-качалке – оказывается, у чекистов все же имеется в хозяйстве столь опасная для бегунков машинерия – прибыла целая делегация с фонарями и факелами.
Последнее меня здорово успокоило – после оттоптавшегося в потемках стада людей правду не найдут ни собаки, ни тем более следователи.
Спать я улегся хоть и без живительного тепла костра и свежего, желанного чая, но зато в превосходнейшем настроении.
Ранним утром, едва продрав глаза, полез с биноклем на свой импровизированный наблюдательный пункт.
Над стелющимся лоскутным одеялом тумана и под отчетливо впечатанными в небо темными от росы бревнами мостовой фермы курился дымок чекистского костра. Рядом мирно клевала носами пара вохровцев.
Сельская идиллия, хоть пиши с натуры полотно «Привал рыбаков у реки». Казалось, что так есть, так было и так будет, а вчерашняя жестокая схватка – всего лишь дурной сон, кошмар, навеянный злой, но совершенно лишенной возможности что-то всерьез поменять силой из иного мира…
Будто услышав мои мысли, один из чекистов заворочался, подошел вплотную к реке, неспешно развязал тесемки штанов и помочился прямо в белесые клубы. Потянулся, сбивая комаров, оправился и вдруг, враз ломая пастораль, поднял бинокль к глазам.
Я с трудом успел нырнуть головой за ветви, пряча от внимательных глаз врага отблески лучей восхода в своих линзах. Кто ж знал, что местный секрет караулит не только железную дорогу, но и реку по обе стороны от нее?