Как хорошо, что я не начал день с маленького костерка для горячего завтрака. А ведь мелькала светлая идея в надежде на ветерок и защиту стены деревьев.
Нет уж, тут не казино, лишний риск не нужен. А настоящий белый хлеб с колбасой безумно хорош в любом виде, даже холодном. Причем как по вкусу, так и для стимуляции мыслительного процесса, в компетенции которого нынче классический вопрос: «Что делать?»
Первоначальный план побега лопнул, как экран упавшего на бетон смартфона.
Если перейти к цифрам, то за четыре дня по трассе Ленинград – Мурманск мне удалось продвинуться всего лишь километров на пятьдесят, иначе говоря, я делал десять-пятнадцать километров в день. Степень риска при этом превысила все разумные лимиты – два раза только везение спасло меня от гибели. Не оправдалась и надежда на спокойную ночь – еще неизвестно, какие засады опаснее. Ко всем прочим неприятностям накатывают белые ночи – небо после заката становится светлее день ото дня.
С другой стороны, к «железке» я сумел более-менее приспособиться – все-таки треть запланированного пути позади. Есть шансы, что дальше от Соловков патрулей поубавится.
Рвать на запад по тайге просто страшно!
Без карты, с кустарным компасом, ограниченным запасом пищи… Хотя после изобретения каши из сосновой коры проблема потеряла остроту, да и река, по поверхности которой то и дело расходились круги кормящейся рыбы, обещала не дать помереть с голоду.
Но какова насыщенность лесных тропок патрулями? Водятся ли тут голодные медведи или волки? Живут ли вообще люди? Не упрусь ли я в непроходимые болота, скалы или огромные озера?
Может, бросить монетку?
Уже полез было в карман, но вместо этого хлопнул ладонью по лбу. Судьба уже сделала выбор за меня! Действительно, надо быть слепым, чтобы не видеть очевидного.
Реки в этих краях – настоящие транспортные артерии для перевозки грузов: летом по ним гоняют на лодках, зимой – на санях.
Так вот, насколько я вижу, Поньгома – плохая, отвратительная дорога! Промеж каменюк тут можно проскочить разве что на пластиковом каяке двадцать первого века{159}, и то – вниз по течению. Зимой на санях не пролезть, бурлящая лесенка порогов, что виднеется у поворота, гарантированно не замерзнет в лютые морозы.
Значит, меня никто не застигнет врасплох на ночевке или рыбалке, более того, тут неоткуда взяться крупной деревне. При всем том река явно ведет на запад и способна помочь мне миновать болота и скалы.
Не случись битвы с вохрой – я бы наверняка прошел мимо. Глупо рвать по выложенному булыжниками руслу на виду нечаянных путников. Зато теперь, когда сложный и отчаянно опасный участок позади, отступать не просто глупо – преступно!
Пройдя с километр вдоль берега до поворота, я обернулся взглянуть в последний раз на уже далекую трассу Ленинград – Мурманск…
Через мост катились зеленые коробочки вагонов, и ни один из пассажиров не мог даже в дурном сне себе представить, какой девятый вал репрессий захлестнет страну менее чем через десяток лет. Как мало ленинградцев переживет ужасы блокады. Как много русских, украинцев, белорусов, всех советских людей погибнет в дьявольской мясорубке безумной войны.
Предотвратить происходящее могу только я!
Страшный, невыполнимый долг, однако я должен его выполнить.
Нет, не так!
Я просто обязан его выполнить! Любой ценой! Не только ради себя, но – как ни пафосно это звучит – ради них, этих самых людей.
И первый мой шаг на этом бесконечном пути – добраться до Финляндии.
– Ву-у-у!!! – уже в спину мне подтвердил задачу протяжный гудок далекого паровоза.
К вечеру я окончательно уверовал в судьбу. Река настойчиво вела меня на запад и не думала превращаться ни в заболоченный ручей, ни, наоборот, в проходимую на деревянной лодке водную дорогу.
Сперва я опасался засад, несколько раз влезал на деревья, пытаясь рассмотреть дальнейший путь, избегал оставлять следы и без особой нужды не выходил на прогалины. Однако за весь день мне не удалось заметить ни малейших признаков присутствия людей. Наоборот, несколько раз я натыкался на целые поляны, выстланные ковром нетронутой прошлогодней брусники, перезимовавшей под снегом и очень вкусной.
Передвижение нельзя было назвать простым, но все же худшие опасения не подтвердились: непроходимых болот не встретилось, скал не попалось. Обычное поросшее сосной косогорье, местами – бурелом и кусты, и много, слишком много мелкого и крупного скальника.
Часто выручали звериные тропы, но иногда приходилось торить свой путь, все же ботиночная логика заметно отличается от лапо-копытной.
Самым же неприятным сюрпризом оказались заливаемые в половодье долинки, заросшие березняком и кустами. Вроде не особенно глубоко и не топко, но провалиться глубже чем по колено легко, даже с шестом-посохом.
Пришлось приспособить для форсирования подобных преград калоши и всегда мокрые обмотки. То есть неприятно, но жить можно, и расстояние – насколько я считал шаги – удалось покрыть приличное, не менее двадцати километров.
Хотя надо учитывать, что со всеми извивами русла к желанной границе я приблизился в лучшем случае километров на пятнадцать, в худшем – на десять.
На рыбалку я не останавливался: к чему терять время, когда плечи оттягивают продукты короткого срока хранения. Тем более удалось неплохо разнообразить меню на ходу – полдюжины крупных лягушек в перевязанном тряпкой котелке сулили неплохую добавку к ужину. Причем это только то, что само шло в руки.
Единственное, что мне не нравилось, так это погода. Баловавшее все прошлые дни солнце ушло за тучи, температура заметно упала, время от времени накрапывал мелкий противный дождик.
Впрочем, непромокаемая одежда, большой вечерний костер, экраны из трофейного брезента и традиционного лапника, горячий чай да сосновая каша с хлебом и колбасой позволили смотреть на происходящее с немалым оптимизмом. А отдельно приготовленный шашлычок из ошпаренных и лишенных кожи лягушачьих лапок так вообще вызывал ностальгию по иным, куда более благоприятным для жизни временам.
«Пусть пройден десяток километров… – лениво рассуждал я, засыпая. – Осталось каких-то жалких двадцать дней в пути. Пустяк, сущий пустяк!»
Утро второго дня мира «У Великой реки» принесло сюрприз.
Для начала моя путеводная артерия раздвоилась{160}, но кустарный компас и солнце позволили не мучиться с выбором пути более пары минут.
А потом…
Я неожиданно вышел к мосту.
Инстинкт сработал отлично: только спустя пяток минут – издалека и в бинокль – разобрал, что сооружение разрушено до полной непроходимости. Пересекающая мой путь дорога оказалась заброшенной – ни одного человеческого следа как минимум с осени, и вообще, едва ли ее использовали последние пять, а то и десять лет.
Можно предположить, что тут немало ходили и ездили до строительства «железки», однако после ее запуска переключились на более удобный путь.
Из чистого любопытства да надежды – не повернет ли старый торный путь на запад – пробежал с полкилометра в сторону. Увы, дорога явно вела куда не надо, зато на глаза попался полуобрушенный, заросший молодыми березками дом.
Зайти побоялся, да и зачем время терять, а вот мимо остатков поваленных ворот пройти не смог. Особо привлекли мое внимание старые петли – длинные, чуть не полуметровые полосы металла с шарниром на конце, приколоченные библейскими коваными гвоздями к поперечинам из какого-то приличного, поэтому почти не сгнившего дерева.
Подошел, поставил сверху ногу, пытаясь понять, что же они мне так напоминают…
Гафы!{161}
Сколько раз за последнее время мне отчаянно хотелось залезть на удобно стоящую сосну или березу, да только подняться по гладкому стволу на первые пять метров до ветвей было явно выше моих сил. Поэтому приходилось разыскивать более удачное место, терять время, силы, ежеминутно рискуя.
Мысленно повертев в голове конструкцию устройства, я достал топор и быстро вырубил железяки из остатков ворот. Прикинув в руке немалый вес, хмыкнул:
– Пару дней не помешают, а там посмотрим…
На ужин, в дополнение к каше, хорошо пошла парочка гадюк, а может, ужей, не разобрал в точности – длиной чуть меньше метра, чешуйки темно-серые, почти черные, с плохо различимым светлым узором на спине. Зря они решили на моем пути переплетаться в драке или приступе весенней страсти. Мяса под легко слезшей после ошпаривания шкурой оказалось до обидного мало, но хоть какой-то навар в бульоне.
Ближе к ночи резко похолодало, поднялся сильный ветер, затем пошел сильный снег с дождем. Вот никак не ожидал такой подлости от первых чисел июня, но поди ж ты…
Дневная усталость уговаривала меня разбить обычный бивак, зато паранойя заставила вспомнить опыт турпоходов и срочно строить убежище.
Для начала выбрал две сосны-опоры на расстоянии метров четырех-пяти друг от друга. Затем между ними на высоте своего роста устроил конек одностороннего ската-шалаша, приперев горизонтальную жердь к деревьям парой рогулек. Ровно по величине планируемой крыши и на ее месте топором вырезал в лесной травяной подстилке полосы и, зацепив со стороны конька вместе с корнями и почвой, закатал симпатичные рулоны. На освободившемся месте устроил из тонких сосенок односкатную крышу-экран и раскатал на него обратно дернину, разом обеспечив непродуваемую и практически непромокаемую кровлю.
Дальше все как обычно: длинный костер из пары толстых стволов, вдоль него приподнятая на полметра лежанка. Часа три потерял, зато ночью не замерз.
Днем только порадовался за паранойю, благодаря которой я не поддался на соблазн упрощенной конструкции. Снег валил не переставая на ни минуту, частью – таял, частью – сбивался в маленькие сугробики.
Идти по такому покрову – сущее безумие: ведь лес – не шоссе, под белой склизкой кашей не видны камни, ямы и острые сучья. А еще остаются ясные следы, по которым найти меня не составит проблемы даже ребенку.