С подобной позицией крайне тяжело спорить без послезнания. Ведь сам товарищ Троцкий с высокой трибуны провозгласил: «Сменовеховцы подошли не к коммунизму, а к советской власти через ворота патриотизма!»
Как там говорится у классика: «Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад!» Искренне желаю поверившему «смене вех» Михаилу Федоровичу из Кемской пересылки выжить и так же искренне – не дожить до тридцать седьмого. Не думаю, что хоть кто-то из возвращенцев сумел перевалить через эту роковую годину иначе как чудом.
А еще обидно, что для очернения виновных лишь в доверчивости людей Ларионов не пожалел грязи, хотя спорить с ним я не стал. Уж слишком забавными показались метания стоящего на агрессивной позиции «не забудем, не простим» капитана между успевшим набить мне оскомину принципом непредрешения{232} и фактическим содержанием многочисленных съездов, союзов и обществ, существующих преимущественно на деньги монархистов{233}. Хотя практическая разница невелика: и те и другие, по словам Виктора, тщательно готовятся сражаться за Россию до свободы, до конца.
На этом фоне всплыли и другие интересные факты. Оказывается, в изгнании существует не только Император Всероссийский – некий Кирилл I{234}, – но и его маленькая персональная армия в пятнадцать тысяч человек.
И этого мало, горячо разрекламированный Виктором РОВС – Российский Общевоинский союз – имеет до сотни тысяч зарегистрированных членов, обязавшихся «как только – так сразу» встать под триколор знамен и выступить в поход на большевиков.
К этому надо добавить десятки восстановленных за границей военных училищ и кадетских корпусов{235}, сотнями и тысячами выпускающих каждый год юнкеров и кадетов, отчаянных парней, готовых без лишних сантиментов убивать и умирать «за единую Россию»{236}.
– Но где, черт возьми, все эти люди?! – наконец не выдержал я. – С таким бюджетом и кадровым резервом можно не только на Кемперпункт идти, а купить в какой-нибудь Бразилии списанный эсминец и на Соловки замахнуться! А то и на Мурманск, там, говорят, у советских пограничников на плаву ничего, кроме мотоботов, не осталось{237}. Так можно не сотню, а десяток тысяч людей от смерти избавить!
– Мне на предыдущую операцию из «Фонда спасения России» выделили только пять тысяч франков, – после небольшой заминки признался Ларионов.
– Триста долларов?! – пересчитал я в более понятную мне валюту. – А документы? Оружие? Боеприпасы и снаряжение?
– Это на все.
– Да они что, издеваются? – Я не сдержал презрительной гримасы. – Вас же трое было? Задача с учетом полевых тренировок минимум месяца на два. При этом нужно не только хорошо питаться, но и подготовить специальную экипировку, испытать гранаты, мины, освежить стрелковую подготовку…
– Для выполнения святого долга не требуются деньги! – вспылил в ответ капитан.
– Прошу простить, – на всякий случай сдал я назад. – Невольно примерил ситуацию на себя. Один в чужой стране, без друзей и знакомств, револьвер и тот могу добыть лишь через труп местного полицейского.
– Уверен, первый же вечер в клубе все изменит, – не стал форсировать тему Ларионов.
Но я отчетливо видел: обида и недоумение не покинули собеседника. Хотя на самом деле расстраиваться стоило бы мне – организация, с помощью которой я было понадеялся вернуть смартфон, а затем спасти Россию от череды репрессий и ужасов войны, повела себя как минимум непрофессионально.
Мелькнула догадка: «Должно быть, у капитана своих денег куры не клюют, вот и не потребовал больше!»
Как бы его расспросить поаккуратнее, не выказывая себя шпионом?
– Кстати, давно мечтаю разузнать подробности вашего дела в Петербурге.
– Ох, ну конечно же! – Наконец-то лицо капитана украсила довольная улыбка.
Да он же ждал подобного вопроса – ей-ей, давно похвастаться хотел! Выходит, я совершенно напрасно опасался проявлять лишний интерес к его «военной тайне».
– В ту ночь мы перешли черту жизни и смерти… – начал Виктор без всякой раскачки. – Граница на перешейке проходит по речке Сестра, она неглубокая, но быстрая и холодная, с неровным, устланным острыми и скользкими камнями дном… Да ты сам же знаешь, каково оно в наших местах! Нам было жутко и в то же время как-то смешно при мысли о том, что еще вчера мы ходили по улицам европейского города и ездили в такси, а сейчас крадемся по лесным дебрям как майн-ридовские охотники за черепами, сиуксы или гуроны…{238}
В несомненном таланте Ларионова как рассказчика я уже имел возможность убедиться. Но тут он перекладывал действие в слова явно не в первый и даже не второй раз, поэтому картины происходящего разворачивались передо мной в деталях, как живые.
Не прошло и десяти минут, как от ужаса и непонимания у меня буквально начали шевелиться волосы.
Вроде бы к услугам господ белогвардейцев имелись все возможности: реальный боевой опыт – причем как личный, так и соратников-однополчан! – доступны консультации советских перебежчиков, финских охотников, скаутов и пограничников. К их услугам многочисленные магазины и мастерские, где несложно купить, подогнать, изготовить буквально все, что пожелает душа.
Однако в рейд эти «ламеры» пошли без всяких документов!
Ну ладно, не получилось сделать качественную подделку, способную выдержать беглую проверку чекистами, – странно для такой солидной структуры, как РОВС, но пусть, бывает. Однако неужели так сложно для колхозников и постовых дуболомов соорудить полдюжины справок, заверив их придуманными печатями артели балалаечников-маркшейдеров из Вышнего Волочка?
Случайный недосмотр? Да как бы не так! Подобный уровень прослеживается буквально во всем.
Проработка путей отхода? Справились блестяще: «Если что не так – стреляем да бежим!»
Питание? Как у девочек на пикнике: «Захватили немного бутербродов и шоколадку…»
Средства против собак? «Надеялись на проводника…»
Компас? «Взял один, но потерял в первый день, пришлось для обратной дороги покупать новый в Ленинграде…»
Взаимопомощь, действия в команде? «Переходили по скользкому бревну, Дима упал, хорошо, что в тину, а не на камни…»
Единообразное, мощное оружие? Куда уж без него – маузер, наган и парабеллум.
Дисциплина? Нет, не слышали: «На привале Сергей играл с револьвером и случайно спустил курок, но повезло – патрон оказался испорченным…»
Плакать тут или смеяться? Подготовка места и времени теракта восхитительна: добрались до Ленинграда и принялись читать газетную тумбу на предмет подходящего сборища коммунистов. Зачем?! Советская пресса в Хельсинки при наличии денег и времени вполне доступна. Город на Неве участникам перфоманса знаком с пеленок, большевики еще ничего не успели в нем перестроить. Почему не наметить заранее полдюжины целей и ударить сразу, с колес – каждому по своей?
Нет, господам эмигрантам было больше по душе кормить комаров на острове в болоте и чуть не неделю таскаться на пригородном поезде туда и обратно. В три сытые капиталистические ряхи слоняться по улицам – с оружием и без документов, толкаться в трамвае, как будто в триэсэрии запретили извозчиков, покупать еду, спиртное «от страха», да еще вполне закономерно встретить старого гимназического приятеля, а ныне – бравого красного командира.
Самое важное, что у меня не вызывает ни малейшего понимания и симпатии их цель. Надо же догадаться ударить в муниципальное заседание «по вопросу о снижении цен»! Хорошо хоть придурки не убили никого. Простых парней и девчонок с верой в светлое будущее и партбилетом в кармане много.
Неужели так сложно понять: если хочешь справедливости и реального эффекта – кидай бомбы в секретарей ЦК, благо обком ВКП(б) покуда в подполье не ушел. Обычные-то люди чем провинились?
Что в сухом остатке? Непрерывный аттракцион «Слабоумие и отвага»! Немыслимое, выходящее за рамки здравого смысла везение или… Талантливая подстава ГПУ?!
Да какая, к черту, разница!
На два… нет, на три… нет, на пять порядков безопаснее идти в Петербург одному, чем воспользоваться помощью господина капитана. Именно господина – рассматривать как друга и будущего партнера авантюриста-любителя я более не в состоянии.
Между тем мое ошеломленное молчание господин Ларионов истолковал по-своему. Точнее сказать, начал настойчиво вербовать меня в ряды РОВС, расписывая в самых ярких красках силу и мощь главной антибольшевистской силы мира. Удивительным образом не заслужившей внятных упоминаний в учебниках истории двадцать первого века…
Мне же, не иначе как от выпитого бренди, представился огромный полутемный зал, пропахший плесенью и пылью. На стенах портреты: Николай II и толпа его ближайших сановных родственников, сполна нагруженных орденами и регалиями. Чуть в стороне стоят «революционеры»: Колчак, Корнилов и новопреставленный Врангель. Рядом с ними – благообразные, много лет назад поседевшие господа в раззолоченных эполетах перекладывают на столах толстые подшивки советских газет, еще чуть в стороне клерки с погонами попроще строчат записки, диктуют что-то пожилым машинисткам с высокими сложными прическами, кудрявые курьеры в казачьих шароварах то и дело хватают заляпанные жирными коричневыми кляксами сургуча пакеты в желтой навощенной бумаге и убегают с ними прочь…
Белогвардейский штаб ведет на последний и решительный бой с Советами свои многочисленные армии…
В попытке сдержать если не улыбку, то хотя бы смех, я грубовато прервал собеседника:
– Вы всерьез считаете, что большевики суть банда воров и убийц, захватившая власть каким-то невероятным Божеским попущением?
– Именно! Разве не так? – недоуменно посмотрел на меня Виктор Александрович.