СИССИ. Я вас тоже загримирую. Тебя, РЭДЖИ и тебя, УИЛФ.
УИЛФ. Мне бы это очень понравилось. И не только это…
ДЖИН. Видишь, какой нахал. Он безнадежно испорчен.
УИЛФ. А я вам солгал. Тут как-то на днях один меня ущипнул за это место.
РЭДЖИ. Прошу внимания…
Все успокаиваются.
РЭДЖИ. Все вы, конечно, знаете, но я еще раз повторю: опера «Риголетто», музыка Джузеппе Верди, либретто Мариа Пиаве, основано на драме Виктора Гюго «Король веселится». Напомню, что сказал Виктор Гюго, прослушав оперу. Его реакция была иронической. Он сказал: «Если бы я только мог заставить четырех действующих лиц моей пьесы говорить одновременно… я бы достиг точно такого же эффекта». Ну, а теперь к нашему концерту…
Внезапно умолкает, завидев кого-то в саду.
Анжелика!
Высовывает язык, оттягивает уши, показывает ей фигу.
Анжелика! Корова! Ты на меня не смотришь! Анжелика!
Бежит следом за ней. Остальные включают свои плейеры, слушают музыку.
Затемнение
Ранний вечер 10-го октября. Издалека доносится хоровое пение под аккомпанемент рояля. Это «Хор мщения».
Ширма разделает сцену на две половины: одна для женщин, другая для мужчин. Висят пластиковые мешки с костюмами из чистки и четыре сумки. На женской половине ДЖИН. Она в нижнем белье, предназначенном под костюм, читает клавир «Риголетто». На другой половине РЭДЖИ, примеряет костюм герцога. УИЛФ уже в трико, прикрепляет большую толщинку — горб шута. Появляется СИССИ.
СИССИ. Гала-концерт уже начался! Потрясающе! Потрясающе!
ДЖИН. Ты заставляешь себя ждать. Ты обещала загримировать меня.
СИССИ. Сейчас, сейчас! (Кричит РЭДЖИ). РЭДЖИ, как только закончу ДЖИН, начну тебя.
РЭДЖИ. Не надо, СИССИ, я гримируюсь сам.
Продолжает одеваться. Уилф накладывает на лицо резкие мазки, почти гротескные.
СИССИ. Матрона предложила устраивать после каждого номера пятиминутный перерыв.
ДЖИН. Это еще зачем?
СИССИ. Как зачем? Чтобы разгрузить мочевые пузыри. (Гримирует ДЖИН). Знаешь, ДЖИН, а я совсем не нервничаю. А ты?
ДЖИН. Нервничаю. Обязательно. Все великие артисты нервничают перед выходом на сцену. Это дань уважения, которую мы платим публике.
СИССИ. Как-то непривычно выступать, не распевшись.
ДЖИН. А зачем распеваться? Ведь есть фонограмма.
На мужской половине:
УИЛФ. РЭДЖИ, как освободишься, помоги мне пристегнуть горб.
РЭДЖИ. Одну минуту.
Уилф достает из сумки пару бутылок крепкого портера.
УИЛФ. Старина, хочешь выпить?
РЭДЖИ. Спасибо, нет.
УИЛФ. Тогда я выпью за нас. Будем здоровы!
РЭДЖИ. Будем здоровы!
УИЛФ (через ширму). Девушки, ваше здоровье!
СИССИ. Спасибо!
ДЖИН. Ты же не пьешь перед выходом на сцену?
УИЛФ. А вот сейчас выпью. Честно говоря, я всегда выпивал бутылочку портера перед спектаклем; вторую во время антракта, а третью после спектакля. Это придает голосу силу и мощь.
ДЖИН (СИССИ). А зачем же сейчас придавать голосу силу и мощь? Богу одному известно.
СИССИ. ДЖИН, дорогая, сядь поближе к окну. Мне нужен свет.
Джин остается стоять, морщится от боли.
ДЖИН. Еще не хватало, чтобы у меня именно сегодня, так разболелась нога.
СИССИ. Все это нервы. Как говорит доктор Коггэн — психосоматические явления.
ДЖИН. Пусть врачи называют это, как им хочется. Но такой боли никому не пожелаю.
На мужской половине. Рэджи уже в трико.
РЭДЖИ. Давай я помогу тебе закрепить горб.
УИЛФ. Мне нужны новые лямки. В шитье я не силен. Они снова могут оборваться.
РЭДЖИ. Конечно, у вас в доме шитьем и штопкой занималась Мелисса.
Одна лямка обрывается.
Вот черт!
УИЛФ. Я знал, что и здесь напортачу…
РЭДЖИ. Не волнуйся, у меня есть спутница.
УИЛФ. Это еще кто?
РЭДЖИ. Иголка с ниткой. Обычно я воровал их в гостиницах. Но тебе воровать их не нужно. У тебя была Мелисса. (Шьет)
УИЛФ. Будь другом, не говори о Мелиссе.
РЭДЖИ. Она, вероятно, была страдалицей — столько пришлось от тебя потерпеть.
УИЛФ. Почему ты так говоришь?
РЭДЖИ. Потому что все это знали. И Мелисса тоже знала о твоих похождениях, совсем как у герцога Мантуанского в «Риголетто».
УИЛФ. Не было у меня никаких похождений. Тридцать пять лет я был верен своей жене.
РЭДЖИ. Свежо предание, а верится с трудом…
На женской половине:
СИССИ (ДЖИН). Ну вот, я и закончила. Можешь сама себе сделать глаза.
ДЖИН. Дай посмотрю, какая я вышла.
Сисси дает ей ручное зеркальце.
Неплохо. Совсем неплохо, СИССИ.
СИССИ. Теперь я начну одеваться.
Из мешка достает свое платье. Джин «делает» глаза.
На мужской половине:
УИЛФ. Мне никогда это не приходило в голову.
РЭДЖИ. Что именно?
УИЛФ. Что я бегаю за женщинами и изменяю Мелиссе.
РЭДЖИ. Да, таково было всеобщее мнение. А ты подумай, как ты себя вел.
УИЛФ. Меня это мучает, очень мучает. (Отпивает глоток из бутылки). Мелисса…
Молчание.
Врачи поставили ей неверный диагноз. Если бы они только раньше распознали эту болезнь. (Содрогается, пьет). Но в мире нет справедливости. А врачи — сукины дети.
Недолгое молчание.
Я изменял Мелиссе? Это невероятно. (Снова делает глоток). Она была моим самым суровым критиком. Но ей нравилось все, что я делал.
Пауза.
Честно говоря, Рэдж, ведь я просто болтун. И всегда таким был. Сквернословлю, неприличествую. Что на уме, то и на языке. Но подло я никогда поступить не мог. Правда, я достаточно побесился до того, как встретил Мелиссу. Но вот одно есть на моей совести…
РЭДЖИ. Что же?
УИЛФ. Втрескался в одну девицу, сказал ей, что люблю, уложил в постель, она сказала, что любит меня. Но дело в том, что я тогда по-настоящему еще никого не любил, пока не встретил Мелиссу. И тут-то я понял, что верность и постоянство — моя стихия. Правда, в наши дни они не очень-то котируются. Но я вот такой человек.
Молчание.
А ты о женщинах говорить избегаешь. Видно, что сидит в тебе донжуан. Я не ошибся?
Ответа нет.
РЭДЖИ (улыбнувшись). Да, были моменты.
УИЛФ. Расскажи мне со всеми пикантными подробностями.
Рэджи кончает зашивать лямку.
РЭДЖИ. Давай будем мерить. (Надевает УИЛФу толщинку). Мелисса всегда мне казалась самой красивой и достойной из женщин, которых я знал.
УИЛФ. Замолчи, Рэдж. Я больше не настроен болтать. Я должен сосредоточиться, как и мы все.
На женской половине:
ДЖИН (СИССИ). Ну как мои глаза?
СИССИ. Лучше не бывает. ДЖИН, я могу тебе еще чем-то помочь?
ДЖИН (взрываясь). Ради Бога, перестань навязываться со своими услугами! Я этого не переношу!
Обескураженная Сисси умолкает. Джин возится с гримом.
На мужской половине:
УИЛФ. Под мышкой немного жмет.
РЭДЖИ. Лямки надо бы пришить к камзолу.
УИЛФ. Да, конечно. Но сейчас и так сойдет.
На женской половине:
СИССИ (ДЖИН). Я никому своих услуг не навязываю. И я вовсе не добрая. Я просто раскаиваюсь.
ДЖИН. А в чем ты раскаиваешься?
СИССИ. Я вела безнравственную жизнь.
ДЖИН. Ерунда!
СИССИ. Нет, не ерунда.
На мужской половине:
УИЛФ (Рэджу). Вот так лучше.
РЭДЖИ. Надевай вместе с камзолом.
Уилф достает камзол из мешка. Надевает его.
На женской половине:
СИССИ. Кто-то когда-то сказал, что я жаждала страстной любви. Вот почему я всегда была такой ветреной.
ДЖИН. Все мы жаждем любви. И хотим быть любимыми.
Вынимает из мешка платье, его надевает.
СИССИ. Меня рано отправили в Англию, в школу-пансионат. Родители оставались в Индии. Их я почти не помню. Отец — Клайв Робсон, имел чин полковника — у него был очень острый язык. Он умер, когда я кончала школу. Мама была против моего приезда на похороны. Вот я и осталась с теткой Фионой. Нрав у нее был недобрый, она не давала мне заниматься пением. Мама написала, что возвращается домой в Англию… Но она скончалась, прежде чем пароход отчалил от берега. Не могу вспомнить, когда я в последний раз видела своих родителей. И тогда я сказала тетушке Фионе: «Благодарю за все, что ты для меня сделала!» Простилась, и никогда ее больше не видела…
Появляется УИЛФ.
УИЛФ. Ну как?
ДЖИН. Ужасно.
УИЛФ. Слишком большой?
СИССИ. И не только. Ты похож на верблюда, которому хирург неправильно вправил горб.
Уилф возвращается к Рэджи.
УИЛФ. Они сказали, что слишком много горба.
РЭДЖИ. Возможно, они правы. Давай посмотрим еще раз, убавим.
Уилф снимает камзол, оба занимаются толщинкой.
На женской половине:
СИССИ (ДЖИН). Не думай, что я ищу сострадания. Нет, нет и еще раз — нет! У меня была хорошая жизнь. Вот только мужчины были моим несчастьем. Они плохо со мной обращались, но я сама к этому поощряла.
ДЖИН. Также, как и я.