- Сейчас затишье, но вскоре у меня будет много работы. В этом квартале много стариков, после дневного сна они начнут приходить сюда за кофе.
Я завязала передник и встала за стойку. Я нашла работу в Торонто. Я попыталась разобраться, что к чему, не задавая вопросы, и пришлось задать только два – как работает кофеварка и как быть с деньгами.
- Заполняете счет и несете его мне. Как вам эта идея?
Нормально. Люди приходили по одному или по двое сразу, в основном просили кофе или колу. Чашки у меня были вымыты и вытерты, прилавок чистый, по-видимому, я правильно заполняла счета, поскольку жалоб не было. Покупатели в основном – старики, как и говорила женщина. Некоторые разговаривали со мной дружелюбно, говорили, что я здесь новенькая, и даже спрашивали, откуда я. Другие, кажется, пребывали в некоем трансе. Одна женщина попросила тост, я его сделала. Потом я сделала сэндвич с ветчиной. В очереди из четырех человек возникло легкое волнение. Мужчина попросил пирог и мороженое, я нашла мороженое, твердое, как цемент, который нужно долбить. Но мне это удалось, и моя уверенность в себе возросла. Я говорила им: «Пожалуйста», формируя заказ, и «Стоимость», вручая счет.
Во время затишья женщина вышла из-за кассы.
- Вижу, ты сделала кому-то тост, - сказала она. – Ты читать умеешь?
Она указала на знак, приклеенный к зеркалу за прилавком.
Завтраки не подаются после 11:00.
Я ответила, что думала – это нормально, сделать тост, если можно делать тосты-сэндвичи.
- Ну, ты ошиблась. Сэндвичи-тосты – да, десять центов сверх цены. А тосты – нет. Теперь поняла?
Я ответила, что поняла. Я не была столь разбита, как могла бы быть. Всё время, пока работала, думала, какое это будет облегчение – вернуться и сказать мистеру Воргилле, что да, я нашла работу. Теперь я могу поискать собственную комнату, в которой смогу жить. Возможно, завтра, в воскресенье, если аптека будет закрыта. Я думала: даже если у меня будет одна комната, Квини будет куда убежать, если мистер Воргилла снова впадет в безумие. А если Квини решит уйти от мистера Воргиллы (я всё равно считала, что это возможно, несмотря на то, как Квини окончила свой рассказ), благодаря нашим двум зарплатам мы сможем снять маленькую квартиру. Или хотя бы комнату с электрической плитой, туалетом и душем для нас. Это будет так же, как тогда, когда мы жили с родителями, только родителей там не будет.
Я украсила каждый сэндвич латуком и маринованным огурцом. Вот что обещал другой знак на зеркале. Но когда я достала маринованный огурец из банки, подумала, что это, кажется, слишком, и разрезала его надвое. Я как раз вручила мужчине сэндвич, когда женщина вышла из-за кассы и сделала себе чашку кофе. Отнесла кофе в кассу и выпила его стоя. Когда мужчина допил сэндвич, заплатил за него и вышел из магазина, она подошла снова.
- Ты дала тому мужчине половину маринованного огурца. Ты всегда делаешь такие сэндвичи?
Я ответила утвердительно.
- Ты разве не знаешь, как резать маринованные огурцы? Одного должно хватить минимум на десять сэндвичей.
Я посмотрела на знак. Сказала:
- Там ничего не сказано у кусочках. Сказано о маринованном огурце.
- Этого довольно, - сказала женщина. – Снимай передник. Я не потерплю дерзостей от сотрудников, уж этого точно не потерплю. Можешь забирать свой кошелек и убираться. И не спрашивай, где твоя зарплата, потому что мне ты не принесла никакой пользы, а это можешь просто считать учебой.
Седой мужчина снова выглянул, едва заметно улыбаясь.
Так я снова очутилась на улице и шла к трамвайной остановке. Но теперь я уже знала, куда ведут некоторые улицы, и знала, как использовать пересадки. У меня даже был опыт работы. Я могла сказать, что работала за буфетной стойкой. Если кто-то потребует рекомендации, будет мудрено, но я могу сказать, что буфетная стойка была в моем родном городе. Пока ждала, достала список других мест, куда собиралась обратиться, и карту, которую мне дала Квини. Но было уже позже, чем я думала, и большинство мест, кажется, находились слишком далеко. Я боялась говорить мистеру Воргилле. Решила идти назад пешком, в надежде, что он уйдет к моему возращению.
Поднимаясь на холм, я вспомнила о почте. Нашла дорогу, забрала письмо и снова пошла домой. Решила, что теперь он точно ушел.
Но он не ушел. Когда я проходила мимо открытого окна гостиной, выходившего на тропинку за домом, услышала музыку. Квини такое включать бы не стала. Это была сложная мелодия, иногда доносившаяся из открытых окон дома Воргиллы – музыка требовала вашего внимания и звучала долго. Классика.
Квини была на кухне в очередном своем коротком платье и при парадном макияже. На запястьях браслеты. Она расставляла чашки на подносе. Когда я зашла в помещение с солнца, у меня на мгновение закружилась голова, каждый дюйм моей кожи расцветал потом.
- Тсс, - сказала Квини, потому что я с треском закрыла дверь. – Они дома, слушают записи. Он с другом Лесли.
Как только она это произнесла, музыка резко оборвалась и началась оживленная беседа.
- Один из них включает запись, а другой должен угадать, что за мелодия, просто по маленькому кусочку, - объяснила Квини. – Они включают эти маленькие эпизоды, а потом выключают, снова и снова. Это бесит до безумия.
Она начала резать тонкими кусочками деликатесного цыпленка и раскладывать на бутерброды с маслом.
- Ты получила работу? – спросила она.
- Да, но она оказалась не постоянной.
- О, ладно, - похоже, ей было неинтересно.
Но музыка зазвучала вновь, она подняла глаза, улыбнулась и спросила:
- Ты ходила в…?
Тут она увидела письмо у меня в руке.
Она выронила нож и быстро подошла ко мне, сказала мягко:
- Ты зашла прямо вот так, держа это в руке, я должна была тебя предупредить, чтобы ты спрятала это в кошелек. Мое частное письмо.
Она вырвала письмо из моих рук, и как раз в этот момент чайник на плите начал свистеть.
- О, сними чайник, - сказала она. – Крисси, быстрее, быстрее. Сними чайник, иначе он придет сюда, он не выносит этот звук.
Она отвернулась и разрывала конверт.
Я сняла чайник с конфорки, и она сказала:
- Завари чай, пожалуйста…,
мягким озабоченным голосом человека, читающего срочное сообщение.
- В заварочном чайнике? – спросила я.
- Да-да, просто налей воды, там всё измерено.
Она рассмеялась, словно мой вопрос был шуткой. Я залила водой чайные листья, и она сказала:
- Спасибо. О, спасибо, Крисси, спасибо.
Повернулась и посмотрела на меня. Ее лицо покраснело, браслеты на запястьях звенели в изысканном смятении. Она сложила письмо, задрала юбку и засунула его за эластичный пояс своих чулок.
Сказала:
- Иногда он обыскивает мой кошелек.
Я сказала:
- Чай – для них?
- Да. А мне нужно вернуться к работе. О, что я делаю? Мне нужно нарезать сэндвичи. Где нож?
Я подобрала нож, нарезала сэндвичи и сложила их на тарелку.
- Не хочешь узнать, от кого мое письмо? – спросила она.
Я и подумать о таком не смела. У меня по-прежнему было чувство, что комната кружится вокруг меня, хотя она больше не кружилась в физическом смысле.
Я предположила:
- Бэт?
Потому что надеялась, что частное прощение от Бэт могло быть именно тем, что заставило Квини расцвести.
Я даже не посмотрела, что там за надпись на конверте.
Выражение лица Квини изменилось, рот скривился, и она сказала: «Да ладно». Потом к ней вернулась жизнерадостность. Она подошла, обняла меня и прошептала на ухо голосом дрожащим, застенчивым и ликующим.
- Письмо от Эндрю, - сказала она. – Пожалуйста, отнеси им поднос. Я сейчас не могу. О, спасибо.
Прежде чем уйти на работу, Квини зашла в гостиную поцеловать мистера Воргиллу и его друга. Обоих поцеловала в лоб. Меня она одарила воздушным поцелуем и сказала:
- Пока-пока.
Принеся поднос, я заметила досаду на лице мистера Воргиллы, и это не из-за Квини. Но разговаривал со мной с удивительной терпимостью, познакомил меня с Лесли. Лесли – полный лысый мужчина, с первого взгляда показался мне почти ровесником мистера Воргиллы, но потом я к нему привыкла, и, учитывая его лысину, он выглядел намного моложе. Не таких друзей я ожидала увидеть у мистера Воргиллы. Он не был бесцеремонным всезнайкой, с ним было спокойно, он ободрял. Например, когда я рассказала ему, что устроилась работать за буфетной стойкой, он сказал:
- Знаете, это что-то да значит. Вас взяли в первое же место, куда вы обратились. Видимо, умеете производить хорошее впечатление.
О любом опыте рассказывать было легко. Присутствие Лесли всё делало легче, кажется, он смягчал поведение мистера Воргиллы. Словно он оказывал мне сдержанные знаки внимания в присутствии своего друга. Или, возможно, почувствовал, что я изменилась. Люди чувствуют разницу, когда ты их больше не боишься. Он не мог быть уверен, что я изменилась, и не представлял, как это произошло, но его это озадачивало и заставляло быть более осторожным. Он согласился с Лесли, когда тот сказал, что мне удачно удалось избавиться от той работы, а потом даже сказал, что та женщина, похоже, грубая пройдоха, иногда такие попадаются в этих «заведениях на углу» в Торонто.
- И она не имела права тебе не заплатить, - сказал он.
- Думаю, муж должен был выйти на авансцену, - сказал Лесли. – Если он – аптекарь, он – ее босс.
- Пусть лучше сварит специальную дозу, - сказал мистер Воргилла. – Для своей жены.
Не так уж оказалось трудно разливать чай, предлагать молоко и сахар, и передавать сэндвичи, и даже разговаривать, когда знаешь что-то, чего не знают другие, про опасность, в которой они находятся. Вовсе не потому, что мистер Воргилла не знал, что я испытываю что-то еще, кроме неприязни к нему. И вовсе не потому, что сам он изменился, а если и изменился, это потому что изменилась я. Я изменилась достаточно для того, чтобы чувствовать себя почти столь же непринужденно, как с Квини.