- Ладно, что ни делается... - чуть пьяно сказала она, поднимаясь, и торопливо поволокла Мэри из-за стола.
- Э... - повернулась Тыблоко на внезапное бульканье.
Пока мы смотрели, как Чернобурка затаскивает свою добычу в палатку, сапер успел раскупорить вторую и налить себе доверху.
- Хватит, - властно сказала директриса.
- Как скажете, - покладисто согласился тот и задвигал кадыком, вливая в себя сразу все.
- Черт усатый, - недовольно ругнулась Тыблоко, - спать иди.
- А и то верно, - улыбнулся прапор, засунул в рот конфету и удалился во тьму, довольно что-то насвистывая.
Ночь окончательно сгустилась, и за границей света от костров встала густая стена непроглядности. Из нее вынырнула и помаячила у меня на виду Мелкая. Она поглядывала на меня с тревогой, я кивнул ей успокаивающе, отпуская.
- Хорошая девочка, - прокомментировала Тыблоко, внимательно что-то во мне выглядывая.
Я промолчал.
Потом от умывальников в сторону палаток прошли Кузя с Томой.
- Вздул? - Алексеич повел подбородком в их сторону.
- Словесно... - лениво махнул я рукой.
В голове приятно шумело, от бревен тянуло теплом.
- Да тут уже не только вздуть можно, - Тыблоко прервалась, чтобы свирепо хрустнуть соленым огурчиком, а потом многозначительно подвигала толстыми щеками.
- Это всегда успеется, - после короткого молчания миролюбиво сказал я.
Военрук усмехнулся как-то набок и зашуршал очередным фантиком.
Я сидел, торопливо соображая:
"Фактически Лексеич приказал мне Кузю прикрыть, но Тыблоко в курсе..."
- Кто наказывать будет? - я вскинул глаза на директрису.
- О... - протянула она многозначительно и быстро переглянулась с Алексеичем, - а хороший вопрос, да? Хм... Теперь вот даже и не знаю.
Она сложила руки под подбородком и о чем-то задумалась, глядя на жар между бревен. Щеки ее устало обвисли, и я невольно позавидовал таланту Бидструпа9.
- А ты сможешь? - вполголоса поинтересовался у меня Алексеич.
Тыблоко уставилась на меня с неожиданным интересом.
- Охо-хо-хо... - протянул я.
Пришел мой черед щуриться на то, как подергивают сединой рдеющие угли.
Нет, в какой-то мере я ее трудности понимал: если директор берется наказывать, то, стало быть, знает, за что... А хочет ли она это показывать? Ой, и вряд ли... При этом, пока в школе Лапкина, ни о какой гласности наказания речи идти не может - а как можно наказать Кузю негласно?
- Думаю, что справедливое наказание от меня она примет... - протянул я.
- Уверен? - Алексеич придавил меня тяжелым взглядом.
- Ну, в общем - да, - я почесал в затылке и добавил: - Только вот я даже близко пока не знаю, какое наказание будет и справедливым и полезным для нее.
Тыблоко и Алексеич опять коротко переглянулись, и я невольно заподозрил, что что-то я в своей школе до сих пор недоразглядел.
Тут со стороны леса донесся счастливый протяжный девичий визг. Судя по всему, Паштет наконец дорвался до Иркиных ребер.
Тыблоко прикрыла лицо ладонями и обреченно помотала головой из стороны в сторону. Потом отняла руки и прищурилась в темноту.
- Кто там? - ткнула пальцем куда-то в бок.
Я ничего не разглядел, но Алексеич тут же подсказал:
- Армен.
- Армен, - громко позвала Тыблоко, - это ты?
- Я, Татьяна Анатольевна, - и, правда, раздался откуда-то издали голос Армена.
- Кузенкову позови, - голос директрисы налился тяжелым металлом.
Наташа явилась минуты через три. Замерла рядом со столом и всем своим видом изобразила трепетную лань - то грациозное эфемерное создание, что питается лунным светом и пыльцой с нектаром, исключительно с возвышенными мыслями в голове, невинно прикованное к этой грешной земле дурацкими законами Ньютона.
Впрочем, Тыблоко было этим не пронять.
- Кузенкова, - громыхнула она почти ласковым баском, - твою мать... Доскакалась, коза?
Кузя поджала нижнюю губу и посмотрела на меня заблестевшим взором. Я мгновенно покрылся испариной, сообразив. Впрочем, Тыблоко тут же меня и спасла:
- Думала, Василий Алексеевич не догадается? Да он таких умных, как ты, снопами вязал...
Следующие десять минут директриса виртуозно выгрызала Кузе мозг, сходу выбив ее из образа, а следом доведя и до искренних слез, умудрившись при этом ни разу не упомянуть, за что собственно производится эта выволочка. Я пребывал в восхищении.
- Так вот, - наконец, Тыблоко тяжело перевела дух и перешла к раздаче: - Главный виновный тут - Соколов. Да, и не смотри так на меня, Кузенкова! Командир за все в ответе! И я его примерно накажу. А уж тебя, голубушка, будет он вздрючивать! И если мне не понравится, как он это делает, то его наказание удвоится. Все, - она повелительно взмахнула рукой, - кыш отсюда.
Кузя торопливой рысцой исчезла во тьме.
- Рано, - пробормотал я.
- Что рано? - приподняла бровь директриса.
- Рано сказали. Ожидание наказания - само по себе наказание.
- Верно, - покивала она, - но завтра будет некогда и негде, а потом - поздно.
- Тоже верно, - согласился я.
- Ладно, - сказала Тыблоко, завершая разговор, - давай, Андрей. У меня таких коз - целое стадо. Ты уж хотя бы своих вытяни. Я вижу - ты можешь.
- Татьяна Анатольевна, - простонал я, - это и есть ваше наказание? Скажите, что вы пошутили про его удвоение.
- Как знать, - она таинственно улыбнулась и повторила: - Как знать...
Понедельник 8 мая 1978 года, поздний вечер
Ленинград, Литейный пр., "Большой Дом"
Генерал Блеер никогда не забывал, что слово "должность" происходит от слова "должен"; чем выше ты взошел, тем тяжелее долг. Долги положено отрабатывать, да не абы как, а на результат. Есть - отлично. Нет - паши вдвое, и это не обсуждается. Да, порой нужна удача, но если молотить двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю, то она находит тебя сама.
Мужество повседневного труда... Неброское, нешумное. За него ведь тоже дают ордена. Это геройство, пусть и особого, небоевого толка: уйти не вспышкой подвига, но гореть десятилетиями, на жилах, через "не могу".
Впрочем, о подвигах и орденах Владлен Николаевич не думал - не до того было. Своя страна на руках. Надо работать.
А в этот поздний предпраздничный вечер "особой" группе было над чем потрудиться: появились успехи. Именно так, во множественном числе! Поэтому в кабинете у генерала сегодня царило приподнятое настроение.
Пили горячий крепкий чай с лимоном и хрустели вездесущими сушками. Потом порученец занес две больших блюда с бутербродами: прибыл белесый, в мелкие дырочки сыр, пахучая вареная колбаса и, половинками - необычно сочные котлеты.
- Мои, - с потаенной гордостью поведал капитан в ответ на молчаливо задранные брови шефа, - лося на майские завалили под Мгой, двухлетку. Жена ведро накрутила.
Потом он вышел, и разговор по делу возобновился.
- Наглец он, конечно, каких мало... - Блеер шумно хлебнул из стакана и пристукнул по столу кулаком: - Пойти на передачу прямо на Лубянке, под окнами Комитета... Редкостный наглец.
- Это неплохо, - Витольд покивал каким-то своим мыслям, - пониженное чувство опасности, бесшабашность... Такой вполне может и сам нарваться.
- Только ждать мы не можем, - хмыкнул генерал, потом разочарованно цыкнул и воскликнул: - И ведь второй раз ему при оперативной съемке повезло! Как знал, что пленки через неделю смоют.
- Может и знал, - пожал плечами Минцев, - я уже ничему не удивлюсь.
- Знал, не знал... - по привычке проворчал Блеер, шелестя документами.
Перед ним в папке лежала невысокая стопочка листов - результат работы десятков, если не сотен, людей. Никакой удачи, только методичный, хорошо организованный труд.
Письмо, добытое в Риме оперативником Маркуса Вольфа, породило в СССР целую лавину последствий, стоило лишь заподозрить по стилю изложения "Сенатора" в качестве возможного его отправителя. Все было "в масть": и характерная информационная насыщенность текста, и некоторые обороты, узнаваемые даже в переводе с итальянского, а также привычка автора к многоуровневому структурированию аргументации, в результате чего логика изложения достигала в своей убедительности почти математического уровня.
И морщился как от зубной боли Андропов, пытаясь найти способ донести до Брежнева новость поизысканнее, и перо его продавливало бумагу сильнее обычного, выводя на сопроводиловке пакета повелительное "Георгий, ищи СРОЧНО!!!".
Крутили от известной даты доставки послания в Рим: Джулио Грассини созвал срочное совещание кризисного штаба вечером шестого марта, значит, скорее всего, информация выпорхнула из СССР или утром того же дня, или, если взять с запасом, на день-два раньше. Рыли, конечно, по разным направлениям и с перестраховкой, но не заметить спешного утреннего вылета Палумбо из Москвы Комитет не мог.
Версия сразу стала приоритетной. Подняли данные стационарных постов наблюдения, записи телефонных разговоров, и довольно быстро восстановили достаточно немудренные его перемещения по городу в предшествующие дни.
Оставалось понять кто и где...
Искали подозрительных пассажиров из Ленинграда. Оперативники прошлись по билетным кассам и прошерстили корешки. Нудная механическая работа - одна из многих, которую надо было сделать.
Повезло? Да нет, "порядок бьет класс".
Просмотр списков позволил выявить странность: некий подросток Вася Крюков так хотел в тот же день вернуться в Ленинград, что запасся сразу несколькими билетами из Москвы. Собственно говоря, на него бы и так обратили внимание: летающие в одиночку подростки - редкость, но тут сомнений было мало:
- Он! - в радостном азарте хлопнул по списку Жора, - роем, парни, роем!
Зимний пожар в квартире Крюковых, "сгоревшее" свидетельство о рождении, по которому в марте взяли билет? Стопроцентное алиби у подростка на ту дату? Сосед по креслу в самолете уверенно не опознает на фото?
- Конечно, маловероятно, но надо, - сказал тогда Блеер, - отбейте молнии во все кассы и отделения транспортной милиции относительно действий при предъявлении свидетельства о рождении Василия Крюкова. Вдруг сглупит...