Голоса. Да!
- Да!
- Да!
Николай(Тьену). Продолжим знакомство с материальной частью?
Тьен. Становись!
Бойцы выстраиваются.
(Николаю.) Подразделение выстроено.
Николай. Давайте к установке.
Тьен. Напра-во! Занять места!
Николай неслышно для зрителей объясняет и показывает бойцам, что надо делать во время боя. На сцене с цветами появляются три вьетнамские девушки. Они издалека смотрят на все, что происходит возле установки. Одна из них, Чань, подходит к агрегату.
Чань. Товарищ командир, товарищ командир!
Тьен. В чем дело? Вы как здесь появились?
Чань. Мы имеем поручение приветствовать бойцов, проходящих обучение, для того чтобы потом сражаться с проклятыми американцами.
Тьен. Молодец, хорошо выучила речь.
Чань. Я не учила. Я говорю то, что думаю.
Тьен. Значит, хорошо думаешь, если так хорошо говоришь.
Чань. Я просила, чтобы меня с делегацией направили к вам. Я хотела видеть товарища Миня.
Тьен. Зачем ты его хотела видеть?
Чань. По личному делу.
Тьен. У нас сейчас нет времени для личных дел.
Чань. Поэтому я и пришла в составе делегации, чтобы сказать товарищу Миню о том, что ему не надо волноваться по личным вопросам.
Тьен. А кто тебе поручил сообщить ему об этом?
Чань. Я сама решила.
Тьен. А кто ты такая?
Чань. Я его невеста.
Тьен. Что же ты не сказала мне об этом с самого начала?
Чань. Чтобы не отвлекаться на личные вопросы.
Тьен. Ты очень хитрая девушка.
Чань. Я согласна с вами, но, если бы я не была хитрой, я не смогла бы увидеть товарища Миня и не имела бы возможности сказать ему о том, чтобы он не волновался по личным вопросам.
Тьен. Ты очень длинно говоришь.
Чань. Это потому, что у меня скопилось много переживаний.
Тьен. Я вижу, твоя подруга принесла цветы?
Чань. Да. Для каждого бойца вашего подразделения.
Тьен. А откуда ты знаешь, сколько бойцов в нашем подразделении?
Чань. Нам не сказали, сколько у вас бойцов, но сказали, сколько нужно захватить букетов.
Тьен. Умные люди ваши руководители!
Чань. Да, товарищ командир, очень умные.
Тьен. А ваши умные руководители сказали тебе, что надо брать на один букет больше?
Чань. Сказали.
Тьен. Для кого этот букет предназначается?
Чань. Для товарища Хохлова. Я очень устала отвечать на ваши вопросы, товарищ командир.
Тьен. А я устал задавать тебе вопросы. Сейчас я выстрою бойцов, и вы можете вручить им цветы. После этого я разрешу товарищу Миню разговаривать с тобой тридцать минут. За это время ты скажешь ему все, чтобы он не волновался по личным вопросам. (Подходит к Николаю.)
Чань идет к девушкам, Тьен возвращается на площадку. Николай отходит в сторону.
Тьен. Становись!
Бойцы выстраиваются в одну шеренгу.
Смир-но! Вольно! Предоставляю слово товарищу... (Оглядывается.)
Чань(тихо). Чань.
Тьен. Чань.
Чань. Мы принесли вам цветы и желаем больших успехов в боевой подготовке, чтобы вы могли громить проклятых американских интервентов. (Подходит к Николаю, вручает ему цветы.) Спасибо советскому народу за помощь!
Николай. А вам спасибо за привет и за цветы!
Чань(девушкам, с жестом). Вручайте.
Девушки вручают цветы бойцам.
(Подходит к Тьену.) Это вам, товарищ командир.
(С последним букетом подходит к Миню.) А это вам, товарищ Минь.
Тьен. Разойдись!
Часть бойцов расходится, другие возвращаются к ракетной установке.
Минь(Николаю). Товарищ Николай, это моя невеста, санинструктор Чань, которую я очень люблю.
Николай(к Чань). Рад познакомиться с вами.
Чань. А я с вами.
Минь. У товарища Николая осталась в Москве невеста
Николай. Мы еще вместе сыграем наши свадьбы. Правда, товарищ Минь?
Минь. Правда, товарищ Николай.
Завыла сирена.
Тьен. Воздушная тревога!
Минь и бойцы убегают. Все занимают свои места. Воет сирена.
Ведущий(на просцениуме).
Тревога! Тревога во всем мире!
В огромных домищах и маленьких хижинах!
Тревога отмеривает версты и мили!
Тревога в душах, войной обиженных!
Что американцам надо на землях Вьетнама?
Под синим небом, солнцем залитым?!
Там кричат ребятишки:
— Мама! Мама! —
Ползая среди раненых и убитых.
Кто дал право на головы крохам
Сбрасывать бомбы тысячекилограммовые?
Какими векселями оплатят кровь они,
Пролитую на землях Вьетнама?
Мы не можем сказать: — Пусть себе! Спишется!
Все равно, мол, не победить.
Нет! Те, кто дышит, кому еще дышится,
Мира хотят, любить хотят и спокойно жить!
Они думали: ужасом схватят за горло,
На землю кинут в джунгли ребристые...
А вышло: самих страхом расперло
В их городах с мостовыми чистыми,
С их аллеями, парками, стритами,
Маленькими и большими Бродвеями,
Куда в гробах оцинкованных убитые
Летят, в черную пыль развеянные.
Свет гаснет.
Открывается занавес. На сцене — квартира Брайенов в Лос-Анджелесе. Стена, на которой в черной рамке висит портрет Дэвида. В стороне от портрета на стене — боксерские перчатки, на другой стороне — два скрещенных весла. Через черные шторы бьют яркие солнечные лучи. Около портрета в трауре скорбно стоит Элизабет Брайен. Доносится ультрасовременная американская музыка, тихо и глухо, но ее слышно. Мелодия эта будет звучать все время, врываясь, как черная буря, в дом скорби и печали.
Входит Роберт. Останавливается.
Роберт. Мама. Мама.
Элизабет не оборачивается.
Мама.
Элизабет поднимает голову. Оглядывается, прикладывает палец к губам.
Мама.
Звучит мелодия. Элизабет плачет.
(Подходит к ней.) Мама, мама... Не надо... Что же теперь сделаешь? Что теперь сделаешь? Не надо плакать.
Элизабет. Я не плачу.
Роберт. Ты плачешь, мама... Ты все время плачешь.
Элизабет. Я ничего не могу с собой сделать. Ничего...
Роберт. Надо собраться с силами... Жизнь продолжается.
Элизабет. Я устала жить... Я не могу больше так жить... Я не хочу так жить!
Роберт. Мама, мама! Я все бросил. Вылетел первым самолетом, чтобы успеть к похоронам.
Элизабет. Какие похороны?! От него ничего не осталось, ничего, даже пепла... Он кремирован, как ангел, в чужом небе.
Роберт. Зачем он там оказался?
Элизабет. Он не один в этом небе. (Плачет.)
Роберт. Не надо, мама, не надо...
Элизабет. Я не плачу.
Входит Луиза. Роберт и Элизабет замолкают. Луиза подходит к портрету. Осторожно гладит боксерские перчатки, весла...
Роберт. Луиза.
Луиза, не обращая внимания на Элизабет и Роберта, уходит.
Почему Луиза все время молчит?
Элизабет. Она все время молчит... Все время молчит...
Роберт. Она здорова?
Элизабет. А разве есть на земле здоровые люди?
Роберт. Конечно, есть.
Элизабет. Где они? Покажи их мне.
Роберт. Они всюду, мама, и в нашей стране и в других странах. Они всюду...
Элизабет. Я не вижу их, давно не вижу. Я забыла, как они выглядят.
Роберт. Я здоров, мама... Посмотри на меня... Я здоров.
Элизабет. А-а, да... (Пытливо.) Разве ты здоров?
Роберт. Да, я здоров. Я здоров физически и нравственно. И я хочу, чтобы ты была здорова. Я все сделаю для этого. Все! Ты у меня одна. Совсем одна. Самая большая ценность в мире. Ты — просто мое сердце, сама моя жизнь.
Элизабет. Спасибо, мой мальчик, спасибо. Меня как магнитом тянет в эту комнату. Эту комнату так любил Дэв. Здесь его перчатки... Его весла... Ты помнишь его любимую лодку? Помнишь?
Роберт. Ну конечно, мама... Почему же я не должен помнить его лодку?
Элизабет. Лодка затонула. Дэва нет, а весла остались... Крест-накрест, как он сам их прикрепил к стене. (Вытирает слезы.) Идем, мой мальчик...
Роберт. Идем.
Медленно идут к выходу. В комнату входит Чарлз Брайен.
Брайен. Роберт, мне надо поговорить с тобой.
Роберт. Пожалуйста, отец. Я готов.
Элизабет уходит.
Брайен. Все эти дни мы были заняты нашим горем и ни разу не оставались вдвоем. Ты почему-то все время считаешь необходимым быть только с матерью.
Роберт. Ты более спокоен, отец...
Брайен. Я обязан быть спокойней, я мужчина.
Роберт. Я это и имел в виду... А мама так тяжело переносит гибель Дэва...
Брайен. Это совсем не значит, что я легко переношу гибель твоего брата.
Роберт. Да, но мама...
Брайен. Твоя мать всегда была странной женщиной.
Роберт. Она очень любила Дэва.
Брайен. Это не значит, что я не любил Дэва.
Роберт. Отец, к чему все это?
Брайен. К тому, что я хочу знать твои дальнейшие планы.
Роберт. У меня нет никаких новых планов.
Брайен. Ты собираешься вернуться в Москву?