Эммаре нужно было, чтобы оборотень продолжал говорить, и удерживал свое внимание на ней. – Скажи мне сам, - сказала она. – Скажи, как ты убил моего Каломира. Где ты бросил его тело, чудовище?
Оборотень усмехнулся. Его ноги на мгновение стали словно бы жидкими, с легкостью сбросив с себя заклинание Эммары, вызывавшее рост лозы, и он шагнул к ней. За его спиной глаза охранника округлились.
- В тебе нет никакой надобности, - сказал двойник. – Я делал тебе услугу, позволяя сгнить в своем доме. Знаешь, я могу принять твой облик так же легко, как принимаю его. Вижу, мне придется поступить с тобой также, как я поступил с ним. Я убил его, между прочим, его собственным мечом. Вот этим мечом. – Он вынул из ножен меч Каломира.
- Ты похож на него. Но тебе никогда не стать им, Димирский обманщик. – Эммара не смотрела на охранника у двери из страха предупредить оборотня о его присутствии, но она произнесла эти два слова так, чтобы тот их расслышал.
Оборотень изогнул спину, и щупальца вырвались из его спины, когда его плоть начала перестраиваться. Осколок стекла выпал из раны на спине, разбившись о пол. Оборотень направился к ней, занося над собой меч Каломира. У нее уже не было власти призыва элементалей. У нее в запасе было очень мало заклинаний, способных сдержать существо столь изменчивой, текучей формы.
- Если ты убьешь меня, это будет плохо выглядеть, - сказала она.
- Я скажу им, что предательница пыталась сбеж… - начал оборотень, но покосился вперед и рухнул на пол. Не замертво, но неподвижно.
Рыжебородый охранник стоял над ним, держа в руках артефакт в форме вырезанной ветви, предмет, зачарованный заклинанием оглушения. Парень выглядел сильно напуганным.
- Ты поступил верно, солдат Селезнии, - сказала Эммара.
Охранник, нервно моргая, смотрел на распростертого оборотня. – Это не Капитан Каломир.
- Нет. Это оборотень. Похититель лиц. И это заклинание не сможет удерживать его долго. Дай мне свой меч.
- Я… Я не знаю… Я не могу…
- Быстрее! Он убьет нас обоих. Он может даже похитить твое лицо, и убить всех, кто узнает о его тайне.
- Я не могу убить старшего по рангу офицера.
- Он не… - начала Эммара, но, вздохнув, замолчала. – Ладно. Ты можешь помочь мне выйти отсюда? Об этом должна узнать Тростани.
Стражник отпер замок и выпустил ее. Эммара захлопнула дверь за собой. – Сомневаюсь, что это поможет его здесь запереть, но это его замедлит.
Однако, когда она взглянула внутрь через окно в двери, жидкое тело оборотня уже таяло, утекая сквозь мельчайшие щели в полу и скрываясь из вида. У Эммары даже не было времени закричать – его уже не было, и она не могла определить, куда он уполз.
Рыжебородый Селезниец стоял с раскрытым ртом, осознавая лавину новой правды о Каломире, а, следовательно, и о невиновности Эммары. – Я… Мне жаль, что я сомневался в Вас, мэм, - выдавил из себя он.
- Все в порядке, - сказала она.
Охранник склонил голову, на этот раз не из отвращения, но с почтением. – Я хотел бы отплатить за свое неуважение к Вам, Сановница.
Эммара стряхнула домашнюю пыль со своей мантии. – Мне понадобится свидетель при разговоре с гилдмастером.
Джейс раскрыл глаза. Он лежал на галечном берегу реки. Деревья с темной серой корой окаймляли реку, выделяя полосу тусклого неба над водой. Джейс приложил руку к шее, чувствуя оставленные на ней две рваные раны от укуса. Он зажал их ладонью, но кровь продолжала сочиться сквозь пальцы, стекая вниз по руке. Джейс оторвал от плаща полоску ткани, скомкал ее, и прижал к ране, второй полоской крепко перевязав шею.
Джейс встал и прошел вдоль берега. Он не мог вспомнить, сколько времени прошло с тех пор, как он последний раз был на Зендикаре. Это место было ничуть не хуже других, мир, настолько же отличный от Равники, как и любой другой из известных ему миров, которых почти не касалась рука цивилизации. Это был слишком дикий мир для заговоров и интриг, слишком меняющийся для существования постоянных стран и государств. Здесь не было ни гильдий, ни улиц, ни коварных гилдмастеров. И все же, осыпающаяся галька под его ногами напоминала ему выложенные брусчаткой переулки.
Здесь было подозрительно тихо. Камни под его ногами терлись друг о друга, имитируя приятельский разговор, сопровождаемый постоянным журчанием реки. Но эти простые звуки природы были вовсе не похожи на урбанистическую суету Равники. Они вовсе не были похожи на голос Эммары в его голове. Если существовал способ связаться с ней из другого мира, то он ему был не известен. Связь была разорвана. Джейс оборвал ее собственными руками.
Серые деревья расступились, открыв с небольшого обрыва вид на широкую равнину. Пейзаж выглядел так, словно его рвали когтями. Огромные рвы рассекали долину, словно борозды из руин. Почва стала пепельной, зыбкой, безжизненной. Даже каменные глыбы казались изрытыми и пористыми, словно из них высосали все соки.
Он, конечно, не обязан был возвращаться. Если бы он был заперт в Равнике, или если бы какая-то мистическая сила, которой он не смог бы противиться, втянула бы его назад, тогда бы ему не пришлось принимать никаких решений. Но над ним ничего не довлело. Он поправил свою самодельную повязку на шее, сквозь которую уже начало проступать влажное красное пятно. В этом безмятежном мире Равника казалась нереальной, подобной набору ярких картин, которые он когда-то видел в безумном сне. Он опустился на корточки над речной галькой и перевернул прутиком кости чего-то, что он ел, когда в последний раз был здесь. Он задумался, где со временем найдут свой покой его собственные кости, и насколько чужеродными они будут казаться, эти его случайно обнаруженные кости, загадочные в мире, где нет гуманоидов, или, возможно, даже нет костей. В его власти было совершенно ничего не делать, и ни с кем не разговаривать до конца своих дней, и оставить свои чужеродные кости здесь, в этом мире, на этом каменистом берегу реки.
Джейс подумал об Эммаре и мгновенно ощутил соблазн забыть ее лицо. Он не собирался бросать ее, но, видимо, так выживали мироходцы. Возможно, так они препятствовали образованию связей с каким-то одним миром, или каким-то одним человеком. Они всегда оставались отделенными, изолированными, держа свою природу в тайне. Знания о других мирах были бы слишком не понятными для тех, кто был привязан к единственному миру. Жители Равники не желали бы знать, что их собственный мир был всего лишь одной точкой в бескрайней Мультивселенной. В своем роде, Джейс делал Эммаре одолжение. Это был лучший способ заботиться о ней, держа ее на расстоянии вытянутой руки. Если бы он позволил себе желать чего-либо большего, это подвергло бы риску саму его сущность, как путешественника по мирам. Это могло бы выдать, кем он был на самом деле.
Джейс смотрел на противоположный берег реки и пытался услышать свидетельства наличия какой-либо одушевленной жизни. Для его ушей здесь было совершенно тихо, но органами чувств разума, он ощутил след чьей-то мысли, подобный далеким отголоскам, заглушенным ветром.
Джейс приказал себе закрыть разум, и держаться подальше от сознаний, которых он почувствовал, но что-то заставило его потянуться к ним, отыскать их источник. В уничтоженной долине он не видел никого. Она выглядела столь же безжизненно, как выжженный песок. Он прошел вдоль реки и прислушался своим разумом.
Чем дальше он шел, тем сильнее ощущался ментальный фон. Джейс различал обрывки разумных мыслей, нитей разговора. Он распростер свое сознание и нашел их источник – мысли исходили откуда-то из-под земли. Джейс сконцентрировался на одном из разумов, опасаясь, что кто-то мог быть пойман в ловушку под обрушенной почвой. Но в разуме этого существа ощущалась усталость, и тупая боль от постоянного переживания, но безо всякой паники. Это была женщина Зендикаровской расы кор, натачивающая стальной клинок, беседуя со своей семьей. Они все жили в темной, мрачной пещере под поверхностью земли. Ее семья была вынуждена поселиться там с тех пор, как в их мир пришло несчастье. В разуме женщины звучала решительность и навязанное самой себе ощущение надежды, стоящее за постоянным подбадриванием ее детей. Она переживала, что ей не удастся внушить эту надежду детям, и что ими овладеет отчаяние.
Джейс сосредоточился и простер свое сознание к остальным членам подземной семьи. Разумы двух дочерей и сына балансировали на грани уныния, из-за бесконечных недель, проведенных без солнца.
Джейс колебался. Он пытался оставаться отрешенным, старался не связывать себя с еще большим количеством людей, борющихся с невзгодами своей жизни. Но он сочувствовал этой женщине и ее семье, и чувствовал, что дети могли бы пробиться сквозь сложившуюся ситуацию, если бы они смогли перенять силу решительности своей матери. Он вспомнил о том, как он сражался с Рурик Таром, как он открылся разумам всех Груульских воинов сразу, как позволил потоку их общих мыслей хлынуть сквозь него. Он потянулся одновременно ко всем разумам членов подземной семьи.
Сконцентрировавшись, ему удалось это сделать – но это ни к чему не привело. Он чувствовал все их мысли, но они не могли слышать друг друга. Связь была лишь односторонней, от них к Джейсу. Возможно, он сможет сам уйти с дороги, направив их мысли к ним самим. Может быть, он мог бы стать своеобразным мостом и связать их друг с другом напрямую…
Джейс схватился за голову и закричал. Он чувствовал, словно его разум раскалывается надвое, распадаясь изнутри, распускаясь наружу. Концентрироваться на нескольких разумах одновременно было очень тяжело, но проводить мысли семьи сквозь себя, перенаправляя их обратно, в разумы друг друга, разрывало его способности, причиняя дикую боль. Это было хуже ощущения перехода между мирами; казалось, эта форма магии разума, резала саму его душу. Он рванулся назад к своим органам чувств, отделившись от семьи, и каждого члена семьи друг от друга, и спустя несколько долгих ударов сердца, боль утихла.
Джейс стоял, согнувшись, держа руки на коленях и тяже