Лабиринт искажений — страница 4 из 42

Непринужденная беседа довольно быстро превратилась в принужденную, напряжение нарастало, больше всего Алине хотелось расплакаться и убежать. Димитрис, похоже, ощущал что-то похожее, но это его не травмировало, скорее злило.

И когда беседа окончательно иссякла, уступив место негромкому позвякиванию столовых приборов, Димитрис заметил, как в тарелку опустившей голову Алины капнула слезинка. Он решительно отложил в сторону приборы, взял бокал с вином и встал, отодвинув стул.

– Димми, что ты делаешь? – удивленно изогнула бровь Атанасия.

– Я хочу выпить стоя…

– За прекрасных дам? – улыбнулся отец.

– Это чуть позже, папа, а сейчас – за одну даму, самую для меня прекрасную, самую любимую, самую желанную. За тебя, Ника!

Залпом выпил вино, почти силой поднял девушку с места и поцеловал. Не легким чмоком, а настоящим, глубоким и страстным поцелуем.

И Алина поняла, вернее – ощутила, что сказки не всегда врут. И поцелуем можно разбудить спящую принцессу, вернуть ее к жизни. А в ее случае – вернуть уверенность в себе, в Димитрисе, в том, что он ее действительно любит, и рядом с ним ей нечего и некого бояться.

Слезы, нетерпеливо толпившиеся у выхода из глаз, озадаченно переглянулись, понимая, что такая желанная свобода им больше не светит, и придется вернуться в осточертевшие слезные мешочки. Кукситься и плакать их хозяйка явно больше не собирается, во всяком случае, сейчас.

Костас смотрел на целующуюся пару с улыбкой, а вот Атанасия поджала губы. Она понимала, что ведет себя как классическая вредная мамаша, ревнующая своего сыночка к его девушке, но ей было реально обидно. И держать эту обиду в себе она не собиралась, ведь чем больше копишь в себе невысказанных слов, тем глубже на лице морщины.

– Это очень мило, Димитрис, – от голоса Атанасии замерзло все в радиусе трех метров, в зону поражения попала и целующаяся пара, из единого целого распавшаяся на две составляющие, – но можно было и обойтись без намеренного унижения матери.

– Унижения? – озадачено нахмурился Димитрис, покрепче придержав за талию вздрогнувшую спутницу. – О чем ты?

– О твоем демонстративном тосте. Костас, не надо меня толкать под столом, ты же и сам понимаешь, что наш сын повел себя демонстративно вульгарно! Такого за ним раньше не наблюдалось, чувствуется дурное влияние.

– Мама, прекрати, – на щеках Димитриса вспухли желваки. – Сейчас именно ты ведешь себя, как ты выразилась, демонстративно вульгарно, пытаясь в ответ на вымышленную обиду унизить и оскорбить мою будущую жену. Не знаю, что ты там себе придумала, но у меня и в мыслях не было унижать тебя. Оправдываться я не намерен, поскольку не чувствую за собой вины. Вы сами пригласили нас с Никой на обед, но особого радушия и желания общаться мы не ощутили. Зачем вы нас вообще позвали, не знаю.

– Хотели поближе познакомиться с твоей избранницей, – примирительно улыбнулся Костас, но разрядить обстановку не удалось, Атанасию несло:

– Да какая она избранница, о чем ты! – пренебрежительный взгляд в сторону прижавшейся к ее сыну девицы. – Очередное постельное увлечение нашего сына, не более. Сколько их таких было, и сколько еще будет. А вот к выбору жены Димми подойдет разумно, нам нужна невестка из хорошей семьи…

– И с прекрасной родословной? – мило улыбнулась Алина. – Породистая сука?

Как ни странно, прорвавшийся нарыв негатива со стороны Атанасии стряхнул, наконец, с Алины морок испуга и волнения. А может, возвращению к себе самой помог поцелуй Димки, но трястись и рыдать в присутствии его родителей, переживать – понравлюсь ли, больше не хотелось. У нее есть Димка, он защитит и укроет от любой беды, он ведь обещал. Так что наезжать на себя она больше не позволит.

Костас невольно хохотнул в ответ на реплику Алины, Димитрис рассмеялся и поцеловал ее в висок, а Атанасия словно захлебнулась словами:

– Да как ты… да ты… это же…

И неожиданно для всех тоже звонко расхохоталась:

– Молодец! Умеешь кусаться!

Напряжение, грозившее превратиться в разрушительное торнадо скандала и разрыва отношений, удивленно бумкнуло и превратилось в невразумительную тряпочку, как шарик в мультике про Винни-Пуха. Так, во всяком случае, ощутила это Алина.

Тряпочку бесцеремонно забросили в угол и дальше обед стал по-настоящему семейным. Новость о беременности их будущей невестки была воспринята очень тепло, Атанасия обняла девушку и даже прослезилась:

– Ты прости меня, Ника, за гадости, что я тебе наговорила. Сама понимала, что веду себя как ведьма, но – ревность материнская, что поделать. На самом деле я очень рада, что Димми нашел ту, кого искал. – Улыбнулась сыну. – А ведь он не верил, что сумеет полюбить, и даже готов был жениться по расчету.

– По вашему с отцом расчету, прошу уточнить, – усмехнулся Димитрис. – Но давай не будем об этом, я вычеркнул ту историю из жизни раз и навсегда.

– Да, Ника, это я был виноват, – вмешался Костас. – Не подумай ничего плохого про своего будущего мужа, он как раз проявил себя как послушный сын и ответственный мужчина. Ну а в том, что свадьба не состоялась…

– Отец! – немного повысил голос Димитрис. – Я же просил!

– Хорошо-хорошо, забыли.

Больше к этой теме не возвращались, хотя Алине очень хотелось узнать подробности. На ком, интересно, чуть не женился Димка? И почему все же не женился?

А с другой стороны – какая разница? Полюбил-то он ее.

Глава 4

Это было странное ощущение.

Невероятная легкость, свобода, ликующая радость, но в то же время – грусть и сожаление.

Радость – как раз от легкости и свободы, особенно ярких после недавних боли, страха и мучений, после отвратительного привкуса собственной немощи. А еще – она теперь умела летать!

Вот как сейчас – легкокрылой бабочкой вспорхнула под потолок операционной, врачи внизу засуетились вокруг ее тела, подтащили дефибриллятор, снова и снова пытаются запустить ее остановившееся сердце, Михаил Исаакович отдает короткие распоряжения на иврите, а потом переходит на русский, кричит на нее:

– Ну давай, давай же! Не смей уходить! Мы же с тобой почти справились, опухоли больше нет! Не смей! Что я скажу Алексу?!

Алекс…

Прости, я не смогла, не дождалась тебя. Не справилась. Да и зачем я тебе такая? Мне самой жалко на себя смотреть, ужасно похудела и подурнела за время болезни. Похожа на мумию, если честно. И даже хорошо, что ты меня такой не увидишь.

Здрасьте-приехали! Ты, похоже, во всех смыслах подурнела, не только внешне, но и ментально. Забыла, что Алекс тебя именно такую спас, когда ты решила замерзнуть у могилы дочери? Именно такую забрал у почти победившей смерти, каким-то невероятным чудом сумел за полдня оформить все нужные документы и вывезти тебя на частном самолете в Израиль, в клинику доктора Соркина. А потом – как рассказал тот же доктор – сидел у твоей кровати, пока тебя именно такую вытаскивали с того света. Терпеливо ждал, когда ты выйдешь из комы. Не дождался, был вынужден уехать по делам, а ты взяла и очнулась. И сама себе пообещала его дождаться!

А теперь самым бессовестным образом готова сбежать туда, где легко, светло, радостно, где уже полгода ждет тебя Алина. Доченька…

Ей ведь одиноко там, на небесах, она скучает. Слишком рано ей пришлось умереть, когда все друзья и родные еще здесь, на земле. Так что прости меня, Алекс, но я не вернусь…

Там, внизу, у ее тела все еще не сдавался доктор Соркин. На электроды дефибриллятора явно дали максимально возможное напряжение, отрывистая команда, ее тело выгибается под разрядом…

И внезапно она оказывается в какой-то большой, светлой и просторной комнате, судя по обстановке – гостиной. За большим столом сидят незнакомые люди, мужчина и женщина постарше и молодая пара. Все нарядные, веселые, о чем-то говорят на непонятном языке, смеются. Молодыми хочется любоваться – настолько они хороши собой и гармоничны рядом. Видно, что любят друг друга, карие глаза мужчины буквально плавятся от нежности при взгляде на Алину…

Стоп. Алина?!!

Больше ничего увидеть и понять Светлана не смогла, ее затянуло в бешено вращающуюся воронку и вышвырнуло в мерно колышущееся безвременье.

* * *

Снежана и сама не могла понять, почему она так упорно отказывается поделиться с отцом своей догадкой. Что-то мешало, но что именно?

Не хотела подставлять маму? Ведь если объяснить отцу, кто такой дядя Алик, он поймет, что тогда, много лет назад, мама ему изменила. И что, возможно, Алина вовсе не его дочь.

Впрочем, судя по тому, что папа всегда теплее относился к ней, Снежане, вполне вероятно, что он подозревал что-то подобное.

Ну и вот, чего скрывать?

И Снежана решилась. Позвонила отцу, назначила встречу все в том же кафе. И рассказала ему о поездке на Кипр. Он мало что помнила, ведь ей всего три года было. Да и запомнился ей «дядя Алик» только потому, что никогда больше она не видела маму такой сияющей, такой солнечной, такой счастливой. Рядом с отцом она такой никогда не была, он словно гасил внутренний свет своей жены.

– Дядя Алик, значит, – катнул желваки отец. – Что же она не осталась с ним, ведь мамашкин хахаль, судя по всему – частный самолет, личная бригада врачей, безумные деньги за лечение – миллионер.

– Какая теперь разница, пап? Ты ведь тоже, как оказалось, с нами тогда не поехал из-за любовницы.

– Вот только сравнивать не надо! Я, похоже, чужого ребенка растил! – отец раздраженно швырнул чайную ложку на стол, ложка, обиженно звякнув, покатилась дальше и упала на пол.

Поднимать отец не стал, залпом допил кофе, швырнул на стол тысячную купюру и поднялся:

– Все, мне пора.

– Погоди… – растерялась Снежана. – А как же моя поездка к маме? Ты же обещал оплатить!

– Вот пусть дядя Алик тебе и оплачивает!

– Но он мне никто, а ты – отец!

– Я уже и в этом сомневаюсь! – припечатал папенька и, не глядя на дочь, стремительно направился к выходу из кафе.