И из ее жизни – решила для себя Снежана, там же, в кафе, глотая слезы вперемешку с латте. Ведь если задуматься, их с отцом отношения после развода родителей перешли в разряд товарно-денежных, моральной поддержки и тепла от Игоря Некрасова ждать было бесполезно.
Ее, Снежану, все устраивало, и только теперь, анализируя свою жизнь, она поняла, что постепенно стала почти копией отца, поставив свои материальные хотелки выше душевного тепла и безусловной любви родных.
По-настоящему родных ей людей, мамы и сестренки. Да, они часто ссорились, но, если честно, в основном ссоры провоцировала Снежана. А потом с легкостью предала сначала сестру, а потом – мать.
Вернее, продала. Сделав своим жизненным девизом слова из пошлейшей песенки: «За деньги – да».
Было гадко, тошнило от себя самой. Хотелось очистить душу от налипшей плесени, но для этого надо было встретиться с мамой, признаться ей во всем, попросить прощения. Вполне возможно, что подлость с Алькой мама не простит, но рассказать, что сестра жива, а в ее могиле лежит чужая девушка, Снежана обязана.
Когда плесень проникает так глубоко, избавиться от нее очень трудно. Раньше даже дома ради этого сжигали.
Вот и Снежане придется выжигать ее из души, корчась от боли. Ради себя новой.
Для начала надо придумать, как добраться до мамы. Адрес клиники доктора Соркина Снежана нашла в интернете, достаточно было вбить в строку поисковика имя врача и – вуаля, ссылка на сайт клиники. Где и адрес, и телефоны.
Снежана попыталась дозвониться, но поговорить с мамой не удалось, с той стороны вежливый женский голос общаться предлагал либо на иврите, либо на английском языке, русского барышня то ли не знала, то ли не хотела на нем говорить.
Ну и ладно, главное – адрес есть.
Если честно, совсем не главное, главного – денег на поездку – как раз и не было. Где искать мужчину, столько сделавшего ради спасения мамы, Снежана не знала. Да и не хотелось к нему обращаться, от холодного презрения в его голосе тогда, во время телефонного разговора, до сих пор вдоль позвоночника зябко становится.
Она попробовала обратиться к Иннокентию, ведь он, сидя у мамы на шее, вроде деньги копил на «черный день», но лучше бы этого не делала – мужчинку едва не разорвало от возмущения:
– Как тебе такое в голову пришло?! Такая же меркантильная, как и мать! Какое вам дело до моих денег?! Уходи!
Снежана презрительно усмехнулась и, наклонившись к свекольно-красному от злости лицу Иннокентия, негромко произнесла:
– Хрю.
– Что-о-о-о?! – вот умничка, еще и завизжал, как свинья.
– Рох-рох, – кивнула Снежана и направилась к выходу из учительской, где и происходила их задушевная беседа.
– Дрянь невоспитанная! – с трудом, но можно было разобрать в прощальном визге учителя географии.
Снежана шла к своему припаркованному возле школы автомобилю, прикидывая на ходу, где же срочно раздобыть денег на поездку. Времени на продажу квартиры нет, это в любом случае процесс не быстрый.
Приветливо мигнули фары, щелкнул центральный замок, открываясь. Лаково сверкнули на зимнем солнце крылья ее новенькой, ее любименькой машинки. Снежана улыбнулась – красивая все-таки у нее тележка. А потом улыбнулась еще шире.
Так вот же оно, решение! Квартиру быстро не продать, а вот машину – легко. И никому кланяться не надо.
Снежана не стала заламывать цену, и ее любименькая тележка очень быстро сменила возницу. Следующий шаг – оформить отпуск за свой счет на работе, забронировать гостиницу и билеты. И вот – здравствуй, Израиль.
У двери клиники Снежана остановилась – почему-то стало страшно, сердце в груди сначала замерло, а потом бешено затрепетало, словно собралось вырваться из грудной клетки, как пойманная птица.
Кажется, ее даже повело в сторону, во всяком случае, выходивший из клиники невысокий плотный мужчина средних лет поспешил к ней, поддержал и что-то спросил на иврите, участливо заглядывая в глаза.
– Не понимаю, – еле слышно произнесла Снежана.
– Вам плохо? – легко перешел на русский мужчина. Затем всмотрелся в лицо девушки, прищурился, словно обдумывая что-то: – Вы, случайно, не родственница Светланы Некрасовой?
– Это моя мама! – обрадовалась Снежана. – Я могу ее увидеть?
Мужчина не ответил, подумал мгновение, затем решительно взял девушку под локоть и повел в сторону от клиники:
– Пойдемте, нам надо поговорить.
Глава 5
Снежана шла за незнакомцем, ощущая себя буксируемой баржей. Именно баржей, потому что своего управления у нее сейчас не было, оно, управление, самым свинским образом отключилось. Сработал, похоже, защитный клапан, предохраняющий систему от перегорания.
Какую систему? Нервную, конечно. Вибрирующую от напряжения вот уже больше месяца, с того самого дня, когда она в последний раз говорила с мамой по телефону.
Нет, не в последний, не смей даже мимолетно так думать!
Ну хорошо, когда она просто решила позвонить маме, надеясь избавиться от душевной маеты, а стало еще хуже…
А разговор с мужчиной из маминого прошлого окончательно добил ее, пинком сбросив на самое дно колодца отчаяния. Откуда она все эти дни и выбиралась, оставляя окровавленные клочья души на стенах колодца.
Но упорно карабкалась, потому что там, наверху, откуда на дно колодца даже днем приветливо смотрели звезды, Снежану ждала мама.
Во всяком случае, она истово верила, что это именно так, что мама жива, что они обязательно встретятся, и обнимутся, и Снежана расскажет маме обо всем, и о том, что Алина жива – тоже. Мама простит, она же мама! А потом они вместе решат, как им быть дальше.
И как спасти Алинку.
Она выбралась, она смогла, она вот-вот узнает, что с мамой… И вместо того, чтобы быть на пределе внимания, в темпе соображать и четко реагировать, она безвольной баржей тащится следом за незнакомым мужиком!
Вернее, он ее тащит, за руку, как несмышленыша.
А ты что, смышленыш сейчас? Ты как раз тупленыш. Про защитный клапан помнишь? Вот он и отрубил все, что смог – и эмоции, и способность соображать, и силу воли. Увел в анабиоз, укутал в апатию.
Потому что страшно.
Страшно узнать, что все было зря. Что мамы, возможно, больше нет. И она, Снежана, не успела…
К счастью, буксировка баржи продолжалась недолго, симпатичное маленькое кафе уютно устроилось в пяти минутах ходьбы. И в шести – буксировки.
Спутник усадил Снежану за столиком у окна, отошел к барной стройке и вскоре вернулся с двумя чашечками, одну из которых поставил перед баржей.
Баржа криво усмехнулась:
– Дежавю.
– Что, простите? – незнакомец удивленно замер, зависнув в присяде над стулом.
– Все это недавно было: кафе, латте, трудный разговор с отцом. Последний разговор.
Незнакомец опустился на стул, аккуратно пригубил содержимое чашки и мягко улыбнулся:
– Кафе – да, все остальное нет. В чашке не латте, а горячий шоколад, он вам, голубушка, сейчас нужнее – сил прибавит. А то вас скоро ветром сдует. Разговор предстоит не особо трудный и, думаю, не последний. Ну а то, что я не ваш отец, и так понятно.
– Но непонятно, кто вы вообще.
– Меня зовут Михаил. – Мужчина пару мгновений помедлил и продолжил. – Михаил Исаакович Соркин.
– Соркин? – ахнула Светлана. – Доктор Соркин?
– Он самый.
Соркин с явным удовольствием отпил еще, а Снежана замерла тревожным сусликом, пытаясь протолкнуть застрявшие в горле слова:
– Мама… Вы же ее… Операция…
Доктор продолжал наслаждаться шоколадом, ожидая, видимо, пока собеседница справится с эмоциями. Но справиться не получалось, сердце бешено стучало и больше всего сейчас хотелось зажмуриться, как в детстве, когда страшно было. Но нельзя, она ведь давно уже взрослая.
Ну так и не реви тогда, взрослая!
Но непослушные слезы зловредно покатились по щекам, Соркин всполошился:
– Ну что вы, что вы, голубушка! Жива ваша мама, жива! Правда…
Замялся, явно подбирая слова. Но слова, видимо, рассыпались довольно широко, и выбрать в темпе подходящие не получалось. А у Снежаны не получалось ждать.
– Да говорите уже! – сорвалась на крик она.
И плевать, что снова дежавю – на них оглядываются другие посетители. Что он мямлит, этот хваленый доктор! Он же хирург, должен знать, что порой надо не пилить, а отсекать, сразу, не мучая.
– Тише, голубушка, не надо кричать, – мягко попыталась урезонить спутницу Соркин.
Но Снежану несло:
– Я не голубушка, меня зовут Снежана!
– Красивое имя, вам подходит.
– Доктор!
– Успокойтесь, Снежана, – голос Соркина стал ощутимо жестче. – Пейте шоколад, пока он не остыл. Да и орать на меня будет сложнее – не в то горло попадет.
Орать все равно хотелось, клапан сорвало. Но и стыдно стало – на кого ты развизжалась, бессовестная? На человека, который спасает твою мать?
– Извините, – буркнула Снежана. – Я больше не буду.
– Я больше не буду! – передразнил Соркин и рассмеялся. – Детский сад, штаны на лямках! Ладно, проехали. – Посерьезнел. – Теперь о вашей матери. Светлану доставили сюда в очень тяжелом состоянии, я, если честно, не думал, что она выкарабкается. Но ваша мама молодец, справилась. А может, то, что господин Агеластос в первые, самые сложные дни, почти все время рядом был, помогло.
– Агеластос? – озадачено нахмурилась Снежана. – Кто это?
– Алекс Агеластос. Человек, доставивший вашу маму в клинику и оплативший все расходы. По сути, спасший ее.
– Алекс… – Снежана невольно улыбнулась. – Дядя Алик! Он здесь?
– Нет, буквально перед тем, как ваша мама вышла из комы, господин Агеластос был вынужден уехать, что-то срочное. Но им удалось поговорить по телефону. Светлана очень его ждала, надеялась, что он сможет вернуться до операции и быть рядом. Ей нужен был кто-то близкий, она очень боялась…
Снежане послышался упрек в его голосе, но именно послышался, потому что ждала упрека, потому что корила себя сама: