— Я распоряжусь насчет сопроводительного обряда, — пообещал Сестрий. — Ее тело проводят в последний путь.
Лео кивнул.
— Только не по имперскому ритуалу, — предупредил он и добавил то, о чем не мог знать, но понимал со всей ясностью: — Лежать в земле ей было бы неприятно.
По правилам следовало начать расследование, составить официальную бумагу: беглецы беглецами, а поразили карету уже на территории королевства. Но чиновничья волокита подождет до утра, как и вступление в должность командира стражи. Вызвать дух женщины Лео не сможет. Вызвать дух сопровождавшего ее мужчины… это без головы-то? Ну вызовет, и что? Как тот станет отвечать?
— Как угодно, — проговорил Сестрий, — но...
— Сжигайте, — бросил Лео. — Обоих.
«Попробую дозваться через год, когда дух частично забудет отрывание головы», — решил Лео.
Многие подробности забудет тоже, но Лео рассчитывал, что имя матери Кая умерший извозчик воспроизвести сумеет.
«Хотя бы имя, — подумал Лео с горечью. — А там уж я пойму, кто она такая. Уже сейчас ясно, что непростых кровей».
Еще одна душа станет ждать его по ту сторону. Некроманты не умирают от старости. Их убивают, а если это никому не под силу, они просто уходят, когда количество близких и друзей, ожидающих за чертой, значительно превысит число тех, ради кого стоит жить здесь.
«Нашел о чем переживать. Теперь ты занят лет на двадцать минимум», — сказал он с ехидцей себе самому. Малец завозился на руках, устраиваясь поудобнее, хватанул пятерней складку ткани и сжал в крошечном кулачке.
— Я знаю, где найти кормилицу, — Сестрий решил не оставлять его в беде и, пожалуй, Лео ощутил по этому поводу искреннюю благодарность наравне с облегчением.
Ни одна кормящая женщина не подпустит к себе некроманта. Все роженицы и молодые матери — те еще истерички суеверные — в том ветеран был прав абсолютно. Одни верят, будто от подобной встречи у них молоко пропадет, другие — будто прямо в грудях скиснет. А Каю нужно хорошо питаться.
— Я… — у Лео пересохло в горле, — не стеснен в средствах.
— Конечно-конечно, — согласился Сестрий. — Я стану покупать грудное молоко на твои деньги, а когда уеду, найму человека. Он продолжит приобретать молоко и передавать тебе, разумеется, держа в строжайшей тайне, кому оно предназначено.
—Городок маленький, скорее раньше, чем позже все тайное становится явным, — заметил Лео.
— Вот именно, что маленький, — согласился Сестрий, — во многом потому здесь судят людей по их поступкам, а не по цвету дара и не исходя из неких надуманных фанаберий. Сегодня ты спас чьих-то отцов, дядьев, мужей и братьев. Именно это важно. К тому же, граница рядом. Имперский «Свет» для местных прежде всего угроза. Ну так что, идет?
— Идет, — согласился Лео и уже было потянулся за кошелем, когда Сестрий его остановил.
— Позже сочтемся, — сказал он. — Все равно мне передавать тебе дела месяца три. За такую прорву времени и малыш подрастет, и к тебе привыкнут, авось решим проблему.
— Авось, — откликнулся Лео. Спрашивать прямо, с чего это светлый маг решил помогать ему, темному, показалось неловко, да и опасно: спугнет еще.
Лео не привык врать самому себе, потому прекрасно осознавал весь ужас своего положения. Он понятия не имел, что делать с… крохотным куском живого мяса. Будь ребенку лет семь, да хоть три, как-нибудь общий язык найти они сумели бы, но что делать с младенцем?!
— Как что? — хмыкнул Сестрий, и Лео с досадой осознал, что спросил вслух: — Кормить, поить, купать, укачивать, сказки рассказывать, песенки петь, если умеешь, пеленки менять почаще. С такими маленькими обходиться просто, вот как подрастет…
Лео зажмурился до разноцветных кругов перед глазами. К горлу подкатила тошнота — извечный предвестник паники.
— Да вывезешь ты, даже не сомневайся, — заявил Сестрий, посмеиваясь. — Это только поначалу страшно, через недельку-другую втянешься.
«А ребенка не примет никакой приют, — мельком подумал Лео, — от него аурой смерти несет… дай бог каждому. Сильный некромант получится, когда вырастет, если вырастет… — и тотчас мысленно прикрикнул на себя: — Никаких если! Когда».
— Я тебе до конца жизни обязан за вызволение из этой дыры, — говорил тем временем Сестрий. — А еще больше — за то, что этого идиота-лекаря не прикончил. А ведь имел полное право.
— Было б о кого руки марать.
— Вот-вот, вот-вот.
— Он тебе… кто-то? — поинтересовался Лео.
— Родня. Дальняя, но родня, — ответил Сестрий. — Я этого убогого отправлю по-тихому из города подальше: в его родовое гнездо. Давно собирался, благо в лекарях у нас нужды нет: корона хорошо платит врачевателям у границ и в иных опасных местностях, вот те и стекаются поближе к заставам. Что же касается лекаря этого… никто по нему горевать точно не будет. Среди коллег друзей у него нет. Ни одна тетка в его сторону не глядела. Ни семьи, ни детей, ни приятелей даже. Больше ты не только его не увидишь, но даже о нем не услышишь.
Лео пожал плечами.
— Обещаю! — Сестрий, видно, не так понял его жест.
— Да увози ты его, куда хочешь, — сказал Лео.
— Вот и ладненько, — обрадовался Сестрий. — А можно…
— И дело возбуждать не буду. В отставку его определи… по состоянию здоровья. Задним числом.
— Точно! — рассмеялся Сестрий. — Псих и дурак, что на поверку не одно и тоже.
Лео вздохнул и направился к Мрысю, только потом сообразил, что с младенцем на звере, вероятно, будет передвигаться неудобно и опасно. Однако прежде чем в его голову пришла какая-нибудь дикая мысль вроде передать мальчишку Сестрию, Мрысь потянулся к младенцу, а младенец — к большому коту. И вот точно столь маленькие дети не могут и не умеют улыбаться, но Лео ощутил нечто вроде огромной огненной радости, причем не понять от кого из этих двоих больше.
Пять лет спустя
За окнами шел ледяной дождь. Стекла временами дрожали от порывов ветра. В сумрачном свете ненастного дня серым выглядело все: и небо, и дома, и облетевшие деревья, и снег, пусть тот и считался белым. Просто-таки сотни оттенков серого. Промозглая неприятная слякоть. Однако тем уютнее было находиться в доме.
Некромант сидел у камина, вглядываясь в языки пламени. Временами в их глубине проскальзывали синие и зеленые огоньки — словно взгляды неведомых существ, подглядывающих за человеком.
Когда-то Лео говорили, будто ему гораздо более пошло быть стихоплетом нежели некромантом. Слишком много воды утекло с тех пор и ни мгновения Лео не пожалел о своей сути. Сейчас он чувствовал себя именно тем и там, где быть должен — на своем месте. Жаль, не от него зависело остаться ли на границе. На границе, уже год как утратившей свое значение, поскольку великой империи света, как окончательно выживший из ума империус начал именовать жалкий огрызок, оставшийся от его страны, больше не существовало. Совсем.
Вовсе не соседи, у которых, наконец, лопнуло всяческое терпение (бесконечные проповеди вкупе с оскорблениями и требованиями покаяться и изгнать, а лучше убить всех темных магов, в конце концов, властителям надоели), были тому виной. Соседние государства лишь разорвали с империей дипломатические отношения, отозвали посольства и усилили охрану границ. Уничтожали же империю изнутри ее собственные жители. Беспорядки вспыхивали постоянно и неясно по каким причинам. Временами, ночи озаряли отсветы далеких пожаров. Их вполне удавалось наблюдать из пограничных городов. Иногда ветер приносил запах гари.
В империи оставались королевские разведчики. Они докладывали о спонтанно начинавшихся погромах в столице и окрестностях. Казалось бы, беспричинных и не имевших явных лидеров. В людей словно вселялась некая злая сущность, собирала толпу и гнала грабить магазины, лавки и зажиточные дома. Часто, посланные остановить бесчинства охранители закона забывали о долге и примыкали к грабителям и мародерам. Поступали сведения о так называемых «вольных городах», один за другим провозглашавших независимость от столицы, о сектах, в которые собирались самые обычные люди, не имевшие магического дара. Кому они там молились выяснить так и не вышло, зато досконально стало известно о человеческих жертвах, каннибализме и самоистязаниях, творящихся в них. Империя сходила с ума, а весь остальной мир наблюдал за ее агонией, не желая вмешиваться и опасаясь «подцепить заразу».
Любой здравомыслящий и желающий сохранить страну правитель, вероятно, обратился бы за помощью. Объявил амнистию темным магам, призвал на службу хоть кого-нибудь, разбиравшегося в потустороннем. Сам Лео навскидку мог бы назвать нескольких сущностей, морочащих людям головы, и, разумеется, сумел бы их выявить и уничтожить. Для такого рода работы темные маги подходили лучше всего, более того, для нее они и рождались. Светлые скорее сами подпали бы под потустороннее влияние. Однако император закостенел в преступной глупости, слишком уверовал в своего бога и его бесконечную милость. Вместо того, чтобы делать хоть что-то, он заперся во дворце и строчил буллу за буллой. Он успел объявить весь мир клоакой, оскверненной тьмой и недостойной спасения господнего. Он призвал к объединению усилий всех светлых магов империи, чистых душами и помыслами в любви к всеблагому господу, для создания заклятья перемещения. Заполучив его, самые святейшие из святейших уйдут из оскверненного мира в лучший и светлый из миров, в коем господь единый и милостивый правит вечно.
Империя прекратила свое существование за одну ночь, когда с погостов полезли жуткие твари, образовавшиеся из останков некогда похороненных тел. Да, именно похороненных. В отличие от «погрязших во тьме» и «запачканных темной скверной» соседей, покойников сжигавших, имперцы зарывали их в землю, устраивая места памяти на местах захоронений.
А Лео ведь предупреждал, что добром такая «память» не обернется.
В королевство мода закапывать умерших в землю пришла вместе с увлечением верой в единого бога и его светом, который экзальтированные и одиозные совместно с глупцами путали с добром. Если память не изменяла Лео с кем-то другим, а этого обычно не происходило, первый погост на территории королевства появился лет двадцать назад. Мало тогда было тех, кто проникался блеяниями апологетов и пастырей единобожия, швали при королевском дворце просто понравилась идея устраивать склепы и поклонения мертвым попышнее да побогаче дабы похвастаться и пустить дым с искрами в глаза «заклятым друзьям». Потом жадные до денег градоначальники смекнули, что за «покойничий постой» можно брать с наследников годовую плату.