Он не мог допустить, чтобы исчез его род, погибла его семья, одна из самых известных в Париже, последним отпрыском которой он являлся. Нужно было во что бы то ни стало отплыть на этом полуразвалившемся корабле, которым командовал капитан, похожий, скорее, на пирата, — знакомый Шарля, кузена Жака, уплывавшего вместе с ним на том же судне.
— Сможет ли эта развалина пересечь океан? — спросил Жак с тревогой.
— Да она вот уже десять лет ничем другим не занималась. И всегда преодолевала любой шторм и любую опасность. Моя «Шарлотта» никогда не предаст, уверил капитан. — Однако еще помолиться не помешает, — добавил он снисходительно.
Жак повернулся и посмотрел на жену Анн и дочь Жаклин. На их лицах еще не изгладилось страдание от этого поспешного бегства. Они вынуждены были бросить родной и прекрасный парижский дом. Жак расстался с любимыми книгами, со своей типографией, с рукописями самого Кальвина, унаследованными от отца. Со всем своим миром. Миром, который оказался навсегда потерян и уничтожен после той кровавой ночи. Рухнуло все.
Только ради Анн и Жаклин он сделал этот выбор — он предпочел биться как лев, чтобы выжить. И теперь спасался бегством, чтобы сохранить семью и веру — веру тех, кто был зверски убит в Варфоломеевскую ночь лишь за то, что принадлежал другой Церкви, не подчинявшейся Риму.
В ту ночь Жак потерял почти всех друзей. Он отважно сражался и убил немало католиков. Перед глазами у него стояли лица погибших близких и сраженных врагов, в ушах звучали крики невинных жертв и мольбы умиравших противников.
Париж, буквально утопавший в крови, превратился в ад. Там не осталось места для него и его семьи. По Сене, поменявшей свой цвет, плыли трупы. Это был конец всему.
Немногие уцелевшие после бойни собрались на холме Шаронн, на востоке столицы, чтобы решить, что делать дальше. Оттуда Жак впервые взглянул на Париж с ненавистью.
— Мы во всем ошиблись, Ален, — сказал он своему другу Фуко. — Нельзя силой принудить верить. Чтобы победить тьму, нужно обратиться к сердцу врага, понять, насколько он подобен нам.
— Но католики всегда преследовали нас, Жак. Нельзя было больше терпеть.
— Нет, Ален, следовало все делать иначе. Сейчас они поступили с нами так же, как мы поступали с ними в завоеванных городах. Помнишь, три года назад в По, именно в день праздника Святого Варфоломея, что мы сделали?
— Нас вел Бог, мы были лишь орудием Его желаний.
— Именно здесь мы ошибаемся, Ален. Я видел смерть и в глазах моих собратьев, и в глазах моих врагов — в них не было Бога, никакого Бога. Это были только люди, выбравшие зло и сделавшие это почему-то во имя Бога. Звучало лишь имя Божье, но Его самого там не было. И я не думаю, что Он благословил все то, что я видел. Там царствовали ненависть и стремление подавить другого, властвовать над ним.
— Учти, Жак, пути Господни неисповедимы, и нам неведомы Его планы, и понять их можно только в самом конце. Спасение и проклятие живут вместе в этом мире, а нам предстоит построить Божье Царство на земле. Это наш священный долг. Но именно его исполнение нам хотят запретить.
— Я больше не верю, Ален. Не верю в наше предназначение. Божье Царство не может быть построено на людской крови. Я решил уехать, покинуть Францию со всей семьей. У меня есть кузен в Нанте, он собирает людей, чтобы пересечь на корабле океан и отправиться в Новый Свет. Там уже живут наши собратья-французы, которые строят новые города, и там, надеюсь, я начну снова верить во что-то светлое.
— Верить в Бога и в Его волю?
— Нет, Ален, верить в человека и в возможность его спасения. Только в это. Это единственный путь.
Ален долго смотрел на него, потом с недоверием покачал головой:
— Просто ты сейчас в тумане от всего виденного и пережитого, как мы все. Наши братья уже завтра отправляются защищать Наварру.
Жак даже не пытался отвечать другу Фуко. Пожал ему руку, обнял и молча удалился. Он должен был приготовиться, чтобы в тот же день отправиться с семьей в путь — долгий и опасный, ведущий в новый, незнакомый мир.
Корабль отчалил, и теперь вокруг было только море. Вода, которая будет их окружать днями и днями. Вода, в которой они смогут омыть кровь, запятнавшую не только их одежду, но и их самих, их души и мысли. Жак обнял свою дочь Жаклин. Девочка уже освоилась и бегала по палубе. Это была его надежда, так же как сын, которого Анн носила под сердцем. Ее положение делало путешествие еще более опасным, но другого выхода не оставалось. Жак приблизился к жене, храбро переносившей выпавшие на их долю испытания:
— Как ты себя чувствуешь, Анн?
— Ничего, Жак. Немного устала, да и переживала до последней минуты. Все произошло так быстро…
— Не беспокойся, вот увидишь, все будет хорошо. Мы сможем начать все сначала в новом мире.
— Но я думаю о тебе, вижу, что ты неспокоен, — ответила она, сжимая его руку.
Жак быстро прикинул, сказать ли жене о беспокоивших его мыслях или нет. Как встретит их этот новый мир? Что там с ними произойдет? О земле, где они надеялись пустить корни, говорили разные вещи — как сказочные, так и чудовищные. Но сейчас они уже в открытом море. Мысли и надежды устремлены к этому континенту, о котором достоверно известно лишь недавно придуманное для него название. Они мечтают построить праведное и справедливое общество. Да, праведное и справедливое.
— Нет, Анн, все в порядке. Я просто устал, но это пройдет. И все будет хорошо.
Три месяца спустя. Атлантический океан
Нетерпение нарастало. В подзорную трубу Жак осматривал горизонт в надежде наконец-то увидеть землю. Казалось, она не появится никогда.
Анн была измучена бесконечным плаванием. В последнюю неделю у нее поднялась температура, и Жак боялся за жену. Врач, плывший на корабле, не мог ничего сделать, ее состояние не улучшалось, а страх за будущего ребенка усугублял ситуацию. Каждую свободную минуту Жак находился рядом с женой, старался отвлечь-от грустных мыслей, чтобы тревога не ухудшила ее положение. Он занимался и дочерью, взяв все заботы на себя. В остальное время, как и все на корабле, участвовал в работе, которая никогда не кончалась. Когда удавалось, разговаривал с кузеном, но не выдавал ему своих тревожных мыслей, лишь с жадностью слушал его рассказы, пытаясь понять, какая судьба ожидает его семью.
Они должны были присоединиться к группе людей, достигшей берегов Америки несколькими годами ранее и обосновавшейся в местах с теплым климатом, уже достаточно освоенных, в устье широкой реки. Там была основана небольшая колония. И там, по уверениям кузена, они будут жить безбедно. Наладят торговлю специями и золотом, как это уже сделали многие обитатели этого материка.
Но не перспектива обогащения волновала Жака. Он мечтал о совершенно других ценностях — о природе, роскошной, с невиданными деревьями и цветами, с незнакомыми запахами и яркими красками, со сказочными животными. О совершенно другой атмосфере, наполненной ощущением свободы и возможностью реализовать свою мечту. Он слышал, что солнце там по-особому освещает землю, вызывая бурное цветение и невероятно быстрый рост цветов и фруктов невиданных в Европе форм и размеров. Наслушавшись этих историй, он спешил к жене, чтобы рассказать ей об ожидающих их чудесах, которые они скоро увидят собственными глазами.
Но в подзорной трубе продолжала отражаться только бесконечная синь моря. Кузен уверял, что уже скоро они приблизятся к островам, а сразу после этого доберутся до земли обетованной. Нужно потерпеть еще несколько дней, может, неделю. А потом для Анн все станет легче, и она выздоровеет. Шарль уверял, что в колонии есть прекрасный врач — в свое время он был вынужден покинуть Францию, потому что его обвинили в колдовстве. Он точно сможет вылечить ее.
— Увидишь, он сразу поставит Анн на ноги. Мне говорили, он лечит и местных жителей, которые преклоняются перед ним, как перед божеством. И живут там все в полной гармонии.
Гармония. Невозможно представить, что она может существовать где-то на земле. После того, что Жак пережил в своей стране, и не только там… Войны, кровь, страдания, стремление подавить человека, навязать ему свою волю и веру, заставить подчиниться и превратить в раба. Гармония. Место на земле, без войн и боли, где каждый может жить свободно, согласно своим взглядам, вере, принципам, равный среди равных, обогащенный общением с другими.
Нетерпение нарастало. Хотелось ступить на твердую землю, помочь Анн, чтобы она смогла дать новую жизнь — жизнь их ребенку. В этом затерянном, далеком от Старого Света и цивилизации месте… возможно, именно поэтому сохранившем еще целостность и гармонию.
Еще месяц спустя. Новый Свет
Корабль бросил якорь в заливе, они выгрузились из шлюпок, оставили их прямо на берегу, а сами двинулись в путь и шли уже несколько часов. Анн, жена Жака, была все еще не в состоянии передвигаться, и ее несли на сколоченных на скорую руку носилках. Жак приглядывал за ней, одновременно стараясь приободрить всю группу. Они продолжали двигаться вдоль берега моря, казалось уходившего в бесконечность. Неожиданно вышли на гряду, которая, прорезая воду, постепенно превращалась в длинный и узкий полуостров.
— Лучше держаться воды, — сказал Жак, догнав кузена.
Он всерьез опасался, что на них нападут аборигены. Шарль, имевший собственные взгляды на будущую жизнь и заранее вооруживший своих людей, принялся успокаивать Жака:
— Не переживай, все нормально. Перед отъездом я встретился с одним перевозчиком, и он рассказал мне об этой дороге: «Это словно пересечь Красное море. Воды разделятся, и вы найдете правильный путь». Тогда я ничего не понял, но сейчас вижу, о чем он говорил. Нет никакого риска. А даже если есть, мы рискуем лишь своей жизнью, которая сейчас все равно ничего не стоит, не так ли, кузен? Я всегда считал, что ты — пропащая душа, из-за твоих книг и философствования. Слишком много думать — вредно. Ни к чему хорошему это не приведет, только отравит жизнь.